Георгий Бовт: Национальные проекты: ради кого и для чего?
| Сноб
Сразу два высокопоставленных либерала — Герман Греф и Алексей Кудрин — обрушились с критикой на национальные проекты. Мол, не приведут они к экономическому прорыву.
Правительственные чиновники, разумеется, нацпроекты защищают. Деньги заложены и впрямь огромные. Но будет ли от них прок? Может, проще раздать населению?
Казалось бы, рецепт экономического рывка найден еще в прошлом году: если вложить в экономику до 2024 года почти 26 трлн рублей в рамках национальных проектов, то вот вам будет и рывок. 13,2 трлн рублей поступят непосредственно из федерального бюджета, еще 4,9 трлн — из бюджетов субъектов федерации, более 7,5 трлн — из так называемых внебюджетных источников, подавляющая часть которых так или иначе «аффилирована» с государством. Еще почти 150 млрд дадут государственные внебюджетные фонды. Таким образом, почти все деньги на нацпроекты — формально или косвенно государственные, хотя там заложены, конечно, и деньги крупнейших частных корпораций. Их государство «настоятельно попросит» инвестировать в нацпроекты. Это будет не совсем добровольно.
Там есть и социальные проекты, и инфраструктурные. И в общем они кажутся самоочевидными. Ну кто может возражать против создания в стране «цифровой экономики», чтобы не отстать от остального мира? Что надо строить современные дороги, повышая безопасность движения. Работать над улучшением здоровья нации и над увеличением продолжительности жизни. Что, наконец, надо поддерживать наш вечно малахольный малый и средний бизнес, а также двигать вперед науку и образование. Однако при этом почему-то даже самые оптимистичные прогнозы не обещают на ближайшие годы рост ВВП выше, чем на 3%, и то не в этом году и не в следующем. Какой-то совсем не мощный получается «рывок». Совсем не похож на те темпы роста, которыми «прорывался вперед» Китай после начала рыночных реформ. Нам сейчас даже до его шести с небольшим процентов роста ВВП, которые считаются «торможением», как до Луны.
В роли «штатного пессимиста» на днях выступил президент Сбербанка Герман Греф. «Нацпроекты не дадут искомого результата из-за недостаточно качественного структурирования. Там нет каких-то гигантских ресурсов — это миф», — говорит он. И добавляет, что главной проблемой российской экономики остается неэффективное управление. Что количество чиновников в 2000 году было 1 млн 156 тысяч, а сейчас выросло до 2,2 млн. И это, мол, низкого качества чиновники. А нацпроекты вообще эффекта никакого не дадут, и все эти ресурсы надо направить на другие цели — «на переизобретение, на создание новой модели в образовании, здравоохранении, в государственном управлении, правоохранении и в судебной системе».
Еще ранее глава Счетной палаты Алексей Кудрин жаловался: мол, не идут нацпроекты, деньги есть, но не осваиваются. И вообще они не сработают на тот «рывок», на который рассчитывают их идеологи, максимум прибавят 0,6% к росту ВВП. По состоянию на середину года, по данным Счетной палаты, бюджет нацпроектов исполнен лишь на треть (на 32,4%). Такие направления, как «Цифровая экономика», «Экология», «Безопасные и качественные автомобильные дороги» и «Повышение производительности труда и поддержки занятости», профинансированы на 8–17%. В рамках федеральной адресной инвестиционной программы использовали всего 21,4% средств, завершив 15 из 387 запланированных объектов. И хотя в целом цели нацпроектов выглядят правильными, конкретные параметры, по которым можно будет оценить их реализацию, далеко не всегда понятны и, главное, просчитываемы. Непонятно, например, как «заставить» расти рождаемость, если она падает. Или как добиться, чтобы к 2024 году на 55% увеличилось число россиян, занимающихся физкультурой и спортом. Еще более непонятно, зачем надо было несколько лет подряд «оптимизировать» здравоохранение, чтобы сейчас за новые деньги преодолевать последствия содеянного. Многие цели носят абстрактный характер — «за все хорошее», а реализация нацпроектов поставлена, кажется, исключительно в зависимость от бюрократической активности, а также от налаживания (по понуждению государства, прежде всего) кооперации между различными агентами экономики, включая частные компании, региональные власти и госкорпорации. Регионалов, скорее всего, нагрузят по полной программе отчетностью о том, как они выполняют планы нацпроектов, поставив в зависимость от этого политическую судьбу руководителей соответствующего уровня. Наиболее вероятным последствием этого раздувания отчетности будет манипуляция со статистикой, что наблюдалось в больших масштабах еще в ходе реализации «майских указов» 2012 года.
