Журнал «Стратегия России»

В.А.Никонов

Об однополярном мире высказался президент Соединенных Штатов Барак Обама. Он первый американский президент, употребляющий понятие «многополярный мир» применительно к современному мироустройству, и через эту позицию во многом смотрящий на положение в мире. Многополярный мир реально существует. Однополярным он был в начале XXI века.

Сейчас, я думаю, и в самих Соединенных Штатах, и за пределами США понимают, что новые растущие центры силы являются во многом и двигателями мирового развития. Соединенные Штаты, конечно, по-прежнему единственная сверхдержава, но не единственная держава. Их уже достаточно много. Кроме того, наблюдается новая динамика, подъем гигантских экономик Китая, Индии, что делает мировой ландшафт совершенно иным. В 2011 году впервые с начала XIX века на развитые страны пришлось меньше половины мировой экономики. Развивающийся мир завоевывает все более серьезные позиции и в мировой экономике, и в политической жизни, и в деятельности международных структур. Поэтому, конечно, мир не однозначен.

Я бы тоже покупку «Мерседесов» не относил к элементам однополярности. Тем более что «Мерседесы» производятся в Германии, а не в Соединенных Штатах Америки. И главные проблемы возникли не в связи с однополярным моментом. Эти проблемы поставил Евгений Федоров: развитие национального капитала, создание крупных национальных частных корпораций, становление национально ориентированной элиты. Это очень важные проблемы, которые нам еще, к сожалению, предстоит решать.

У меня была возможность поинтересоваться у Владимира Путина, как он относится к иностранным инвестициям. И он сказал: есть два вида инвестиций — хорошие и плохие. В качестве примера плохой инвестиции Путин привел сделку по покупке British Petroleum компании «ТНК». Это была сделка в 8 миллиардов долларов, но она стала соглашением между двумя кипрскими оффшорами, что не нашло даже отражения в российском бухгалтерском учете. Это пример плохой инвестиции. А в качестве как раз хорошего примера Владимир Путин привел деятельность компании «Форд», которая пришла на российский рынок, построила завод и производит машины. Добавлю компанию «Эксон-Мобил», которая работает у нас весьма успешно.

Поэтому решения проблем глобального управления становятся все более ответственными, взаимодействия между странами в экономической и политической сфере строятся все более разнообразно и диверсифицированно. Обсуждение подобных проблем, я думаю, позволит нам прийти к лучшему пониманию того, как управлять. Особенно нам, российским специалистам: как управлять великой страной, как повысить конкурентоспособность государства.

Выступление Майка Макфолла, посла Соединенных Штатов Америки, было выдержано в очень осторожных тонах. Во всяком случае, не было обычной для Соединенных Штатов уверенности в том, что их институты, их модель работает безупречно.

Напомню его тезисы. Первое: институты имеют значение. И мы согласны с тем, что институциональная среда, институциональная основа государства является самым главным, что обеспечивает нормальное функционирование общества.

Второй тезис: открытые институты функционируют лучше, чем институты закрытые. И мы, чем дальше, тем больше в этом убеждаемся. Действительно, открытые институты управления функционируют более эффективно, создавая оптимальную среду, в том числе для экономического развития.

Третий тезис: мы не знаем, какие институты и в какое время наиболее важны. И это большой вопросительный знак. Какие институты и в какой мере должны быть использованы в тех или иных ситуациях?

И четвертый тезис: отсутствуют крепкие теории, которые могли бы нас навести на правильные схемы государственного управления.

То есть сейчас в мире такая общая тенденция: вызовов слишком много, а ответов на них — безусловных — просто не существует. Мы находимся в поиске тех ответов, которые могут двинуть человечество в качественном отношении вперед.

Итак, в первую очередь управляемость. Это, конечно, проблема институциональная. Но какие нужны институты и когда? Для меня ответ очевиден. Институты имеют значение, но очень важно, чтобы эти институты существовали длительное время.

