Федор Лукьянов

| Российская Газета

Президент действительно пытался вставлять палки в колеса премьеру Бидзине Иванишвили, но в основном по мелочи — отказывался назначать послов, выступал с обличительными речами на Западе, использовал связи для дискредитации «мечты» в Америке и Европе. Рискнуть по-крупному — например, отправить в отставку кабинет министров, что он имел право сделать весной, в середине срока между двумя выборами, либо начать настоящий саботаж работы правительства — Саакашвили не решился. Отчасти под влиянием собственных соратников — далеко не все были готовы идти ва-банк ради попытки спасти политическое будущее лидера. Отчасти из страха спровоцировать настоящие преследования. Благо оснований для них, судя по всему, достаточно, и единственным сдерживающим фактором для Иванишвили остается давление Запада, который не хочет окончательно сдавать своего партнера. Немаловажной причиной стало то, что Саакашвили, похоже, был действительно потрясен тем, что Грузия от него отвернулась.

Как всякий лидер, склонный к вождизму, Михаил Саакашвили верил, что народ с ним, а его реформы, даже беспощадные, пользуются поддержкой населения. Когда оказалось, что это не так, он утратил азарт, выручавший его в прошлом. Попытки изображать драйв и напор выглядели в этой ситуации уже неубедительно, тем более что президенту и его единомышленникам весь год приходилось отбиваться от все новых фактов, обнажавших оборотную сторону «грузинского чуда». Конечно, на фоне волны разоблачений АНБ, которое, как выясняется, следит за всем миром, горы видео- и аудиозаписей с чудовищным компроматом, всплывающие в Грузии, кажутся старомодными, но для маленькой страны масштабы впечатляют.

Кем останется в истории Михаил Саакашвили? Если отвлечься от эмоций (что трудно сделать, уж слишком колоритен персонаж), нельзя не признать, что третий президент Грузии стал одним из самых ярких олицетворений своего времени — не только на родине, но и в мире.

Он взмыл на политический Олимп в момент, когда территория бывшего СССР вступала в период очередных передряг. Номенклатура советского разлива, которая худо-бедно смастерила суверенные государства из союзных республик, близилась к закату, граждане, уставшие от стагнации, и логика развития требовали чего-то нового. Одновременно начался и следующий этап геополитического освоения «бесхозного» пространства — администрация Джорджа Буша взялась проводить активную политику продвижения атлантических институтов на восток.

Саакашвили искренне хотел переделать Грузию и грузин, вырвать их из «русско-советского» поля и превратить в «нормальную» западную страну. Для этого, и здесь он тоже был убежден, необходимо переломить менталитет нации, силой сделать ее дисциплинированной и работоспособной. Демократические методы не подходили, зато очень пригодилась демократическая риторика, востребованная патронами в Вашингтоне. Ведь Саакашвили стал президентом Грузии как раз в тот момент, когда Белый дом принял на вооружение идею продвижения демократии как способ обеспечения безопасности и укрепления влияния Америки.

Демократия, насаждаемая форсированно, часто превращается в карикатуру, но мало где разрыв между образом и практикой был столь вопиющим, как в Грузии. Впечатляющий фасад — исправно работающая сфера госуслуг, некоррумпированная дорожная полиция и ряд инфраструктурных проектов — обеспечивался репрессивными методами, зачастую более жесткими, чем в государствах, имеющих репутацию антидемократических. Грузия, меж тем, усилиями Саакашвили создала себе имидж флагмана постсоветской демократии, страны, отважно борющейся за свой «европейский выбор».

Став символом времени, Михаил Саакашвили оказался и его жертвой, когда оно закончилось. Он переоценил степень собственной важности для внешних патронов, точнее, не уловил момент, когда американская политика достигла потолка амбиций и возможностей, после чего последовал неизбежный спад. Ошибка стоила президенту Грузии формальной потери трети территории и дальнейшего кризиса его политической модели. Поскольку то, что он делал в своей стране, по-настоящему никогда не пользовалось широкой поддержкой, а конфронтационный курс в отношении Москвы усугублял общую напряженность, без надежного внешнего прикрытия Тбилиси не мог достигать желаемых целей. А Запад погрузился в собственные проблемы.

За день до голосования, на котором был выбран его преемник, Саакашвили посмертно присвоил звание «Национального героя» первому президенту Грузии Звиаду Гамсахурдиа, человеку, роль которого в истории страны оценивают в диапазоне от негативной до катастрофической. Можно понять, чем он симпатичен Саакашвили, и тот, и другой — люди страсти и авантюры. Но есть существенное отличие, которое вселяет надежду в будущее Грузии. Гамсахурдиа был свергнут и погиб при неясных обстоятельствах. Саакашвили мирно уходит со своего поста, передавая его оппоненту. Историкам судить, его ли в этом заслуга, но прогресс налицо.