Федор Лукьянов: Возраст дожития
Ровно 70 лет назад, 4 апреля 1949 года, на свет появился военно-политический блок НАТО.
Тогда десять западноевропейских государств, США и Канада подписали Североатлантический договор, который предусматривал коллективную оборону на случай нападения на одного из участников соглашения. Советского нападения, естественно. Но СССР давно уже нет, а НАТО все живет…
По формальным показателям Североатлантический блок в отличной форме. Организация разрослась в два с половиной раза (29 членов). На ее долю приходится 70% военных расходов мира. По совокупной вооруженной мощи и политическому влиянию это, наверное, самое могущественное объединение государств в истории человечества. Противник, против которого создавался альянс, давно повержен, причем без единого выстрела, и самоликвидировался. Жизнь удалась! А счастья нет…
Поразительно, насколько депрессивен именинник. Все говорят о кризисе трансатлантических отношений и крахе идеи солидарности. Союзники из новых требуют все более твердых гарантий, ветераны в разобранных чувствах – то доверчиво тянутся к старшему партнеру (Вашингтону), то в ужасе отшатываются от него.
Когнитивный диссонанс легко объясним. НАТО – действительно очень удачный политический проект, увенчавшийся блестящим успехом (это, кстати, относится и к ЕС второй половины ХХ века, там просто стояли несколько другие цели). Поэтому в голове не укладывается, как это после такого триумфа и победоносной экспансии вдруг воцарилась мрачная не уверенность, которую пытаются заглушить все более натужными литаврами.
Можно сокрушаться и заламывать руки, можно глумиться и злорадствовать. Чего делать не стоит, так это удивляться. Альянс имел конкретную задачу и ее выполнил. Новой миссии столь же кристальной ясности не нашлось. Все попытки что-то придумать (содействие распространению демократии, «мировой полицейский», борьба с терроризмом, национальное строительство, противодействие «мягким угрозам» и даже новая инкарнация «русской угрозы») разбились о единственную незадачу: ни один из вариантов не стал объединяющим, универсальным для всех. Ну а когда речь идет о деньгах (с подачи США этот мотив сейчас особенно громкий), вопрос «на что» становится главным. Ответа, который равно удовлетворил бы всех, тоже нет.
Сохранение Североатлантического блока в первозданном виде после холодной войны – продукт эйфории, охватившей западный мир в связи с его неожиданно безоговорочной победой. Принцип «лучшее – враг хорошего» (зачем менять то, что прекрасно работает) сыграл злую шутку. Оказалось, что условием безукоризненного функционирования НАТО (как и ЕС) была именно ситуация структурированного противостояния. Нынешнее неструктурированное противостояние (у всех свои угрозы разного типа) обессмысливает наличие громоздкой и в целом достаточно инертной организации.
В 2002 году тогдашний шеф Пентагона Дональд Рамсфелд высказал еретическую мысль, что жесткие альянсы более не соответствуют характеру международной среды, нужны «коалиции добровольцев» под конкретные задачи. Его подвергли остракизму. Сейчас это реальность. Ситуативный Quad (США, Австралия, Индия, Япония), например, или двусторонние соглашения с Токио и Сеулом намного эффективнее для Соединенных Штатов, чем натовская машина. А она, в свою очередь, практически бесполезна на театре будущего противостояния с Китаем. Вообразить, что европейские союзники или Турция захотят встать плечом к плечу с Вашингтоном против Пекина, как когда-то против Москвы, почти невозможно.
Трамписты эпатируют. Еще во время избирательной кампании 2016 года соратник Трампа Ньют Гингрич поставил всех на уши предположением, что США никогда не станут рисковать ядерной войной ради «пригородов Санкт-Петербурга» (имелась в виду Эстония). Уже будучи президентом, Трамп «обласкал» только что вступившую в НАТО Черногорию: мол, народ агрессивный, чего-нибудь там спровоцируют по злобе – и вот вам третья мировая. Звучит вопиюще, но отражает коренную проблему. Геополитический аппетит НАТО после 1989–1991 годов никогда не предполагал полноценной ответственности (боевой) за вновь принятых членов альянса. Она декларировалась, но не предусматривалась. И малые страны всегда это в глубине души понимали, что не озонировало атмосферу внутри организации, добавляя латентной истероидности.
Мировой порядок ХХ века уходит безвозвратно. Большой радости это
вызывать не должно. Во второй половине прошлого столетия была
предпринята серьезная попытка преодолеть имманентно присущую
международным отношениям хаотичность. На время получилось, но изменились
обстоятельства – и те институты, что работали раньше, утрачивают
актуальность. Даже если и в своем неюном возрасте по-прежнему неплохо
выглядят, а на праздновании годовщины звучат восторженные здравицы в
честь юбиляра.