Я считаю, одна из главных проблем российской государственности, российского управления как раз заключалась в том, что в течение ХХ века мы пережили несколько революций, шесть раз принимали новую конституцию и страна никогда долго не жила по одним и тем же правилам. В свое время я как-то смеялся над моими американскими коллегами: у них на здании национальных архивов написано, что это здание возведено, чтобы символизировать вечность американских государственных институтов. Какая вечность? Штатам всего двести лет! Но американские государственные институты существуют действительно вечность по сравнению с нашими. Последней российской конституции нет еще двадцати лет. И уже мы начали ее изменять, звучит все больше голосов: давайте примем другую конституцию или внесем поправки, изменяющие институциональную среду.

России нужны длительное время функционирующие институты. И это также в значительной степени вопрос политической стабильности. В свое время Столыпин сказал: «Дайте нам двадцать лет мирного спокойного развития, и вы не узнаете Россию». Двадцать лет нам тогда не дали, началась Первая мировая война, революции. Питирим Сорокин писал в «Социологии революции», что любая революция отбрасывает страну в развитии, особенно в экономическом, резко назад. Все это верно и для современного мира. Мы можем это увидеть на примере постсоветского пространства. Сейчас ВВП на душу в странах, которые пережили революцию, очень разный. В Грузии, Молдавии, на Украине ВВП на душу населения в 3—7 раз меньше, чем в России, Белоруссии или Казахстане.

Очень важно то, о чем говорил Николай Яковлевич Петраков. О стратегическом планировании, о стратегичности политического курса, о временном горизонте планирования политики, чего, к сожалению, у нас в последние десятилетия практически не было. Горизонт планирования в 1990-е годы составлял один год, но это было и то много, потому что планирование осуществлялось на более коротких временных горизонтах.

Сейчас стратегический уровень повышается. Была разработана в свое время «Стратегия-2020», которая, к сожалению, не была реализована в связи с началом мирового экономического кризиса. Но то, что стратегичность востребована, говорят и предвыборные статьи Путина, и довольно серьезная аналитическая работа, которая сегодня ведется в стране.

Работая в комитете Государственной Думы по бюджету, общаясь с представителями Министерства экономики и Министерства финансов практически в ежедневном или еженедельном режиме, я не вижу у них стратегичности. Бухгалтерский подход к нашей экономической политике, который критиковался в последние годы, на мой взгляд, продолжает сохраняться. Отсюда мой призыв к участникам конференции, особенно к российским участникам, к нашим преподавателям: надо участвовать в экспертизе и в бюджетной политике, и в разработке бюджетной политики, поскольку это именно то направление, которое я курирую в Комитете по бюджету.

Исключительно важна гибкость политической системы, которая позволяет направлять и протест, недовольство в рамки легитимного политического процесса, и создание современной системы, основанной на сетевых управленческих принципах, нежели вертикальных, о чем так убедительно говорил Вячеслав Евгеньевич Пазгалев.

Безусловно, для нас очень близкая и важная тема — подготовленный управленческий класс, который обеспечивает конкурентоспособность государства. К сожалению, у нас, и вы знаете, предмет «государственное управление» появился совсем недавно, он еще моложе, чем действующая Конституция Российской Федерации. Тогда как в развитых странах школы управления — schools of government, public administration — были активны уже на протяжении десятилетий, а где-то существуют более чем столетие.

У нас, к сожалению, управленцы, получившие профессиональное образование, до сих пор составляют, по моим оценкам, от 1 до 2 процентов управленческого класса Российской Федерации. Идея, что кухарки могут управлять государством, к сожалению, оказалась весьма и весьма живучей.

Назначение по заслугам — merit system — сделало многие страны очень конкурентоспособными. И нам нужна система квалификационных экзаменов, которая, я думаю, у нас работала бы, если бы кто-то мог еще провести чистые квалификационные экзамены. Например, экзамены по конституции, по русскому языку. Я считаю, что именно система назначения по заслугам, которая составляет ядро конфуцианства, сделала Китай великой страной, которая на протяжении последних тысячелетий всегда производила более, чем треть мирового ВВП, за исключением XIX и ХХ веков, которые были некоей аберрацией, вызванной опиумными войнами. Такая система, основанная на выдвижении таланта, исключительно важна для конкурентоспособного государства.

