Федор Лукьянов: Чей ревизионизм круче?
Празднование 70-летия Победы становится еще одним наглядным доказательством того, насколько изменилась международная ситуация и расстановка сил. Времена, когда, несмотря на все политические и идеологические разногласия, торжества подчеркивали способность объединиться во имя борьбы со злом, — в прошлом.
На прежних юбилеях (начиная с 50-летия и по нарастающей) вопрос об интерпретации итогов войны поднимался только в связи с балтийскими странами (позже к ним добавилась Молдавия).
Теперь же их трактовка — схватка коммунистического и нацистского монстров — шаг за шагом превращается на Западе в общепринятую.
Так же как и тема присутствия или отсутствия глав государств на мероприятиях в Москве — то споры кипели только в Риге или Вильнюсе, теперь в Париже, Лондоне, Вашингтоне, а канцлер Германии, которая по понятным причинам находится в особенно деликатной ситуации, приезжает почтить память жертв днем позже. Центральным гостем московского празднования 9 Мая становится председатель КНР Си Цзиньпин, а наибольшее внимание, вероятно, привлечет северокорейский вождь-затворник Ким Чен Ын.
Трудно придумать более яркий символ поворота России к Азии — даже в том, что касается восприятия истории.
До сих пор война на Тихом океане оставалась для нас чем-то периферийным, а дата ее окончания (собственно завершения Второй мировой войны) в сентябре не вызывала почти никаких эмоций. В этом году явно будет иначе. На 3 сентября в Пекине запланированы масштабные торжества, которые вызовут серьезные политические трения и даже наверняка всплеск возмущения. В Азии всегда было куда меньше единства в оценках того периода, чем в Европе. А по мере роста Китая и повсеместного подъема националистических настроений тает и желание к этому единству стремиться.
Нынешняя ситуация, конечно, связана с украинским кризисом. Праздник в Москве — в первую очередь демонстрация военной мощи, а не акт памяти или примирения. Так что в условиях конфликта России и Запада, все больше обретающего черты военно-политического противостояния, нахождение на параде лидеров западного мира выглядело бы странно. Никого же не удивляло их отсутствие в советское время. Однако проблема глубже. Дискуссии о войне, которая закончилась 70 лет назад, отражают тот факт, что общепринятой картины мира (и стало быть, его устойчивого порядка) не существует, а борьба за нее чревата потрясениями.
Самое громкое обвинение сегодня — в ревизионизме.
Основное противоречие в том, что, собственно, подвергается ревизии. В последний раз мироустройство в классическом понимании возникло в 1945 году — по итогам мировой войны. Так было всегда в истории: большая проба сил устанавливает иерархию, и те, кто оказывается на ее вершине, формулируют правила поведения для всех. До следующего конфликта. Институты мирового управления, прежде всего Организация Объединенных Наций, созданы тогда, и принципы их функционирования с тех пор не менялись. Зато изменилось все остальное, и реальная расстановка сил сейчас в очень отдаленной степени напоминают ту, что сложилась при основании ООН.
Тем не менее формальных оснований для пересмотра структуры высших органов ООН нет, поскольку — отчасти и ее усилиями — больших войн с тех пор не случалось. Соответственно, итоги Второй мировой остаются основой — не только в том смысле, кто выиграл, а кто проиграл, но и в части моральных оценок. На что неустанно указывает Россия, обвиняя сомневающихся в ревизионизме.
На Западе результаты Второй мировой войны под сомнение, конечно, не ставят. Более того, поведение Москвы во время украинского кризиса сочли крайне вызывающим и откровенно ревизионистским по той причине, что она, мол, презрела нормы, утвердившиеся в Европе именно после победы над нацизмом, — неизменность границ, отказ от территориальных приобретений и пр.
При этом, однако, Запад отвергает ключевое условие, на котором основывался послевоенный европейский, а в значительной степени и мировой порядок, — фиксация сфер влияния, раздел территории между державами-победительницами. На этом базировалась ялтинско-потсдамская система, порождение Второй мировой войны, а апофеозом стали Хельсинкские договоренности. Они декларировали набор благородных принципов, но являлись при этом большой сделкой о невмешательстве двух блоков в дела друг друга. Кончились блоки (точнее, блок), не стало и цементирующих договоренностей.
Положение после распада СССР Запад считает не просто естественным продолжением послевоенного устройства, но и его наконец-то подлинной реализацией. Назойливый оппонент перестал мешать по-настоящему воплотить в жизнь идеал. Для России же уважение зон военно-политических интересов (и конечно, форм политического и государственного устройства любой, даже самой специфической страны) — основа стабильности, благодаря чему «холодная война» не переросла в горячую. И отказ разговаривать в подобных категориях — а западные страны гневно отвергают саму идею сфер влияния и «зон, закрытых для НАТО» — Москва считает самой опасной формой ревизионизма.
То есть согласованное мировое устройство закончилось в 1991 году, когда исчезла одна из двух его опор, и с тех пор продолжается дрейф по бурным волнам без ясных ориентиров.
Препирательства России и Запада на эти темы — явление хорошо известное. Сейчас, однако, добавляется новый элемент — Китай. Пекин намерен использовать 70-летие окончания Второй мировой войны как инструмент укрепления своих позиций в Азии и мире в целом. С одной стороны, напомнить, что Китай — держава-победительница и полноправный создатель послевоенного мироустройства. Этого никто вроде бы никогда и не отрицал, но и особенного внимания данной теме не уделяли. С другой стороны, подчеркнуть, что сегодняшняя КНР несопоставимо сильнее и важнее в мире, чем Китай 70 лет назад. Это, конечно, не ревизионизм в буквальном смысле, но явное стремление сместить и переставить акценты. И сделать заявку на большие права.
Последствия этого потенциально гораздо более серьезны, чем у противоречий по поводу трактовки истории в Европе. Инициаторами европейской переоценки являются страны, политический вес которых не позволяет им рассчитывать на долгосрочное идейное доминирование (Балтия и Восточная Европа). В Азии исторический конфликт вовлекает наиболее могущественные державы. Самоутверждение Пекина сопровождается ростом самосознания в Токио. Чем больше извинений за преступления Второй мировой требуют от Японии (а помимо Китая конфликт такого рода и с Южной Кореей), тем более явно правительство стремится перевернуть страницу.
В этом смысле очень важен предстоящий в начале мая государственный визит японского премьера Синдзо Абэ в Вашингтон, в ходе которого он впервые в истории выступит перед полным составом конгресса США. Главе японского правительства важно именно там (все-таки главный противник во Второй мировой) расставить новые акценты в оценках исторического прошлого и закрыть тему извинений, которую все время возвращает на повестку дня Китай.
По итогам памятных мероприятий в мае — сентябре 2015 года фундамент противостояния в мировой политике укрепится.
Волею обстоятельств Россия и Китай, которые и так быстро сближаются в последние полтора года, обретают еще одну основу для идейной консолидации против Запада — историческую. Китай привлекает на свою сторону Россию, Япония — США. И чем больше времени проходит после Второй мировой войны, тем больше ее трактовки приобретают инструментальное значение, а то, как все было на самом деле, интересует разве что небольшую группу академических историков.
Без комментариев »
1 Pingbacks »
[…] Thus Fyodor Lukyanov, head of the Council on Foreign and Defense Policy, in particular, writes that, “The celebrations of the 70th Anniversary of the victory in World War II have become another clear proof of how the international situation, and the balance of power, have changed.” […]