Анатолий Куликов

| ВПК

Распад государственной и политической системы СССР, а затем и России не мог не сказаться на безопасности страны. Начавшийся парад суверенитетов союзных республик передал эстафету автономиям. Первыми «зажгли» на Северном Кавказе. 11 декабря 1994 года началась силовая операция в Чечне. О причинах этого конфликта, о том, почему вместо запланированной молниеносной кампании страна ввязалась в затяжную войну, вспоминает генерал армии Анатолий Куликов, назначенный 25 января 1995 года командующим Объединенной группировкой федеральных войск в Чечне.

– Анатолий Сергеевич, как вы оцениваете состояние силового блока РФ накануне первой чеченской операции?

– Наши Вооруженные Силы находились тогда в шоковом состоянии, уже вступив на путь непрерывного реформирования. Накаляемая внутриполитическая ситуация в республиках Северного Кавказа не оценивалась Генеральным штабом как реальная угроза. В советское время все военнослужащие – от солдата до генерала – знали, что армия предназначена для выполнения внешних функций – отражения агрессии врага. Отсюда и незнание обстановки в национальных республиках, и неподготовленность войск для их применения внутри страны. Даже правовой основы для этого не существовало. Командный состав воспринимал новые задачи с недовольством и непониманием. Тем не менее руководство ВС РФ, большинство генералов и офицеров армии и флота вместе с ФСБ, войсками и органами МВД, погранвойсками не допустили распада страны.

– Каким было ваше понимание кавказской проблемы, возможных последствий разгорающегося конфликта?

– Командование ВВ и руководство МВД РФ знали обстановку изнутри. Уже весной 1993 года на Военном совете главкомата мы рассмотрели основные направления реформирования войск. Имелось понимание, что на Кавказе придется воевать – опыт Карабаха и Южной Осетии, предотвращения мятежа в Кабарде позволял об этом говорить. Прозвучало предложение передать в Главное управление по исполнению наказаний функции охраны исправительно-трудовых учреждений и на базе высвобождаемых частей формировать части оперативного назначения. В числе других организационных мер указывались создание войсковой разведки, формирование артиллерийских, инженерных частей и подразделений с целью автономного использования ВВ отдельными тактическими группами в зонах вооруженных конфликтов. Министр внутренних дел РФ Виктор Ерин на коллегии поддержал наши предложения, и к декабрю 1994 года войска были в основном готовы к выполнению принципиально новых задач.

– Какие события окончательно убедили федеральную власть в том, что восстановление конституционной законности в Чечне должно проходить с помощью силы?

– Это произошло сразу после того, как стали известны результаты неудачного наступления сил антидудаевской оппозиции. В ходе штурма 26 и 27 ноября 1994 года дудаевцам удалось сжечь на улицах Грозного более двадцати танков, убить, искалечить и пленить несколько десятков наступавших. Внутренние войска, которыми я в то время командовал, в этой акции участия не принимали, если не считать одного-двух специалистов, посланных нами в Надтеречный район для передачи милицейским муниципальным батальонам оппозиции техники и вооружения в соответствии с решением российского правительства.

– Какова во всем этом была роль Бориса Ельцина?

– Дальнейшие действия федеральной власти явственно несли в себе черты его крутого характера – широту замысла, жесткость исполнения и пренебрежение к возможным последствиям. Грозненские неудачи оппозиции и полеты депутатов к Дудаеву за пленными танкистами, видимо, не на шутку рассердили президента, отчего скорость принятия им решений стремительно нарастала. 29 ноября 1994 года Ельцин обратился к участникам внутричеченского конфликта с требованием в течение 48 часов прекратить огонь и распустить вооруженные формирования. В тот же день на экстренном заседании Совета безопасности Российской Федерации утверждается замысел операции, а 30 ноября подписан указ президента «О мероприятиях по восстановлению конституционной законности и правопорядка на территории Чеченской Республики».

– Действительно ли дудаевский режим и незаконные вооруженные формирования в Чечне представляли тогда реальную угрозу?