В принципе, активное государственное регулирование и разные формы непосредственного участия государства в экономических процессах давно стали нормой во многих капиталистических странах. Пожалуй, первой масштабной программой такого рода можно считать «Новый курс» Франклина Рузвельта в середине 1930-х на фоне Великой депрессии. В его рамках было принято около 70 законодательных актов. Поскольку сама Великая депрессия возникла как кризис перепроизводства, то потребовался такой набор «специфических мер», как искусственное поддержание цен и сокращение «избыточного перепроизводства», например, в сельском хозяйстве. В то же время «Новый курс» существенным образом менял всю деловую среду и тогдашние принципы функционирования экономики. Это не было «тонкой настройкой» существовавшей модели, это было изменение правил игры. Именно тогда был впервые опробован «кейнсианский» принцип (Джон Кейнс был советником Рузвельта) дефицитного финансирования из госбюджета ради стимулирования потребительского спроса как двигателя экономического роста (чего в российских нацпроектах не просматривается напрямую, потребительский спрос имеют в виду где-то на вторых ролях). Государство организовало масштабные общественные работы ради сокращения безработицы, установило минимальную оплату труда, заложило основы современной системы социального страхования. Были созданы условия для предоставления льготных займов и кредитов промышленным предприятиям. При этом, хотя государство выделяло огромные по тем временам деньги на стимулирование экономики и на социальную политику, основным «исполнителем» и движителем выступал частный бизнес, а вовсе не государственная бюрократия. Тем более что по тем временам многим сам принцип государственного вмешательства в рынок казался полной ересью, и Рузвельта обвиняли в «насаждении социализма».
При реализации российских нацпроектов фактически не ставится задача кардинального изменения делового, инвестиционного климата в стране. То есть об этом, конечно, говорят, но при этом, как правило, не говорят главного — что если бизнес не захочет вкладывать и вкладываться в экономику, то силами одной бюрократии ее не вытянуть. Разве что на бумаге. Многие предприниматели уже сегодня опасаются иметь дело с госзакупками. Поскольку контроль (особенно за «чужими» для чиновников соответствующего уровня) ужесточился, а откаты по-прежнему вымогают. А еще может прийти следователь и «на глазок» или с помощь послушной ему экспертизы определить, что цена сделки/контракта «завышена», что при выдаче банковского кредита имело место мошенничество в особо крупном размере, причем в составе ОПГ. И да, силовиков лучше тоже «подкармливать», причем из своей маржи, чтобы постараться минимизировать такие риски. Ах да, еще можете сходить в суд и попытаться судиться там, например, с государством или его органами, или аффилированными с властями бизнес-структурами и вкусить всю прелесть нашего правосудия. Там же будете сетовать, в случае чего, на невыполнимость и даже подчас кафкианскую бредовость многочисленных регуляций, нормативов и бухгалтерской отчетности. Но лучше заранее «порешать вопросы» с соответствующими контролерами. Разумеется, тоже из своей прибыли, даже если ее еще нет, а проверяющие и контролеры — вот они, уже на пороге.
Говорят, на поддержку малого и среднего бизнеса в прошлом и в начале текущего года выдано льготных кредитов по субсидированным ставкам на 100 млрд рублей (для России, надо учесть, ставка и в 8,5% считается «льготной»), в этом году на поддержку малых предприятий власти различного уровня направили 60,5 млрд рублей. Правда, они еще не все дошли до регионов. Ну и что, «заколосился» этот самый бизнес? Приблизилась заветная цель одного из нацпроектов рекрутировать в его ряды аж 25 млн человек? Почему-то даже молодые и по определению горячие люди стремятся все больше в силовики и чиновники, но не в ряды тех, кого по-прежнему презрительно называют «коммерсантами» и кого продолжают кошмарить. Работа бизнес-омбудсмена и его контрагентов в регионах преимущественно сводится к тому, чтобы вызволять из СИЗО или колонии очередного предпринимателя, осужденного или обвиняемого по очередному «дутому делу», а не к тому, чтобы обсуждать и предлагать наиболее перспективные сферы и отрасли развития предпринимательства.
Или как, к примеру, может успешно развиваться такой национальный проект, как «Цифровая экономика», если уж где-где, а в IT-сфере практически все построено на свободе — творчества, мысли, на креативности в современном ее понимании. Но у нас вся эта сфера, как спудом, придавлена безумными до неисполнимости во многих своих положениях законами из «пакета Яровой» и внесудебным «креативом» Роскомнадзора. И для ускорения по части цифровизации стоит, наверное, в первую очередь, упразднить и то, и другое. Если, конечно, речь не идет о создании системы тоталитарного контроля за всем и вся.
Никто толком на высшем уровне не ставит вопрос о том, что никакие нацпроекты не «выстрелят», пока в стране будет такая судебная система. Никто не увязывает на том же уровне борьбу с коррупцией со свободой слова и развитием политической конкуренции. Теоретически можно строить успешную экономическую модель и без политической конкуренции (см. пример Китая), но тогда должны жестко внедряться принципы меритократии. У нас же господствует другой принцип: «Друзьям — всё, остальным — закон».
Нацпроекты, таким образом, уперлись все в то же препятствие, о которое споткнулся экономический рост начала 2000-х. Называется «институты». Их надо реформировать, приводить в соответствие с потребностями времени. Попытка всюду расставить «молодых технократов», которые с горящими глазами бросятся решать застарелые системные проблемы экономики, обречена на неудачу. Потому что в условиях неработающих институтов технократы, во-первых, быстро стареют — «умом и сердцем», во-вторых, перестают быть технократами, превращаясь в замшелых бюрократов. Проще и полезнее для экономического роста все же действительно было бы «раздать» хотя бы часть запланированных на нацпроекты денег потребителям (через активную социальную политику) и предпринимателям (через доступные кредиты, налоговые льготы и т. д.). Но бюрократия не отдаст. Сама будет осваивать.