Следующий компонент конкурентоспособности — это чистые суды, правоохранительные органы, о чем сегодня говорили очень многие. Без чистоты правосудия не работают стимулы, связанные с собственностью. Когда суды и правоохранительные органы выступают в качестве инструмента передела собственности, естественно, конкурентоспособность резко падает. А если закладывается коррупционная составляющая в цену товара, то она делает товар гораздо менее конкурентоспособным. Например, работает авиационное сообщение уже несколько лет между Череповцом и Москвой, и билет до Череповца стоит в два раза дороже, чем от Москвы до Кельна. Это происходит во многом из-за коррупционной составляющей в структуре авиаперевозок. Понятно, это не повышает конкурентоспособность российского государства, российского бизнеса за исключением тех людей, которые участвуют в коррупционных сделках.

Исключительно важна тема, которую заострил Евгений Федоров. Это тема национально ориентированной элиты. У нас действительно нет крупной частной промышленности. Все наши крупнейшие частные предприятия зарегистрированы в оффшорах. Они и налоги платят неизвестно где, и у руководителей таких компаний деньги, дети, отдых — не в России. Как и мысли. Здесь — место для работы или поле для охоты. Поэтому национально ориентированную элиту предстоит вырастить. Нам, всем присутствующим в этом зале. Как известно, Англия выиграла войну на лужайках Итона. И нам нужны свои Итоны, которые бы воспитывали именно национально ориентированную элиту, а не просто образованных людей.

Конечно, конкурентоспособное государство должно обладать дифференцированной экономикой. Россия пока что — нефть и газ. Андрей Макаров совершенно справедливо заметил, что при всех разговорах о модернизации доля нефтегазовых доходов в бюджете Российской Федерации продолжает расти, причем стремительно. Сейчас она перевалила за 50 процентов. Конечно, в этом не только вина государства, но и вина или наше счастье — высокие цены на нефть. Они растут быстрее, чем наше национальное производство или высокотехнологичные отрасли российской экономики. Но, тем не менее, это огромная проблема — зависимость на 60 миллиардов рублей от одного доллара цены на баррель нефти. Здесь кроется колоссальная уязвимость Российской Федерации. Как Америка оказалась уязвимой из-за того, что ее экономическая система слишком полагается на финансовый сектор. Накануне кризиса 60 процентов корпоративных прибылей пришлись на финансовый сектор, что явилось одной из причин и мирового экономического кризиса. И наоборот: опыт Китая показывает нам, какую роль может иметь реальный сектор в экономике. В Китае уже производится больше 90 процентов мировой промышленной продукции. Это то, что мы забыли. И ясно, что наша модернизация должна сопровождаться не только инновационными прорывами, но и какой-то деиндустриализацией, потому что иначе эти инновации некому будет применять или реализовывать.

Мировой экономический кризис и европейский кризис показывают и такую важную экономическую предпосылку конкурентоспособности, как государственный суверенитет и возможность проводить суверенную экономическую политику, гибкую финансовую политику. Европейский Союз попал в очень серьезную ловушку, которая появилась из-за того, что при общей координации финансовой политики не было координации политики экономической. И как из этой ловушки выйти, пока непонятно. Выходить можно либо к Соединенным Штатам Европы, создавая надгосударственные институты экономического регулирования, к чему страны не готовы, либо, наоборот, распуская еврозону, на что Европейский Союз тоже не пойдет. Это действительно ловушка. А что такое свобода экономической и финансовой политики для государства? Это возможность девальвировать валюту, это возможность печатать деньги, чего лишены страны Европейского Союза. Греция с явно переоцененным для нее евро просто не выскочит из этой экономической ловушки.

Исключительно важный фактор — конкурентоспособная по цене и качеству рабочая сила. Мы в какой-то мере осуществили свой экономический подъем, потому что у нас была дешевая рабочая сила. Теперь этого уже нет. Китай сейчас теряет конкурентное преимущество, потому что рабочая сила тоже растет в цене. Сохраняется и проблема качества рабочей силы. К сожалению, наша качественная рабочая сила, лучшие мозги — Федоров об этом говорил — очень часто готовятся у нас для того, чтобы работать за границей. Отсюда огромные проблемы, связанные с миграционной политикой, о чем говорил представитель миграционной службы. Проблема возвращения не только мускулов и приобретения мускулов, но и возвращения и приобретения мозгов. Это колоссальная проблема — комплексная, но решаемая. В Силиконовой долине, в ЦЕРНе с андронным коллайдером говорят по-русски. То есть мозги у нас есть, и они абсолютно конкурентоспособны. Российские вузы готовят вполне конкурентоспособных специалистов, но эти специалисты работают, к сожалению, не дома. А почему они не приезжают в Россию — вопрос не денег, это вопрос общей среды, востребованности, безопасности. То есть, решая одну задачу, мы одновременно должны решать целый комплекс задач.

