Масштаб последствий бойни в Париже 13 ноября для французской, европейской и мировой политики еще предстоит оценить. Но несколько выводов можно сделать сразу.

Практически неизбежна эскалация войны в Ираке и Сирии, а также изменение соотношения сил на Ближнем Востоке в целом. Французскому государству брошен вызов такой дерзости, что оно не имеет права не реагировать, Париж находится в том же положении, что и Вашингтон после атак 11 сентября 2001 года.

Многомиллионные марши решимости и солидарности, как в январе после убийств в редакции «Шарли эбдо», могут имитировать национальную мобилизацию, но без акции возмездия государство обойтись не сможет.

Это значит, что удары по позициям Исламского государства в Ираке и Сирии, вероятнее всего, активизируется, а вместо довольно бессистемных атак может появиться более четкая и скоординированная с союзниками стратегия. Поскольку возможностей самой Франции и даже стран европейского ядра для эффективного ответа не хватит, Старый Свет будет апеллировать к США, которые до сих пор скорее проводили курс дистанцирования от ближневосточных событий. Точнее минимизации участия – ограничивались тем, что обозначали борьбу с ИГИЛ.

Теперь Соединенные Штаты, вопреки нежеланию Обамы всерьез втягиваться в какие-либо боевые действия, должны продемонстрировать собственное лидерство и способность оказывать действенную и мощную поддержку союзникам. Это нужно даже не столько для отношений с Европой, сколько вообще. Может быть, прежде всего для поддержания своего реноме в Азии, где постепенно формируется система соперничества с Китаем, и Вашингтон должен подтверждать партнерам в регионе собственную дееспособность и надежность.

Расстановка сил на Ближнем Востоке может измениться. Монархии Персидского залива, по сути, исходят из того, что укрепление позиций и экспансия Ирана несут большую опасность, чем успехи ИГИЛ. Стержнем сирийской коллизии до последнего времени оставалась судьба Башара Асада, то есть смену режима в Сирии его противники считали целью более приоритетной, чем что-либо иное. В условиях, когда для ведущих западных стран ИГИЛ становится еще более опасной угрозой, предпочтения Саудовской Аравии и ее союзников способны в возрастающей степени пойти вразрез с таким мнением. Но и демонстративно отмежеваться от противостояния исламистам арабские монархии не могут. Дополнительного масла в пламя подозрительности подольют результаты расследования, когда прояснятся личности и история парижских террористов. От степени их связи с кем-то в регионе (если таковую установят) будет многое зависеть. Как бы то ни было, новый виток «большой игры» на Ближнем Востоке неизбежен, и если Франция от нее уклонится, репутация страны в этой важнейшей для нее части мира, скорее всего, просто закончится, как и влияние Европы там.

В самой Европе стоит ждать резкого разворота по вопросу о беженцах, а также дальнейшего усиления полицейских подходов к миграционной теме и роста правых настроений.

Так получилось, что автор этих строк улетел из Парижа во второй половине дня 13 ноября, а накануне на одной из неформальных встреч задал вопрос, который задавал всем французским собеседникам последние три года – может ли Марин Ле Пен стать президентом республики. До сих пор неизменный ответ звучал «нет!», как бы ни росла ее популярность, на главных выборах прагматичные французы ее не поддержат. На сей раз впервые в ответ я услышал: «да, это возможно». Бойня на следующий день, скорее всего, только повышает такую вероятность.

В миграционной политике упор теперь будет делаться на аргумент тех, кто с самого начала говорил о наличии в нынешнем потоке желающих переселиться в Европу значительного количества действующих или «спящих» исламистов.

До сих пор эта тема оставалась на обочине публичной дискуссии и волновала прежде всего спецслужбы. Однако сейчас общественные настроения могут заметно измениться. В наибольшей степени подход придется менять Германии, которая сначала – в конце лета – начале осени – провозгласила устами Ангелы Меркель фактическую политику открытых дверей. Отход от нее начался уже несколько недель назад, но парижская трагедия дает основания резко ускорить ревизию подобного взгляда. И даже если в ведущих странах Европы не случится качественный взлет популярности крайне правых партий, мейнстриму придется взять на вооружения немалую часть их лозунгов – если они хотят сохранить лояльность напуганного электората.

В целом можно сказать, что, во-первых, Европа продолжает сталкиваться с приметами системного кризиса институциональной и политической модели, и необходимость трансформации все более очевидна, во-вторых, такое привычное понятие, как «европейская безопасность» в понимании ОБСЕ окончательно теряет смысл. Европейская безопасность сейчас неотделима от развития ситуации на осыпающемся Ближнем Востоке, именно та динамика ставит задачи и диктует поведение, а управлять ей практически невозможно.

Для России происходящее может означать, что ее операция в Сирии если и не превратится в образец для подражания, то обретет куда больший смысл в глазах многих на Западе. Воздействие на политико-дипломатический процесс вокруг Сирии предсказать трудно, однако если США, Франция и другие участники постараются активизировать боевые действия, то российская логика – выбираем партнера на суше и с ним вместе воюем против его врагов – приобретает больше смысла. До сих пор удары коалиции во главе с Вашингтоном не имели целью серьезно изменить положение дел на театре военных действий, скорее они были призваны демонстрировать присутствие. Если понадобится нанести ИГИЛ реальное военное поражение, то давление на Асада придется снизить, фактически признав, что коалиция воюет на его стороне. К тому же по идее надо призывать «умеренную оппозицию». Насколько это получится сделать в условиях сопротивления стран региона, занимающих наиболее жесткую антиасадовскую позицию – Саудовской Аравии и Турции – неизвестно, но давление на них вырастет. Из западных стран самым непримиримым образом к Асаду настроена как раз Франция, но сейчас возможны сдвиги.

Москва, как минимум, имеет право сказать остальным собеседникам по сирийскому процессу, что события подтверждают правильность ее приоритетов. Как наиболее дееспособная внешняя военная сила в регионе Россия вполне в состоянии конвертировать эти возможности в политическое влияние. Украина – главный раздражающий фактор отношений России и Европы/Запада – продолжает отходить на второй план.

События в Париже еще туже затягивают ближневосточный узел, однако попытка разрубить его одним силовым ударом, наподобие той, что в 2001 году после 9/11 предприняли Соединенные Штаты, скорее всего, увенчается тем же «успехом», что тогда у американцев.

Тогда вдохновители парижских террористов смогут, как когда-то бен Ладен, потирать руки, наблюдая за тем, как брошенный ими камешек вызвал неуправляемый никем обвал лавины.