– Мятежная Чечня становилась базовым тренировочным лагерем для сил международного терроризма. Бандитские группировки парализовали экономическую жизнь республики, угрожали приграничным с Чечней районам и стране в целом. Способствовали распространению по всей России наркотиков, фальшивых денег, оружия, взрывчатых веществ и боеприпасов. Дудаевский режим, объективно поощрявший бандитизм, финансовые махинации, работорговлю, внесудебные расправы и погромы населения, не имеющего вайнахских корней, являлся дерзким вызовом всему цивилизованному человечеству. Он не имел права на существование. Незаконные вооруженные формирования представляли собой хорошо организованную силу и готовились для вторжения на сопредельные с Чечней территории. Экспансия исламского экстремизма, пропаганда сепаратизма – эти и другие действия по сколачиванию на Северном Кавказе националистически окрашенных структур имели целью дестабилизацию обстановки во всем регионе.

– Как оценивались силы и средства, имевшиеся у чеченцев к тому времени?

– Мы считали, что к лету 1994 года Дудаев имел танковый полк до 50 исправных танков, артиллерийский – 30 буксируемых и пять самоходных гаубиц, зенитный и два учебных авиационных полка, а также мусульманский истребительный полк, два полка и батальон национальной гвардии, 11 бригад народного ополчения, батальон и несколько рот специального назначения, полк пограничной и таможенной службы, отряд полиции особого назначения и другие формирования, подконтрольные полевым командирам.

Также по республике было рассеяно свыше 60 тысяч автоматов Калашникова. Мобилизационные возможности Чечни в целом составляли около 100 тысяч человек, но реальными бойцами можно было считать тысяч 30–35.

– Что противопоставила этому Российская Федерация?

– Движение в Чечню должно было начаться с трех направлений по пяти маршрутам. Всего к началу операции Объединенная группировка федеральных войск в Чечне насчитывала: личного состава – 23,8 тысячи человек (в том числе Вооруженные Силы – 19 тысяч, внутренние войска – 4,7 тысячи), 90 вертолетов (из них 47 – боевых), 80 танков, несколько сотен БТР и БМП, орудий и минометов –182. По сравнению с незаконным чеченским воинством наши силы никак нельзя назвать чрезмерными.

– Являлось ли проведение военной операции на территории Чеченской Республики законным с точки зрения законодательства Российской Федерации и международного права?

– Безупречной я бы назвал следующую формулировку: так как в период с 1991 по 1994 год деятельность властей Чеченской Республики была направлена на незаконное отторжение этой территории от Российской Федерации, создавая тем самым очевидную угрозу целостности государства, применение силы для разоружения незаконных вооруженных формирований и восстановления конституционной законности – мера совершенно оправданная, законная, справедливая, адекватная угрозе и даже обязательная для президента страны.

– Что представлял собой так называемый замысел военной операции, был ли он способен предопределить будущие победы и поражения?

– Единственным коллективным органом в СССР, принимавшим подобные решения, было Политбюро ЦК КПСС. В Российской Федерации в данной ситуации его функцию выполнил Совет безопасности РФ, утвердивший 29 ноября 1994 года замысел операции. Являясь в принципе строгим юридическим документом, по духу он, конечно, больше напоминал фабулу войны, лишь в общих чертах оговаривая ее течение, и не раскрывал всех действующих лиц и все сюжетные линии. Они появляются потом, когда рождается план операции и определяются участники, сил которых должно хватить, чтобы претворить в жизнь основные наметки. Могут меняться даты, полки, генералы, маршруты движения, но замысел, определяющий дух операции и ее основные задачи, должен быть исполнен в точности.

– О каких сроках войны тогда шла речь?

– В соответствии с замыслом на первом этапе, то есть за семь суток – с 29 ноября по 6 декабря, следовало создать Объединенную группировку войск и занять исходные районы для действий по трем направлениям: моздокскому, владикавказскому и кизлярскому, а также, перебазировав на оперативные аэродромы фронтовую авиацию и боевые вертолеты, полностью блокировать воздушное пространство над Чечней. В этот же срок предстояло подготовиться к подавлению системы управления дудаевских сил нашими радиоэлектронными средствами.

На втором этапе, за трое суток – с 7 по 9 декабря, предполагалось под прикрытием фронтовой и армейской авиации выдвинуться к Грозному по пяти маршрутам, окружить город, создав два кольца блокирования: внешнего – по административной границе республики и внутреннего – вокруг города.

На третьем этапе, с 10 по 13 декабря, группировки войск с севера и юга с разграничительной линией по реке Сунже, действуя совместно со спецподразделениями МВД и ФСК, должны были очистить от незаконных вооруженных формирований президентский дворец в Грозном, здания правительства, телевидения, радио и иные важные объекты.

