Федор Лукьянов

| Российская Газета

В Европе отрицают идею о Красной армии-освободительнице

В день торжественных мероприятий в Израиле, где поминали жертв холокоста, три председателя главных европейский структур — Европейского совета (Шарль Мишель), Европарламента (Давид-Мария Сассоли) и Еврокомиссии (Урсула фон дер Ляйен) — выпустили совместное заявление. В нем говорится много правильных слов о недопустимости забвения катастрофы, особенно теперь, когда остается все меньше очевидцев трагедии.

Европейские руководители называют главным выводом из нее создание Евросоюза, «в ДНК которого заложено наследие тех событий» (тут уже можно поспорить о том, главный ли это вывод, но допустим). Наиболее иллюстративна первая фраза: «75 лет назад силы союзников освободили нацистский концентрационный лагерь Аушвиц-Биркенау. Они положили конец самому чудовищному преступлению в истории Европы — целенаправленному уничтожению европейских евреев».

«Силы союзников». Безлично. Чисто формально все так — выживших узников лагеря смерти спасла одна из стран антигитлеровской коалиции. Но эта формальная корректность призвана зафиксировать новую европейскую интерпретацию истории XX века. Никакой Красной армии-освободительницы не было.

Была Красная армия, совершавшая военные преступления и порабощавшая народы Восточной Европы (это вытекает из резолюции Европарламента от сентября прошлого года). Армия страны, развязавшей вместе с гитлеровской Германией Вторую мировую войну. А битву против нацизма вели силы союзников во главе с Соединенными Штатами. Они в итоге и победили коричневую чуму.

Кажется, что эта трансформация случилась внезапно — еще пару лет назад такое было невозможно, во всяком случае в столь прямолинейной форме. На деле пересмотр привычной модели европейской исторической памяти начался достаточно давно, и вехой стало вступление в Европейский союз государств бывшего советского блока — Варшавского договора и балтийских республик. Именно их приход поставил под сомнение основу, на которой строилась историческая политика единой Европы, — мы все виноваты в холокосте и должны сделать так, чтобы подобное никогда не повторилось.

Исторический нарратив, с которым бывшие соцстраны пришли в ЕС, отличался: мы тоже жертвы, причем двух одинаковых по своей мерзости тоталитаризмов — германского и советского. И как жертвы мы тоже имеем право на гарантии неповторения того, что было, а также на то, что наше мнение будет воздействовать на формирование политики.

Почему позиция нескольких достаточно небольших стран, к тому же тех, в которых своя, говоря очень мягко, сложная история отношения к теме холокоста, оказалась ферментом, меняющим устоявшийся подход западноевропейских грандов, отдельная тема. Отчасти Западу всегда было несколько неудобно признавать сотрудничество со Сталиным и его решающую роль в победе. Отчасти из-за желания компенсировать новым странам-членам полное политическое и экономическое доминирование ЕС. Но главное — нарастающий по разным причинам страх перед Россией, желание политически отгородиться от нее, что имеет и прикладной смысл для Евросоюза. Российская тема с некоторых пор — едва ли не единственная из внешнеполитических, по которой ЕС удается поддерживать внутренний консенсус.

Историческая дискуссия становится жертвой текущих политических задач и интересов. Всякая история многоцветна и многопланова, в ней много нюансов и сложных взаимосвязей. Россия со своей извилистой траекторией — не исключение. А любая «война памяти», споры вокруг интерпретации событий прошлого разрушительны тем, что выхолащивают историю, превращают в плоский черно-белый оттиск. Что покрасить черным, а что белым, определяется актуальной целесообразностью. Ну и азартом противостояния — «атакованной» стороне приходится отвечать своими упрощениями и избыточными обобщениями, таков закон жанра. Нет сомнений в том, что во Второй мировой войне хватает пока еще закрытых или недостаточно исследованных страниц, и разбираться с ними должны ученые, а кредо ученого — истина, даже если она противоречит привычным стереотипам. Однако перевод истории в категорию политического инструмента загоняет и науку далеко на обочину, не позволяет ей сохранять академическую беспристрастность.

Эрозия исторического нарратива о Второй мировой не всем нравится и в Западной Европе. И дело не в симпатиях к России, а в том, что более прозорливая часть истеблишмента ощущает: меняющаяся трактовка усугубляет моральный релятивизм.

Если все и дальше пойдет в таком направлении, возникнет угроза самой европейской конструкции. Весьма хрупкой, потому что никто не может быть уверен, что причины, приведшие к катастрофам первой половины прошлого столетия, окончательно искоренены. Будь то в Германии или в других европейских государствах.

Пока же верх берет краткосрочная политическая логика. Тем, кто придерживается ее в Европе, стоит перечитать эпиграф к заявлению, с которого начинается этот текст.

Цитата из Эли Визеля: «Забыть мертвых — это значит убить их вторично». Это относится не только к жертвам уничтожения в лагерях, но и к тем, кто отдал свои жизни, чтобы таких лагерей не было.