Сергей Кулик

| РСМД

В отечественных рассуждениях о состоянии дел на планете фокус сужен на либеральном миропорядке как состоянии глобальной архитектуры и расстановки сил, а также на поиске приемлемых перемен или альтернатив. Гораздо меньше расшифровок удостоены официально предпочитаемые «многополярный» или «полицентричный» миропорядки. Тем самым, вольно или невольно, на нынешнее устройство мира ставится печать «либерального».

В таком восприятии доминирует критический настрой разного замаха — вплоть до «разрушить до основания». Им двигает жесткая привязка мировой арены к доминированию США либо, на вкус, Запада под тем же американским флагом.

Отсюда признаваемые всеми ослабление американских и западных позиций и усиление новых глобальных игроков, прежде всего Китая, замкнуты в оценочные границы угасания этого миропорядка. С весьма позитивным эмоциональным сопровождением, но без комплексных предложений и попыток детализации желаемого завтра.

В это пространство аналитических предпочтений встраиваются разнообразные сценарии грядущих перемен. С общей ориентацией на возрастающую неопределенность, усиление нестабильности, повышение глобальных и транснациональных угроз и рисков. С прогнозами сопутствующего ужесточения противоборства между условным Западом и его оппонентами в различных комбинациях.

При этом по большей части грядущие риски вписываются в чисто геополитические построения и в категорию т.н. «традиционных угроз» безопасности конфликтно-силового порядка. Угрозы нетрадиционные — изменения климата, безопасности здоровья, сбоев в киберпространстве, переходящих национальные границы социальных катаклизмов и др. — остаются пылиться в нижних полках экспертных приоритетов в России (в отличие от их зарубежных коллег и наших партнеров по БРИКС).

Угрозы по характеру и масштабам новые. Они пока лишь чреваты такими потрясениями для национальной, региональной и глобальной безопасности, которые способны затмить силовые конфликты. Вместе с этим эта категория угроз без их своевременной нейтрализации все сильнее будет смыкаться к традиционными, повышая вероятность военных сценариев.

При вполне оправданном настрое на серьезные встряски и на фоне превалирующих рассуждений о «балансах сил» за рамками дискуссий остаются детальные и конструктивно-выполнимые размышления об общих принципах и механизмах коллективных усилий для выправления ситуации. Другими словами, о том, как управлять автомобилем, попавшем на скользкий и неизведанный маршрут. С какими правилами и «памяткой для водителя» — кардинально или выборочно переписанными, для всего маршрута или отельных участков с их сюрпризами. Вот с этим ключевым вопросом очевидная заминка.

Поставленный знак равенства между либеральным порядком и американским (западным) непререкаемым лидерством, фиксируя больше состояние мироустройства, приближает к серьезной методологической ошибке. За скобками остаются принципы и нормы ведения международных дел, с которыми согласна хотя бы подавляющая часть мирового сообщества (в том числе, в противовес США). Особенно когда это касается отдельных опасных участков дороги с высокими и напирающими глобальными и транснациональными барьерами. Барьерами, преодолеть которые уже не может ни одно государство даже из списка гегемонов или ни одна группа государств, пусть и ведущих. На дворе, подчеркнем, век двадцать первый, а не двадцатый.

По нашему мнению, А. Кортунов высвечивает эту ошибку, перечисляя три принципа либерального миропорядка — рациональность, нормативность, открытость с их полезной для пристального внимания расшифровкой. Тем самым подвигая к тому, что этот миропорядок следует воспринимать прежде всего не только как состояние, а как прежде всего набор инструментов для коллективного решения планетарных или крупных региональных проблем с их отголосками на глобальном уровне.

К этому списку добавим принципы коллективного (инклюзивного) участия и международной подотчетности государств на основе принятых договоренностей. Вместе с открытостью они отражают существующие нормы поведения и необходимы для совершенствования этих норм. Все это нацелено на повышение эффективности принимаемых решений, что, в свою очередь, зависит от рациональности оценок и поведения со стороны участников.

Предлагаемая комбинация принципов — уже не теория и не узкая практическая работа. Она (открытость, участие, подотчетность, приверженность коллективно согласованным нормам поведения) дословно зафиксирована в документах ООН, «Группы двадцати» и других авторитетных форматов с участием России. Достаточно, к примеру, почитать утвержденные ООН Цели содействия глобальному развитию, программы помощи, планы по противодействию изменению климата, по совершенствованию механизмов для обеспечения продовольственной безопасности, по управлению Интернетом, по укреплению глобальной безопасности здоровья и по многому другому. Подчеркнем, что все эти документы приняты при поддержке и в разной степени активном участии России.

Не сложно заметить, что эти принципы под эгидой ООН прилагаются к нетрадиционным угрозам (за исключением причисляемого к ним в силу новизны международного терроризма). Масштаб их приложения носит глобальный характер и требует действительно коллективных действий всех государств.

Следует подчеркнуть, что эти принципы стали заметно внедряться в официальные установки ООН лишь с начала нынешнего века. Эстафету подхватила и «Группа двадцати», постепенно пополняя свою повестку. Это во многом обусловлено растущим согласием с тем, что человечество стало жестче сталкиваться с общими и новыми угрозами и с пробуксовкой международных структур.

К тому же список глобальных задач с подключением этих принципов в их выполнении заметно расширяется. До этого он в основном замыкался на финансово-экономической и торговой сферах и на профильных международных структурах. Не сложно обнаружить, что этот процесс становится более динамичным в период, который ассоциируется с «угасанием либерального миропорядка».

