Федор Лукьянов

| Российская газета

Несмотря на мрачные предсказания скептиков, второе минское перемирие пока в целом соблюдается. Естественно, все недовольны. Мин и подводных камней предостаточно. Киев обещает ввести военное положение и стереть в порошок, если что не так. Из Донецка звучат обещания дойти «до границы». «Остроумная» политика ЕС, который считает необходимым подкреплять достигаемые договоренности расширением санкционных списков, атмосферу, понятное дело, не озонирует. Наблюдатели из Вашингтона подначивают союзников, обвиняя Россию по любому поводу. В общем, все как всегда. Тем не менее процесс продолжается.

В мировом масштабе события на Украине — не самый значительный эпизод, подавляющее большинство человечества мало интересует, чем закончится противостояние на востоке этой страны. В отличие от ситуации настоящей (или сейчас надо говорить — первой?) «холодной войны» даже столь высокая напряженность между Россией и Западом — тема скорее периферийная. Однако новая попытка запустить Минский процесс имеет значение, выходящее за рамки локального конфликта.

Пожалуй, впервые за долгое время мы имеем дело с полноценным дипломатическим процессом на самом высоком уровне, цель которого — выработать модель урегулирования, которая не предопределена заранее. Феномен международной политики после «холодной войны» заключался в том, что необходимости в работе такого рода просто не было. Подход к междоусобным войнам, которые выплескивались наружу, будь то Балканы, Ближний Восток или Африка, был схожий. Во всяком противостоянии есть «хорошие» и «плохие». Внешний мир, лидером которого является Запад, помогает «хорошим», тем, кто находится на правильной стороне истории, наказать «плохих», ошибившихся с выбором стороны. Детали менялись, но схема оставалась неизменной, несмотря даже на то, что результаты подобных вмешательств становились все более удручающими. Если в Боснии в середине 90-х еще можно было говорить об относительно устойчивом урегулировании, то дальнейшие примеры от Афганистана до Ливии убедительно опровергают правомерность самого принципа. Это, впрочем, никак не колебало уверенность приверженцев таких действий в своей правоте.

Первый серьезный сбой произошел в Сирии. Силы внутреннего противостояния оказались равны, а уже запланированное внешнее вмешательство не состоялось из-за жесткой позиции России и колебаний Барака Обамы, который никогда не был ярым поклонником военных акций. Как только возникла заминка, появилось пространство для дипломатии. Промежуточное решение предложила Москва — вывоз и уничтожение сирийского химического оружия позволили избежать широкомасштабного военного вмешательства в Сирии с непредсказуемыми последствиями. Тогда же была предпринята попытка развить успех и организовать конференцию по внутрисирийскому урегулированию в Женеве, однако безрезультатно. С тех пор обстановка существенно изменилась, прежде всего за счет появления «Исламского государства», но дипломатические усилия недавно возобновились. Январские консультации разных политических сил Сирии в Москве не привели к прорыву, но оставили пространство для дальнейшего взаимодействия. Соединенные Штаты к активности России на этом направлении относятся без восторга, но активно и не препятствуют, поскольку тупиковое состояние дел в Сирии вполне очевидно, а надежды на силовое решение давно рассеялись.

Украина — тема особая. Помимо несомненного столкновения геополитических интересов налицо острый эмоциональный накал, связанный с характером и междоусобного конфликта, и отношений между Россией и Украиной. Поэтому здесь нужна не просто качественная дипломатия, а кропотливая и длительная работа по развязыванию одного узелка за другим. Предыдущие попытки решить вопрос наскоком, а первая была предпринята в Женеве в апреле, грешили поверхностностью. И дело даже не в том, что вместо реальных механизмов обсуждались и принимались просто декларации. Крупные игроки подспудно надеялись, что им достаточно будет подтолкнуть процесс, а потом все как-то пойдет само. Само и шло, но не к умиротворению, а напротив — к эскалации и ожесточению, что свойственно такого рода конфликтам.

Минск-2 по своему содержанию, как заметили многие, не особенно отличается от Минска-1. Однако есть принципиальная разница — уровень «приводных ремней». Теперь в этом качестве выступают наиболее влиятельные политики мира, а главную инициативу (и ответственность) взяла на себя канцлер Германии. Понятно, что она идет на риск, — провал предприятия станет ударом по ее личной репутации. Но именно поэтому есть надежда, что усилия будут приложены настоящие, и желание добиться результата искреннее. 16 часов непрерывных переговоров — доказательство тому. Второй важный компонент Минска-2 — наличие, пусть и в общей форме, политического дизайна урегулирования (конституционная реформа) помимо мер чисто технического характера по обустройству линии разграничения. Но высокие стороны пришли к выводу, что без фундаментального компромисса по украинской государственности стабилизации не будет. И это большой сдвиг. Насколько реализуемы намерения изменить государственное устройство Украины — вопрос отдельный. Но весь этот процесс вообще с открытым финалом, что и свойственно настоящей дипломатии.