Само по себе возобновление контактов все приветствуют, мол, лучше общаться, чем не общаться, но четкого понимания зачем, ни у кого нет. Этот орган возник 14 лет назад на волне улучшения отношений после терактов 11 сентября 2001 года. Тогда декларировалось, что появление страшного общего врага должно наконец подвести черту под соперничеством в духе «холодной войны» и открыть новую эру взаимодействия. Позитивной повестки дня нащупать не удалось, зато когда возник настоящий кризис в августе 2008 года, НАТО немедленно заморозило отношения, отказавшись что бы то ни было обсуждать. То же самое произошло в марте 2014-го. Отсюда резонный вопрос — а какой смысл в российско-натовской структуре, если она хлопает дверью именно тогда, когда остро необходимы консультации по вопросу безопасности и взаимные объяснения?

Одна из коренных проблем заключается в том, что по-настоящему Совет никогда не предполагался в качестве реального инструмента. Для НАТО это чисто политический формат, который, с одной стороны, легитимировал дальнейшее расширение («ну русские же все время общаются с нами, все нормально»), с другой — рассматривался как своего рода поощрение для России. Поэтому

как только Москва начинала вести себя, с точки зрения альянса, неправильно, «бонус» в виде возможности сидеть за одним столом с членами НАТО отбирали.

В какой степени Россия возлагала надежды на СРН — тоже можно спорить. Конечно, атмосфера в 2002 году была совсем другой, чем сейчас, но даже в периоды потеплений принципиально негативное восприятие Москвой альянса и его экспансии не менялось. Ну а когда выяснилось, что заседания Совета носят формальный характер и Россия сталкивается с заранее выработанной и не подлежащей коррективам позицией двух дюжин стран (а потом и больше), ценность предприятия стала совсем сомнительной.

Значит ли это, что от подобной формы вообще надо отказаться?

Ценность СРН как политического органа стремится к нулю. Обмен хорошо известными и несовместимыми позициями происходит и так, а шансов на то, что в споре родится какая-нибудь новая истина, сегодня нет. Тем более что НАТО предполагает обсуждать не широкий круг вопросов безопасности, которые касаются всех, а только то, что связано с необходимостью «осадить» Москву. Последнюю это вполне предсказуемо не устраивает.

Но нужда в контактах растет на глазах — сообщения об опасных сближениях военных объектов России и ведущих стран альянса поступают с тревожной регулярностью. Есть явная потребность в кропотливой работе военных, которые договаривались бы о правилах поведения и пределах взаимных демонстраций, которые нельзя переступать. Такое было в годы «холодной войны», но после ушло — как думали, за ненадобностью. Иными словами, нужен преимущественно военный консультативный совет, где профессионалы обсуждали бы вопросы своего специфического «цеха». В ряде случаев у них это получается лучше, чем у политиков.

Пока таких перспектив нет. По мнению чиновников альянса, вступление в подобного рода консультации станет признанием права России на напористое поведение, а это, мол, недопустимо. Если рассуждать цинично, такой подход это самое «нежелательное» поведение Москвы только стимулирует, подпитывая стремление «принудить к разговору». Как бы то ни было, СРН в нынешнем виде для этих целей не приспособлен, а кардинально менять некий устоявшийся бюрократический орган всегда крайне затруднительно.

НАТО готовится к саммиту в Варшаве, который пройдет в июле. И место проведения, и общая атмосфера подогревают ожидания. Правда, в самом альянсе нет единого отношения к тому, насколько исторической должна быть эта встреча в верхах. Страны, считающие себя «прифронтовыми» (Балтия, Польша и пр.), рассчитывают на яркую демонстрацию блоковой солидарности и готовности к отпору. Символом этого должны стать решения о расширении присутствия альянса в Восточной и Центральной Европе. Крупные европейские государства в целом готовы «послать сигнал» России, но не хотят переборщить.

В центре дискуссий неизбежно оказывается Основополагающий акт Россия — НАТО, подписанный в 1997 году и ограничивающий постоянное военное присутствие сил альянса на территории новых стран-членов. В Восточной Европе звучат призывы денонсировать этот документ как утративший смысл в новых реалиях и уже не связывать себя никакими лимитами. В Западной Европе (и пока в США) предпочитают формально из договора не выходить, но ввести гибкую систему ротации, чтобы постоянного присутствия не было, но кто-то бы все время находился. Россия предупреждает, что уловок не потерпит, в Москве тоже есть сторонники идеи о том, что акт стал анахронизмом. Правда, на официальном уровне преобладает идея, что отказываться от него не надо, потому что он хоть как-то препятствует откровенной милитаризации Восточной Европы.

Скорее всего,решения саммита НАТО станут неким компромиссом. Но, как теперь принято, умеренные шаги будут сопровождаться неумеренной риторикой

(как раз чтобы компенсировать скромность реальных действий), что вызовет соответствующий ответ России и т.д. В общем, спираль закручивается дальше.