Четвертый этап, на проведение которого отводилось 5–10 суток, довольно оптимистично предполагал дальнейшую стабилизацию военной обстановки, передачу армией внутренним войскам своих участков ответственности и активные действия ВВ МВД РФ по выявлению и изъятию оружия и боеприпасов.

– Сегодня установленные замыслом сроки кажутся совершенно невыполнимыми…

– В контексте всего того, что и как происходило в первой декаде декабря 1994 года, все споры о сроках с руководством операции воспринимались очень болезненно. Они противоречили идеологии быстрых побед, которая господствовала в умах высших офицеров из Генштаба и Министерства обороны. Более того, споры эти могли вызвать неудовольствие политического руководства, которое психологически не было готово к затяжному военному конфликту: его жертвам, цинковым гробам, критике со стороны Запада, денежным тратам и протестам внутренней оппозиции.

Две недели боев и несколько недель военно-полицейских операций по разоружению незаконных вооруженных формирований – вот, кажется, та цена, которая считалась приемлемой. В конце концов были приняты предельно жесткие сроки. Лично мной они воспринимались как приказ.

– То есть ваш опыт подсказывал нецелесообразность данного решения?

– Мой опыт подсказывал прежде всего, что совершенно не напрасно нить замысла именно на этапе стабилизации военной обстановки и передачи внутренним войскам участков ответственности начинала как бы теряться на просторах чеченской земли. Временами – исчезать без следа. После передачи участков ответственности и предполагаемого возвращения армии на зимние квартиры вся чеченская проблема как бы отчуждалась в пользу МВД и спецслужб.

Будучи продуктом армейского производства, замысел четче описывал именно военную фазу операции и почти никак ту часть боевой работы, которую предстояло выполнить ВВ, сотрудникам милиции, пограничным войскам и МЧС. Не случайно в сроках, отведенных на проведение четвертого этапа, отсутствовали и конкретные даты, словно не исключалась вероятность, что времени на него уйдет куда больше, нежели определено на бумаге.

– Что тогда было главным в восприятии, оценке противника?

– С одной стороны, нам противостояли многочисленные, хорошо вооруженные и организованные силы чеченского сопротивления. По сути это была армия, которую со знанием дела построили генерал-майор Дудаев и его ближайшее окружение. Его люди имели опыт успешной военной службы и понимали суть тактических приемов и прочих домашних заготовок, имевшихся в арсенале среднестатистического комбата или даже комдива. По всем меркам это был умелый противник, заслуживающий быть сметенным авиацией и артиллерией еще до того, как развернет свою штабную карту и начнет что-то предпринимать в ответ.

С другой стороны, пока Чеченская Республика оставалась частью Федерации, а ее жители, пусть и вооруженные, нашими соотечественниками, не было и речи о методах ведения войны, не гарантирующих безопасность мирного населения. С точки зрения закона чеченец, у которого не было в руках автомата Калашникова или гранаты, ничем не отличался от посетителя музея или пассажира метро. Подвергнуть его жизнь опасности означало нарушить закон.

– Ввести федеральные войска на территорию Чечни планировалось в 5.00 11 декабря, и этот план был утвержден министром обороны. Почему произошла задержка?

– Поздно вечером 10 декабря, после того как руководством операции были окончательно утрясены и согласованы все детали предстоящего дня, я собрал в штабе оперативной группировки внутренних войск ее командующего – генерала Романова и командиров тех частей и соединений ВВ, которым предстояло наутро двинуться в Чечню. Где-то в полпервого ночи, будучи абсолютно уверенным, что операция начнется в 5.00, заснул, не раздеваясь, в своем вагончике. Без десяти минут пять поднимаюсь и жду сигнала. Сигнала нет. Звоню на командный пункт армейцев, трубку поднимает начальник Оперативного управления СКВО генерал-майор Вьюнов, который объясняет мне, что в первом часу ночи Митюхин попросил Грачева перенести начало операции на 8.00. Я не выдержал, понес матом. Ведь в воскресенье Экажевский перекресток у Назрани с восьми часов забит легковыми машинами и войска там не пройдут. Вьюнов ответил, что ничего поделать нельзя – таково решение командующего, который сейчас отдыхает, и если я хочу с ним поговорить, то звонить надо позже. Понимая, что по телефону ничего не добьюсь, я отправился на располагавшийся неподалеку КП армейцев. Была дорога каждая минута: одно дело – в пять утра пронестись по заспанным улицам ингушского городка и совсем другое – тянуться в восемь мимо многолюдных кавказских базаров. Ясно, как день, что через десять минут после начала движения мятежники будут извещены и начнут просчитывать ситуацию.

