Сергей Цыпляев

| Ежедневный журнал

У нас традиционно в голове лежит очень простая чёрно-белая картина мира. Вот тут Америка со своими союзниками, а тут — СССР или Россия со своими союзниками. И у всех остальных стран есть вариант только выбрать, к какому из полюсов примкнуть. Иногда мы ещё вспоминаем Китай, но не часто, тем более что в Сирии он не фигурирует.

А реально, если мы смотрим на Ближний Восток, то видим колоссальный калейдоскоп интересов, где мы в одних вопросах с кем-то союзники, а в других — нет. И курдский вопрос находился с самого начала в эпицентре противостояния. С одной стороны, мы традиционно ещё с советских времён поддерживаем курдскую рабочую партию, которую считали «левой», и теперь оказались по одну сторону фронта в борьбе с ИГИЛ. Но, с другой стороны, для Турции проблема курдского сепаратизма колоссальна. Многие считают, что до 30% населения страны относится к этому этносу. Появление курдского анклава создаёт очень серьёзные опасения, и поэтому Турция готова быть с нами вместе против ИГИЛа, но по курдам имеет собственное мнение.

И так складывается ситуация по многим направлениям. Тут мы вместе с Израилем, а тут — с Ираном, хотя они друг друга на дух не переносят и непонятно, когда начнётся столкновение между ними и что мы станем делать в этом случае. Там очень сложная конструкция, в которой нет простых чёрно-белых решений. А самое главное — никто из участников не является доминирующим игроком, который способен стукнуть по столу и сказать «будет так, и никак иначе». Такое место могли бы занимать США, но мы имеем изоляционистскую линию господина Трампа. Он придерживается традиционного республиканского взгляда, что надо уходить отовсюду, откуда он может уйти.

Поэтому мы и оказались в ситуации, где иногда возникает война «всех против всех». Даже внутри полков Асада поначалу не было единства. Разные кланы содержали разные полки, и была проведена громадная работа, в том числе российская, призванная сделать из этого нормальную регулярную армию. Это и есть война на Ближнем Востоке.