Юрий Болдырев

| Литературная газета

Без проливов, зато с компрадорами

Вот и 2017-й. Через месяц – столетие Февральской революции. Отношение к ней в обществе противоречивое. С одной стороны – сокрушение абсолютизма. С другой – подрыв основ жизни (пусть и несовершенных, устаревавших) государства, которое ещё чуть-чуть и было бы среди победителей в Первой мировой войне. И не пели бы мы: «Не нужен мне берег турецкий». Наш он был бы, этот берег: наши были бы проливы и выход в Средиземное море – независимо ни от кого.

Правда, многие считают, что Англия этого не допустила бы. Вплоть до разворота Антанты (только уже без России) и побеждённых – на войну против нас…

Но фиксируем факты. 100 лет назад (в феврале 1917 г.) рухнула самодержавная Россия. По утверждениям современников, тогда мало кто понимал, что рушится страна. Были энтузиазм и уверенность, что начинается настоящая жизнь.

А 25 лет назад (в декабре 1991 г.) был разрушен СССР. И тоже мало кто что-то понимал – были охмурены сказкой о «переформатировании» СССР в ещё лучшее СНГ. Во всём Верховном Совете РСФСР, ратифицировавшем Беловежские соглашения, нашлось всего семь депутатов, проголосовавших против. Четверть века спустя, 22 декабря 2016 года, в Зиновьевском клубе МИА «Россия сегодня» мы провели с ними встречу. Смогли прийти четверо: Исаков, Лысов, Павлов и Полозков (ролик в Сети можно найти по названию: «25 лет без СССР: будут ли продолжены десоветизация и декоммунизация?»). Это оказались люди с разными взглядами и даже разным пониманием тогда происходившего. Объединило их одно: на переломном этапе они не согласились своей рукой уничтожать свою страну. Но таких оказалось мало.

А осенью нынешнего года – 100-летие Великой Октябрьской социалистической революции. Отношение и к ней разное. Однозначное – лишь у власти и служащих ей СМИ: преступление, сбившее Россию с пути всей остальной цивилизации.

Пригласили меня в Общественный комитет (инициирован КПРФ) по подготовке к 100-летию Октябрьской революции – дал согласие. Во-первых, это событие, определившее историю ХХ века. Во-вторых, позволившее нам совершить рывок в развитии и выстоять в беспрецедентном нашествии – в Великой Оте­чественной войне. И, в-третьих, я – сторонник иных акцентов в дискуссии об этой революции, нежели те, что насаждаются нынешней властью.

Представим, что мы четверть века назад пошли бы иным путём, как тогда шутили: «по китайскому пути в сторону Швеции». И жили бы мы сейчас в развитом социальном (в реальности) государстве, без нынешних уродливых контрастов. Не чемпионы по долларовым миллиардерам и без массовой бедности и даже нищеты. В стране с сильным национально ориен­тированным капиталом, двигающим экономику вперёд, но и не менее сильным обществом, не позволяющим капиталу нами манипулировать и на нас паразитировать.

Тогда взгляд назад мог бы быть чисто историческим: мол, вот таким тернистым был наш путь к лучшей жизни.

Но мы вновь в тисках эксплуатации и олигархического паразитизма, да ещё и компрадорского, подающего как великие победы каждую очередную сдачу стратегических активов иностранному капиталу; ведущего не просто к несправедливости, но ещё и к нацио­нальному упадку и научно-технологической деградации. Да и к социальной деградации. Кстати, после всех сказок о развитии фермерства вместо колхозов проблема сверхкрупных частных земельных латифундий опять, как и сто лет назад, встаёт в полный рост.

Можно ли в этих условиях не признавать, что идеи радикальной социальной революции – той, столетие которой мы будем отмечать в октябре-ноябре, – вновь становятся актуальными?