Александр Дынкин: напечатав рубли, мы ничего не добьёмся
О тёмных и светлых сторонах кризиса рассказал Александр Дынкин, директор национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений им. Примакова (ИМЭМО РАН).
Александр Колесниченко, «АиФ»: Александр Александрович, цена на нефть барахтается ниже 40 долл. за баррель. Кажется, никто не предсказывал такого падения. А может, это всё-таки заговор?
Александр Дынкин: Заговоры — последнее, во что я склонен верить, тёмное средневековье… Однако (без учёта объективных экономических обстоятельств. — Ред.) Саудовская Аравия и правда взяла курс на то, чтобы, как они говорят, вывести с рынка «неэффективных производителей», остановить развитие дорогих добычных проектов в других странах. Считается, что пик потребления нефти придётся на 2035-2040 гг. Пока «нефтяной век» не кончился, саудиты хотят получить максимальную прибыль. Я думаю, в 2016 г. средняя цена на нефть будет 40 долл. за баррель или чуть меньше.
Китай не помог?
— Каков вклад санкций в наши проблемы?
— Важнее то, что было очевидно многим экономистам ещё до санкций: мы исчерпали модель развития, во многом связанную с мировым нефтегазовым рынком. Именно поэтому резкое падение цен на ресурсы стало серьёзным ударом. И лишь на третьем месте по «вредоносности» — санкции. Но у нынешнего кризиса есть и положительные эффекты. Во-первых, это был замкнутый круг: корпорации занимали за границей и, чтобы выплачивать долги, занимали снова. Теперь они возвращают долги, сокращают издержки. Во-вторых, некоторые сектора экономики, в том числе сельское хозяйство, получили очень сильный толчок для развития. В-третьих, ещё никто не смог слезть с нефтяной иглы при высоких ценах на нефть. Сегодня у нас просто нет другого выхода, кроме как диверсифицировать экономику — сделать её более разнообразной и устойчивой.
— Это тоже стоит денег. Если нельзя занять их на Западе, сможем найти на Востоке?
— Профессионалы на это никогда не рассчитывали. Мы открыли ряд секторов для инвестиций из КНР, в частности, китайский партнёр увеличил долю в Сабетте (проект «Ямал СПГ». — Ред.). Но многие китайские банки опасаются американских санкций из-за сотрудничества с Россией. Товарооборот Китая с США, Японией, Европой — 1,4 трлн долл. Торговля КНР с Россией — около 60 млрд долл. Условия кредитов из Китая оказались гораздо жёстче, речь идёт почти исключительно о финансировании госбанками КНР российского сырьевого экспорта в Китай или каких-то проектов, предполагающих использование китайской рабсилы и оборудования.
Положат руку на вклады?
— Зарплаты уменьшаются, а оборот розничной торговли в 2015 г. упал на 10%. Считается, что люди склонны не тратить деньги, а откладывать. По данным ЦБ на начало года, на депозитах у граждан лежало 16,3 трлн рублей, 6,9 трлн — в валюте и драгметаллах. Вместе с депозитами юрлиц — 31,3 трлн рублей. У власти нет соблазна взять эти деньги на импортозамещение, ограничить покупку валюты?
— Мне кажется, что правительство, которое это допустит, мягко говоря, долго не протянет. Ничего такого не произойдёт, если мы не будем слушать горе-экономистов, которые призывают залить экономику деньгами. Импортозамещение даёт результат, когда оно совмещено с экспортом. Мы, кстати, уже экспортируем сельхозпродукции больше, чем вооружений. Есть договорённости о поставках за границу десятков самолётов «Сухой Суперджет» и т. д.
— Но другие страны для выхода из кризиса, развития экономики пытаются поддержать спрос, печатая и «раздавая» деньги потребителям, снижают проценты по кредитам. А мы этого не делаем — почему?
— Отказ от поддержки доходов населения — главный просчёт антикризисной политики прошлого года. Реальная зарплата в 2015 г. сократилась почти на 11%. Без восстановления внутреннего спроса экономика в ближайшее время не вернётся даже к докризисному уровню. Но «раздавать» деньги могут США. Доллар — мировая валюта, в мире есть спрос на доллары, на некоторые другие валюты. Напечатав рубли и дёшево влив их в экономику, можно добиться только галопирующей инфляции, обесценивания вкладов, запрета на хождение валюты, автаркии (замкнутости от внешнего мира. — Ред.), как было в Советском Союзе, и в итоге краха.
— Во время кризиса 1999 г. (вы тогда были советником премьер-министра Евгения Примакова) правительство нашло возможность влить деньги в экономику умно. Почему это нельзя повторить сейчас?
— В тот кризис были недозагруженные мощности и высокая безработица — незанятая рабочая сила. Самой большой проблемой были неплатежи. Их удалось расшить, обесценивание рубля сделало невыгодной покупку импортных товаров. Сегодня девальвация рубля тоже придаёт ускорение экономике, но, к сожалению, нет верёвочки, за которую можно потянуть и резко подстегнуть рост. В итоге из-за исчерпания самой модели развития — нефтегазовой — нынешний кризис окажется более длительным и потребует серьёзных реформ.
— Кропотливую работу, которую, по вашим словам, ведёт власть, не видно за странными инициативами: снова переформатировать пенсионную систему, ввести новые сборы… Ощущение, что правительство лишь скребёт по сусекам какие-то крохи. Нам-то что делать?
— Правительство ищет деньги, чтобы не снижать соцрасходы, — этого оно боится как чёрт ладана. Боится увеличить безработицу, хотя в моменты кризисов в Европе безработица достигает десятков процентов (в РФ сейчас около 6%. — Ред.). К сожалению, геополитические риски повышают траты на оборону и безопасность. В реальном выражении расходы на образование и здравоохранение будут сокращаться. Это плохо скажется на человеческом капитале, а значит, и перспективах роста в будущем. Не все антикризисные решения правительства хороши. Но сегодня и граждане, и компании относятся к кризису как к неизбежному злу, свойственному рыночной экономике, как-то маневрируют, сокращают издержки. Каждый для себя сам решает, на чём экономить. Но я бы сказал, что нельзя экономить на образовании детей и на здоровье.