– Командующий Объединенной группировкой это понимал?

– Митюхин был настроен вполне благодушно: «Ты понимаешь, ночью генерал N доложил, что один из полков еще не готов, и попросил перенести начало операции на три часа. Я в свою очередь об этом же попросил Грачева, и он со мной согласился. Чего ты горячишься? Все будет нормально!». Я тогда сорвался. Митюхин сразу насупился, министру звонить отказался.

– Как скоро стала очевидна ваша правота?

– Практически сразу. Выяснив основные маршруты выдвижения войск, экстремисты успели перекрыть большинство дорог, собрав в наиболее уязвимых местах толпы враждебно настроенного населения. Под прикрытием женщин и подростков боевики и действовали, имитируя «пикеты протеста» и «взрывы народного негодования». На назрановском направлении колонна боевой техники сразу же напоролась на транспортную пробку. Пока наши водители пытались разъехаться с «Жигулями» и «Нивами», ингуши резали у боевых и транспортных машин тормозные и топливные шланги, прокалывали шины. А потом и вовсе подожгли несколько машин на мосту, и колонна застряла.

Я поднялся в воздух на вертолете. Взял с собой видеооператора Валерия Жовтобрюха, наказав ему снимать все, как есть. Было хорошо видно, как четко, будто на учениях, шел по своему маршруту 81-й полк оперативного назначения внутренних войск. Решив, что с ним все в порядке, попросил летчиков развернуться и взять курс туда, где, по моим подсчетам, теперь должна была находиться колонна десантников. Гляжу: точно, идут, но в районе Верхних Ачалуков на их пути возникает группа гражданских с белыми флагами. Человек пятнадцать, не больше. На моих глазах колонна ВДВ, насчитывавшая более семидесяти бронемашин, разворачивается и уходит в обратном направлении. Эту видеокассету я и показал вечером Грачеву.

– Что потом? Какова была реакция Грачева?

– Не знаю, какие меры принимал министр обороны потом, но выразительные кадры отступления колонны ВДВ с поджатым хвостом вызвали у Грачева совершенно оправданное недовольство. Логика приказа и войны в таких случаях диктует единственный способ преодоления подобных препятствий: не останавливаться! Вот только в реальной ситуации нелегко поставить себя на место водителя БТР или стрелка, который с легкостью выстрелит или задавит человека. Тактический прием, применявшийся боевиками во всех вооруженных конфликтах, начиная с Карабаха, был прост и чрезвычайно эффективен: сначала на боевые машины накатывалась волна истеричных женщин и подростков и только потом из-за их спин появлялись вооруженные мужчины.

– Если бы федеральные войска начали выдвижение именно в 5.00, они бы успели уложиться в жесткие рамки утвержденного Павлом Грачевым плана?

– Пожалуй, успели бы. И могли бы блокировать Грозный вовремя и со всех сторон. Мы не сумели использовать фактор внезапности. Притом что Дудаев, кажется, до последнего дня не верил в возможность нашего похода в Чечню. Об этом можно судить по малочисленности и слабости дудаевских заслонов, встретившихся нам на пути и разбегавшихся при первом появлении боевого охранения. Первое вооруженное сопротивление – залп эрэсами из установки «Град» по колонне, двигавшейся через Горагорск, дудаевцы оказали только на Сунженском хребте. Несмотря на то, что боевики не имели никаких приборов наведения и прицеливались через ствол, были, к сожалению, очень точными – мы понесли первые потери…

– Как складывалась ситуация на других направлениях? Удалось соблюсти установленный темп движения войск?

– Это удалось и с трудом лишь тем командирам, которые действовали на моздокском и кизлярском направлениях. Впоследствии северный маршрут (из Моздока) как наиболее безопасный стал основным. Хотя везде нам оказывалось упорное сопротивление и к Грозному наши колонны, неся потери в живой силе и технике, смогли подойти только через две недели. И неодновременно. На злосчастном назрановском направлении и вовсе смогли пробиться к городу, в район Андреевской долины не по федеральной дороге Ростов – Баку, как намечалось, а по той, что шла вдоль железнодорожной магистрали.

