Страшная симметрия 2015 года. Он начинался расстрелом «Шарли Эбдо», завершается крупнейшим во французской истории терактом в Париже. Франции вообще-то не привыкать к политическому насилию — страна многих революций, болезненной деколонизации, левацких движений и иммигрантских бунтов. Но сейчас потрясает откровенное, ничем не камуфлированное человеконенавистничество — ни требований, ни даже лозунгов, просто убийства. Прежние поколения хотя бы прикрывались политическими целями, сейчас оболочка отброшена за ненадобностью. Террор в чистом виде — ради того, чтобы сеять страх, сломить волю.

Парадоксально при этом, что одновременно происходящее с большим трудом вписывается в понятие «терроризм», которое с начала ХХI века превратилось в едва ли не самый распространенный штамп. Еще Джордж Буш-младший пытался объединить мир под флагом борьбы с «международным терроризмом», который должен был заменить советский коммунизм в роли универсального зла. Ничего не вышло, поскольку быстро выяснилось, что это собирательное понятие рассыпается на множество локальных «терроризмов», каждый из которых имеет свои корни и причины. Внешне сходные, а то и идентичные проявления — продукт глобализации и коммуникационной открытости, когда экстремисты на разных континента заимствуют друг у друга, никогда не общаясь. Иными словами, нет общего способа справиться с терроризмом, а значит и «глобальной коалиции» быть не может.

То, что происходит сегодня, терроризмом в распространенном понимании назвать трудно.

«Исламское государство» (запрещенное в России) — это симптом системного слома Ближнего Востока. Регион превращается в страшную воронку, которая, с одной стороны, засасывает в себя все новые страны и народы, с другой — из нее, как из кратера, наружу выплескивается смертоносная лава.

И уже даже не столь принципиально, удастся ли военными усилиями, даже совместными, нанести поражение «ИГИЛ», разгромить его вооруженные структуры. Опыт от советского присутствия в Афганистане до американских попыток заниматься национальным строительством в том же Афганистане, Ираке или Ливии показал, что военный успех сам по себе не решает практически ни одной проблемы. А конструирование новых государственных единиц — задача для внешних игроков практически непосильная. И на обломках прежних государственных систем вперемешку со свежепринесенными атрибутами современности пышным цветом расцветают наиболее архаические формы организации политической жизни.

Впрочем, оставить их в покое, отгородившись стеной, тоже не получится. Ближневосточный обвал ведет к новому «великому переселению народов», перед лицом которого начинает сбоить европейская политическая машина. Главная проблема — расходящиеся траектории государств и обществ.

На убийство карикатуристов «Шарли» французы ответили демонстрацией солидарности и сплочения, многомилионным маршем против ксенофобии.

Те, кто в минувшую пятницу покидали стадион, атакованный террористами, пели «Марсельезу» — не по приказу, а от души.

Это впечатляет и говорит о том, что общество сознает серьезность момента и не падает духом. Но оно и ждет от государства защиты, ответственности. Между тем, французская власть в январе, судя по всему, восприняла массовый подъем как поддержку в свой адрес, в то время как на деле граждане вышли, чтобы сказать, что их не устраивает сложившаяся ситуация. В этих условиях особенно странно выглядело сведение партийно-политических счетов, которое, в частности, выразилось в желании социалистов-организаторов шествия не допустить на него Национальный фронт. При всей противоречивости этой организации, странно призывать к сплочению, не допуская к ней одну из наиболее популярных партий.

«Черная пятница», вероятнее всего, станет Рубиконом. Так же как 11 сентября 2001 года привело к резкому повороту американской политики в направлении «секъюритизации», то есть расширения пространства безопасности за счет пространства свободы, 13 ноября 2015 года способно перевести латентное поправение европейской политики в «законное» состояние. И дело даже не в том, сколько будет набирать радикально правые партии, под воздействием атмосферы сильно вправо сместится умеренный мейнстрим.

Это неизбежно скажется на устройстве и перспективах Европейского союза. Приток беженцев летом и осенью этого года уже запустил глубокие трещины по линиями юг — север и особенно запад — восток. Удивительным откровением стал тот факт, что по одному из наиболее острых и беспокоящих большинство граждан вопросу, как миграция, никакой единой политики не существует, хотя в других сферах унификация и стандартизация продвинулись очень далеко. И без того нараставшее непонимание простыми европейцами целей и задач все более сложной конструкции Евросоюза только усугубилось.

Это непонимание росло. Избиратели, мыслящие по-прежнему в национальных категориях, и истеблишмент, который постепенно начал думать по общеевропейскому и, что существенней, в административно-бюрократической логике, свойственной Еврокомиссии. До поры до времени это можно было сочетать. Однако ужас волны насилия, прокатившейся по Парижу, может привести к окончательному разрыву приоритетов. И тогда либо политикам придется праветь, идя навстречу пожеланиям общества, либо интеграционные идеалы будут навязывать силой, что тоже фактически будет означать отход от прежней демократической парадигмы.