Россия и США договорились о прекращении огня в Сирии с 27 февраля

От таких формулировок мы успели отвыкнуть. «Российская Федерация и Соединенные Штаты Америки как сопредседатели Международной группы поддержки Сирии, стремясь обеспечить мирное урегулирование сирийского кризиса …преисполнены решимости всемерно содействовать…»

Дело не только в содержании совместного заявления, но и в тональности. Москва и Вашингтон вместе выступают инициаторами и гарантами важнейшего международного процесса, в центре которого — конфликт, волнующий большую часть человечества. На фоне отношений, которые сложились между двумя странами за пару последних лет, пример такого конструктивного подхода беспрецедентный. Причем, что бы ни происходило дальше. Само собой разумеется, что сорваться в новые боевые действия при такой сложной композиции участников конфликта просто элементарно.

Что означают достигнутые договоренности?

Две недели назад автор этих строк замечал на страницах «РГ», что срыв мирных переговоров в Женеве — не окончательный провал, а еще одна отсрочка реального (а не декларативного) дипломатического процесса. Но прежде следует правильно расставить приоритеты — политико-дипломатическому урегулированию с торгом по будущему устройству Сирии должно предшествовать устойчивое прекращение огня с размежеванием сторон. Согласно тексту совместного заявления, именно это теперь и должно происходить. США и Россия, судя по всему, консультируясь с ведущими региональными игроками, очертили круг «нерукопожатных». Остальным же предлагается с пятницы остановить боевые действия, зафиксировав тем самым достигнутые на этот момент позиции. Если это сработает, значит мучительные переговоры последних пары месяцев о согласовании «списков оппозиции» были не зря, хотя они часто казались безнадежными.

Начнется ли после этого реальный политический процесс в Женеве — говорить пока преждевременно. Спешное назначение Башаром Асадом на апрель парламентских выборов продуктивным переговорам не способствует. Оппозиции дается четкий сигнал, что делиться властью никто не собирается, а легитимность голосования мало кто признает. Но, как бы то ни было, в условиях ожесточенных боевых действий выработка компромисса по будущему сирийской государственности тем более бесперспективна.

США и Россия полностью взяли на себя «руководство» сирийским урегулированием. Конечно, возвращения к временам «холодной войны», когда две сверхдержавы вершили судьбы важнейших мировых процессов, не будет. Игроков, которые стремятся вносить свой вклад — позитивный или негативный, стало гораздо больше. Однако важное дополнение — желающих играть роль много, а вот тех, кто способен это делать, намного меньше. Ряд активно действующих в регионе держав глубоко увязли, пытаясь то ли разрешить кризис, то ли извлечь максимальную выгоду для себя. В результате те же страны, которые гордо клеймят внешние силы за вмешательство, вынуждены фактически призывать их к участию, поскольку сами выпутаться они не могут. Сейчас, конечно, наиболее важным и трудно предсказуемым будет поведение Турции, участие которой в сирийской головоломке постоянно вело к эскалации.

Примечательно отсутствие, по сути, Европы. Европейский союз испытывает большое давление из-за наплыва беженцев, который связан с ближневосточными потрясениями. Так что ЕС — среди наиболее заинтересованных в урегулировании. Однако действенных инструментов воздействия на ситуацию у европейских столиц нет, и вся политика фактически сосредоточилась на попытках договориться с Турцией о блокировании потока переселенцев. Очередное подтверждение того, что Старый Свет на следующие годы, скорее всего, полностью сосредоточится на решении внутренних проблем, отказавшись от внешних амбиций. (Дурной вестью для Европы стало решение популярного мэра Лондона Бориса Джонсона выступить за выход Великобритании из ЕС. Это значит, что битва за исход только что назначенного на июнь референдума предстоит ожесточенная, и Европу опять будет лихорадить.)

Испытывать слишком большой оптимизм в связи с объявленными планами по «прекращению враждебных действий» не стоит. Вся история подобных конфликтов свидетельствует об одном — перемирия срываются многократно, между ними возможны вспышки ожесточенных боев. Главное, чтобы стороны убедились: чего-либо дополнительно от продолжения войны они не приобретут, а вот проиграть то, что завоевано или удерживается, — вполне. С первого раза это не происходит никогда, со второго шанс выше, хотя более вероятна третья попытка.

Сирийский конфликт давно перешагнул рамки гражданской войны, а теперь он явно претендует и на то, чтобы приобрести не региональное, а глобальное значение. Миру нужен пример того, что наиболее влиятельные и могущественные в военно-политическом смысле страны (а сейчас получается, что это снова Россия и США) способны, оставаясь в состоянии антагонизма, находить выходы из конкретных опасных ситуаций. Нет сомнений, что сирийское урегулирование никому не будет нравиться — и в Америке, и в России, и в регионе попытки найти сбалансированное решение подвергнутся атакам — мол, недожали. Впрочем, Генри Киссинджеру приписывают определение идеального компромисса как договоренности, при которой все стороны одинаково недовольны. В современном запутанном мире чего-либо более позитивного ожидать не стоит.