Проблемы, связанные с инвестиционным климатом. Все говорят, что у нас он плохой, все рейтинги ставят нас очень низко по инвестиционному климату. Это, наверное, так. Но инвестиционный климат тоже в огромной степени зависит от управленцев. Возьмем соседние области — Калужскую и Смоленскую. Инвестиционный климат в Калужской области лучший в Российской Федерации. По 100-бальной системе — оценка «сто». Потому что губернатор, представители власти ездят по всему миру, ищут инвестиции, создают условия, просто делают индустриальные площадки с подведенной инфраструктурой, где уже можно возводить промышленные комплексы. И все это работает. Калужская область вышла на самоокупаемость и растет очень быстро. Это одна из самых динамично развивающихся областей Российской Федерации.

Смоленская область совершенно убитая. Никаких иностранных инвестиций, никаких иностранных производств. По одной причине. Потому что руководители никуда не ездят. Наоборот, к ним приезжают — у них географически более выгодное положение, чем у Калуги. Они на пути в Европу. Смоленские управленцы говорят потенциальным инвесторам: о’кей, ребята, приезжайте, только контрольный пакет у нас. Сейчас эта ситуация, я надеюсь, изменится с приходом нового губернатора. И, конечно, деньги должны работать там, где живут люди и где есть проблемы. Об этом Вячеслав Пазгалев говорил очень убедительно. Только 18 процентов средств остается в регионах. Поэтому актуальна проблема реформы межбюджетных отношений, бюджетного федерализма.

Возможность использования преимуществ международного разделения труда — очень большой стимул для повышения конкурентоспособности. С этой точки зрения спорное вступление России в ВТО может рассматриваться скорее как плюс. Это стимул для повышения конкурентоспособности, но при этом, конечно, надо учитывать, что без государственной поддержки значительное количество наших отраслей, которые сейчас не являются конкурентоспособными, не станут более конкурентоспособными. Они просто исчезнут. И поэтому конкурентоспособность — это не просто открытие своего рынка, но и возможность поддержать своих производителей в тех отраслях, которые создают занятость или которые рассматриваются государством как важные. Последние реформы в Бразилии — обнуление социальных налогов для всех отраслей, которые являются значимыми с точки зрения поддержания занятости и национальной экономики. Просто обнуление социальных налогов.

Большой рынок — большой плюс, и с этой точки зрения надо обратить внимание на позитивные тенденции, связанные с созданием Таможенного союза, с формированием Евразийского экономического пространства. Даже критики Путина, даже критики интеграции соглашаются, что это не совсем безнадежный проект. Это действительно важный инструмент расширения рынка и использования преимуществ международного разделения труда.

Сегодня много говорили об умении учитывать передовой мировой и цитировали Ли Куан-Ю. Я тоже процитирую. Вот что он писал: «Общение с иностранцами многому научило сингапурцев. Мы посылали наших самых способных учеников учиться за границу, в развитые страны сначала за счет стипендий, выделяемых этими государствами, потом за счет стипендий, выделяемых правительством Сингапура. Мы также заметили те растущие социальные трудности, которые развитые страны испытывали в результате своей либеральной социальной политики. Я извлекал выгоду из уроков, за которые платили другие. Я встретил много способных иностранных лидеров, которые учили меня и дополняли мое видение мира».

Сегодня в Сингапуре на душу населения в 4,5 раза больше миллионеров, чем в Соединенных Штатах Америки. По этому показателю Сингапур обгоняет все страны планеты.

С точки зрения экономики важна и принадлежность к клубу великих держав, которые определяют правила игры. Россия в какой-то момент выпала из этого клуба. Нас игнорировали. Сейчас мы возвращаемся в качестве серьезного игрока. И здесь важно не только, скажем, членство в Совете Безопасности Организации Объединенных Наций, но и голосующая доля во Всемирном банке, в Международном валютном фонде, принадлежность к клубу тех держав, которые выполняют функции головного мозга современной мировой системы. Если ты к такому клубу не принадлежишь, то у тебя остаются функции совершенно других частей тела. Поэтому наша работа в международных организациях, в «Большой восьмерке», в «Большой двадцатке» — тоже фактор повышения конкурентоспособности.