С большими трудностями вышли войска к Грозному и со стороны Аргуна и станицы Петропавловской. Даже беглого взгляда на карту достаточно, чтобы понять, что по периметру города примерно половину Грозного к исходу декабря нам так и не удалось блокировать.

Северную, частично восточную и западную окраины города мы контролировали, а вот южную – нет. Получалось, что к моменту штурма боевики имели возможность беспрепятственно подпитывать свои подразделения техникой, людьми, вооружением и боеприпасами с этой, не перекрытой федеральными войсками стороны. Часть дудаевцев воевала вахтовым методом: пока одни отряды дрались в городе, другие уходили на отдых в район Комсомольского, Алхазурово, Аргуна и Шали. Через какое-то время происходила смена, и всякий раз нам противостояли относительно свежие силы противника.

– И все-таки к весне 1995-го удалось взять под контроль всю равнинную часть, а к 15 июня – и все горные районные центры Чечни. Почему эти успехи не удалось удержать?

– Потому что военные успехи не закреплялись административными и экономическими мерами. Республиканская власть бездействовала. Масхадов запросился на переговоры, Басаев совершил дерзкий теракт в Буденновске и едва не вернулся триумфатором в Грозный. По указанию Ельцина начались переговоры с сепаратистами, закончившиеся подписанным 30 июля 1995 года соглашением по блоку военных вопросов. Но так как не было достигнуто соглашения по другим, главным образом политическим вопросам (этому препятствовал находившийся в горах Дудаев), военное противостояние просто перешло в менее активную фазу. 6 октября 1995 года на площади Минутка совершен теракт против генерала Романова. Затем обострения в марте и в августе 1996 года, закончившиеся вмешательством секретаря Совбеза Александра Лебедя и подписанием позорного Хасавюртовского соглашения.

– Как вы объясняете августовскую неудачу?

– Спланированный ввод сепаратистов в Грозный и блокирование ими основных военных и административных объектов требовали срочного усиления группировки федеральных сил. Со стороны ВВ МВД РФ были направлены оставшиеся резервы. На мои телеграммы министру обороны и представителю правительства реакции не было никакой. Министр Игорь Родионов всячески препятствовал этому. Состояние здоровья Ельцина не позволяло ему руководить процессом. Указания Виктора Черномырдина также игнорировались. Но даже в этих условиях командующему Объединенной группировкой генерал-лейтенанту Константину Пуликовскому удалось совместными усилиями всех силовиков не допустить захвата объектов и начать их деблокирование.

– Но тут настойчивость проявляет Александр Лебедь…

– Да. Лебедь срочно принимает меры, приведшие к Хасавюртовскому соглашению. Ему нужно было показать всем: он сможет остановить войну, доказать, что он тот национальный лидер, который нужен России. Ельцина он уже списал по болезни. Полагаю, Лебедь был в сговоре с сепаратистами.

– Какие уроки первой чеченской кампании важны сегодня?

– Прежде всего события в Чечне охладили националистический пыл не только сепаратистов соседних республик, но и всех других. Армия, силовые ведомства страны получили урок, обязывающий всех действовать слаженно в интересах территориальной целостности страны, и они выполнили эту задачу, о чем свидетельствуют результат второй чеченской кампании, события в Грузии 2008 года и на Украине. Успех может быть достигнут только при пристальном внимании к подобной проблеме политического руководства страны, которое было проявлено президентом Владимиром Путиным в отличие от Ельцина, который подписывал телеграммы о прекращении применения авиации, даже не понимая, что санкционирует уничтожение вклинившейся в горы группировки федеральных сил.

Еще один важный вывод можно сделать о роли СМИ, их поддержке и понимании принятого политического решения. В 1994–1995 годах нам приходилось действовать под давлением не только международных, но и внутрироссийских групп – от «Солдатских матерей» до большинства неправительственных общественных организаций. Многие журналисты просто злорадствовали по поводу неуспехов федеральных сил, особенно в начальной стадии операции.

Важно, что за прошедшее время создана добротная законодательная база для применения Вооруженных Сил и других силовых структур, позволяющая выработку превентивных мер. Остается только выразить благодарность генералам и офицерам, прапорщикам – всем военнослужащим внутренних войск МВД РФ за их самоотверженность и честное выполнение поставленных задач. Мы не имели ни одного случая предательства. Этим можно и нужно гордиться.

Метки: бывший СССР, война, история, Чечня