Тут и наследие второй половины ХХ века, то есть времени большого идеологического противостояния. И так и несостоявшееся, но пока отказывающееся сдаваться устройство «после конца истории». И прорастающие новые проявления, из которых то ли возникнет, то ли нет какое-то будущее устройство. А это самое будущее, с одной стороны, несет что-то небывалое, замешанное на технологиях и беспрецедентном господстве коммуникаций, с другой — местами смахивает на нечто давно минувшее. Не случайно сейчас часто вспоминают то эпоху Тридцатилетней войны с ее негосударственными участниками, то религиозные усобицы довестфальской эры. В общем, перефразируя шумную статью из советского прошлого, «сумбур вместо мирового порядка».

При этом намечается главная коллизия. Эмансипация участников международных отношений, рост асимметричной взаимозависимости, появление новых центров силы и влияния ставит перед мировой системой нетривиальную задачу. Это — рационализация крайнего многообразия без подавления и унификации. Подавление все чаще приводит к обратному результату, создавая все новые очаги нестабильности. Унификация же кажется нереальной в силу непреодолимых культурных различий — Запад, Евразия, арабский мир, Китай и пр.

Но вот тут и появляется основной вопрос — а действительно ли унификация в такой ситуации невозможна? Дискуссия об этом возникла на днях во время представления ежегодного Валдайского доклада, который стремится наметить возможные контуры мироустройства. К размышлениям автора этих строк подвиг коллега-международник Дмитрий Евстафьев, который высказал интересную мысль:

достижима или нет новая унификация, зависит от Китая, поскольку Пекин на распутье. Он взвешивает, что выгоднее — поддержать шатающуюся западно-центричную систему в обмен на разного рода привилегии в ней или же сделать ставку на незападное будущее и ускорить процесс эрозии существующих международных институтов.

Пока КНР предпочитает держать все варианты открытыми, но рано или поздно склонится в какую-то сторону.

Пекин извлек максимальную выгоду из глобализации под началом Запада, которая расцвела пышным цветом после «холодной войны». Собственно, политический выбор в пользу Запада был сделан много раньше — в начале 1970-х еще Мао Цзэдуном. И Китай более чем устраивала система, сложившаяся в конце прошлого века. Однако, как часто бывает, «подмастерье» настолько заматерел, что стал вызывать подозрения «мастеров». Успехи КНР, даже несмотря на то, что страна пребывает в неразрывном экономическом симбиозе с США, стали беспокоить западное сообщество. Пекин подозревают в том, что рано или поздно он бросит вызов Америке не только на региональной, но и на глобальной арене. Ожидания основаны на показателях экономической мощи — Китай вторая, а в перспективе и первая экономика мира. Да и сама КНР по мере роста потенциала ведет себя более самоуверенно.

Сам Пекин требует большего уважения и равноправия, но стремится добиваться этого консервативными средствами, с некоторым недоумением поглядывая на резкую Россию. Так, предметом постоянных упреков Китая в адрес США является нежелание пересматривать квоты в МВФ, которые совершенно не учитывают текущую расстановку экономических сил. Иными словами, КНР настаивает на более справедливом встраивании в действующие институты, а не на их упразднении. При этом, правда, политическое манипулирование правилами, как, например, в случае с их изменением ради выделения кредита МВФ Украине, эти институты не укрепляют.

Впрочем, наиболее знаковый сюжет — будущее отношений Китая и Транстихоокеанского партнерства. Это американская задумка, цель которой (не скрываемая) — не позволить Пекину определять повестку дня в АТР. Институт новый, приспособленный к текущей ситуации, а не к той, дизайн которой творили когда-то для только западного мира. Китай ведет себя крайне осторожно. Хотя проект направлен против него, он не спешит вступать в открытую борьбу, и даже высказывается в том духе, что не исключает в будущем присоединения.

Представить себе последнее трудно, ведь в таком случае придется принимать кем-то уже выработанные правила. У Пекина есть опыт многолетних переговоров о вступлении в ВТО, но там люфт был больше, все-таки структура претендует на универсальность и умелой переговорной тактикой можно много выторговать. В данном случае круг уже, это в гораздо большей степени клуб. А в клубе есть жесткие правила членства.

Если Китай тем не менее примет стратегическое решение занять место в этом клубе и бороться за лидерство уже в нем, можно говорить о победе унифицирующего подхода. Но если КНР решится на свою игру, а нарастающее геополитическое напряжение толкает скорее к этому, унификации в мире точно не будет, хотя противовес новому изданию Бреттон-Вудс только предстоит формировать. Сам факт того, что Пекин склонился к незападной модели, станет стимулом для многих других тоже искать альтернативы. И, наоборот.