Конечно, конкурентоспособность связана с обществом, с культурой. Культура действительно имеет значение. Имеет значение этика труда, имеют значение ценности общества. Одна из самых значимых книг в истории человечества — «Протестантская этика и дух капитализма» Макса Вебера, который доказал, что рывок в цивилизационном развитии, позволивший Западу резко обойти остальной мир, был связан с реформацией, с распространением таких протестантских ценностей, как честность, взаимовыручка, воздаяние по труду, бережливость. И эти ценности, как подчеркивал Вебер, вышли за рамки семейного быта и стали общественными нормами, что резко повысило и уровень предпринимательской уверенности, и трудовой дисциплины, и предприимчивости.

А если взять послевоенные годы, ХХ век, то капитализм тогда существовал в подавляющем большинстве стран планеты и во многих странах были очень схожие политические институты. Например, страны Латинской Америки полностью копировали американскую политическую модель. Но при этом в современные государства удалось превратиться только странам Восточной Азии. Сейчас ищут ответы и находят их, как раз противореча Веберу. Вебер считал, что конфуцианская этика не способствует развитию общества и созданию нормальной культурной среды. Но Вебер оказался совершенно неправ, потому что сейчас именно с конфуцианской этикой и связывают рывок Восточной Азии, с этикой, которая оказалась сродни протестантской, делая упор на дисциплину, трудолюбие, иерархию и культ образования, который всегда был главным коньком конфуцианства.

В книге Харрисона и Хантингтона «Культура имеет значение» обозначено десять параметров успешной страны. Вот они: ориентация во времени, отношение к работе, бережливость, хорошее образование, личные заслуги, социализация, этика, закон и правосудие, распределение власти, светскость. Должен сказать, что ни одна из известных мне стран не заслуживает высшего балла по всем этим десяти параметрам. Таких стран просто нет. Но также очевидно, что в любом государстве, которое входит в мировую элиту по уровню жизни, за возможным исключением купающихся в нефти Эмиратов и Саудовской Аравии, эти оценки заметно выше, чем для стран Третьего мира. И также понятно, что по большинству этих параметров Российская Федерация не оказывается в числе стран с прогрессивной культурой. Но значит ли это, что мы обречены на застой, отставание и на то, что наши национальные особенности всегда будут над нами довлеть? Я уверен, что нет. Культура, в том числе и культура предпринимательская, культура в широком смысле этого слова — во многом функция воспитания. Ведь те же протестантские принципы не сами по себе возникли и не сами по себе распространились, они воспитывались. Эти принципы воспитывались, причем в значительной степени так же, как у нас, в нашей стране, воспитывались старообрядческие принципы. И не случайно именно из старообрядческой среды вышло большое количество крупных российских предпринимателей, филантропов, вообще просто крепких крестьян. Конечно, сложно воспитывать честность, трудолюбие, дисциплину, устремленность в будущее, которое надо создавать собственными руками. Особенно в обществе, где беззаконие, иждивенчество, безделье, потребительские стереотипы не просто распространены, а даже активно пропагандируются. Посмотрите иные наши сериалы. Меня умиляют наши радиостанции, где ведущие постоянно только и обсуждают, сколько дней и часов осталось до конца рабочей недели, и звучат мысли, что отдыхать-то всегда лучше, чем работать. Такие заявления невозможны для страны с нормальной этикой труда. И нам очень важно понять, что чисто технократическими методами модернизировать Россию не получится.

Очень важно задеть лучшие струны, которые есть в каждом человеке, настроить людей на позитивное выстраивание собственной жизни. Культура здесь действительно имеет очень большое значение, как и огромное значение имеют ценности, которые мы должны привить следующим поколениям российских управленцев, которые вместе с нами будут постигать великую науку — управление великой страной.

 

НИКОНОВ Вячеслав Алексеевич,
депутат Государственной Думы, исполнительный директор правления фонда «Русский мир»,
декан факультета государственного управления МГУ им. М. В. Ломоносова,
главный редактор журнала «Стратегия России»