По ходу появления новых общих угроз и растущего осознания потребности в оперативном преодолении старых не стоит пессимистично оценивать вероятность сохранения тенденции дальнейшего закрепления этих принципов в мировой практике. Это относится к еще возможным неприятностям — например, в сфере развития биотехнологий, где без указанных принципов ситуация может стать неконтролируемой.

Вместе с тем, реализация достигнутых договоренностей на основе этих принципов пока часто пробуксовывает, оставляя их по большей части на поле деклараций. Это отражает степень разногласий и состояния миропорядка. Тем не менее с начала второго десятилетия, потихоньку пошел процесс выправления дисбаланса между декларациями и действиями — прежде всего в зонах с высокими рисками.

В этой связи спустимся с концептуальных высот на нашу грешную землю. Сейчас из признанных всем мировым сообществом ключевых нетрадиционных угроз выделяются две — изменение климата и положение с глобальной безопасностью здоровья. Поэтому в качестве примеров кратко остановимся на них.

Принципы открытости (прозрачности) и подотчетности ставили высокие преграды для практики по нейтрализации этих угроз. Так, многие государства не желали отчитываться об эффективности усилий по снижению выбросов парниковых газов. Отсюда — нежелание подписывать документы (Киотские протоколы), либо стремление обойти некоторые положения в завизированных ими тех же протоколах. Такая позиция мотивировалась в том числе обеспечением суверенитета.

Но осознание динамики и расширения угрозы для самих государств, ее транснационального и глобального характера подвигли уже все страны, включая главных «загрязнителей» — США и Китай — подписать Парижское соглашение в конце 2015 г. Не обошлось и без определенного давления на ряд государств, в том числе со стороны Евросоюза. В этом соглашении всем мировым сообществом и были утверждены в том числе принципы прозрачности и подотчетности с жесткими обязательствами по их соблюдению. Тем самым признано, что иначе проблема, если решаема, то весьма более выборочно и менее эффективно.

Примерно в этом же русле появились серьезные подвижки в сфере глобальной безопасности здоровья. С трудом достигнутое согласие 194 стран с принципами прозрачности и подотчетности привело к серьезным изменениям Международных медико-санитарных правил (МСПП). Они касаются в том числе обязательств обмениваться информацией и опытом в случае обнаружения даже рисков эпидемии для своевременного реагирования.

Поясним: без ужесточения этих правил некоторые страны (особенно в Африке) либо не предоставляли нужную информацию или отчеты, либо делали это с опозданием. Одно из известных следствий — эпидемия Эбола. В то же время из-за ужесточения отчетности многих бед удалось избежать. К началу следующего десятилетия с согласия всех государств планируется навести более суровый порядок в следовании рассматриваемым принципам.

Такое согласие было получено не без активности России, а также давления «Группы восьми» с нашим участием. До печального перевода группы в формат «семерки» именно в период председательства России в 2006 г. и при подготовке ее председательства в 2014 г. тема глобальной безопасности здоровья была вынесена в высшие приоритеты, а в документах усилены акценты на указанные принципы. За высокой волной критики «либерального миропорядка» и ухода России из «восьмерки» об этом в отечественном дискурсе сейчас предпочитают не упоминать.

На примере этой пары угроз вернемся к упомянутому фокусу восприятия «либерального миропорядка». Здесь стоит отметить еще один важный посыл А. Кортунова: если исходить из этих принципов, то «американская гегемония, строго говоря, с этим миропорядком связана лишь опосредованно». У Вашингтона «отношения с либеральным порядком всегда были сложные». С новым руководством, по всей видимости, будет еще сложнее.

Критический настрой президента США в отношении изменения климата уже обернулся готовностью Пекина надеть на себя майку лидера в выполнении Парижского соглашения. Ранее ее открыто примеривал Б. Обама (вместе с Евросоюзом).

Планы Китая обусловлены не только внутриполитическими интересами (в том числе бедственной экологической ситуацией), но и пониманием настроений мирового сообщества, что засвидетельствовало Парижское соглашение. Эта готовность, в свою очередь, означает и приверженность зафиксированным в соглашении принципам — той же открытости и подотчетности. В ином случае — под вопросом эффективность его реализации.

В борьбе за глобальную безопасность здоровья Вашингтон сейчас больше намерен сэкономить на донорстве, нежели существенно свертывать свою поддержку решения этой проблемы. Однако эта ниша, пусть и не полностью, будет заполняться другими игроками — теми же ЕС и Китаем с сопутствующими политическими дивидендами.

Иное дело, что ослабление американского присутствия на этих фронтах, особенно финансового, не может не сказаться на выполнении договоренностей. Но оно вряд ли приведет к снижению заинтересованности хотя бы большинства в указанных принципах для преодолении ряда общих угроз.

Попутно обратимся к торгово-экономической части. Отказ Б. Трампа от Транстихоокеанского партнерства с теми же принципами и ослаблением протекционистских препон в пользу двусторонних форматов уже аукнулся готовностью ряда участников соглашения выполнять его без ведущего партнера. При всех вопросах к выполнимости таких планов.

По мере перемен в расстановке сил в зарубежных исследованиях стали заметнее присутствовать разные определения грядущего миропорядка. Среди них часто встречается обращение к «постзападному либеральному миропорядку». В его пояснениях повышенное внимание уделяется как раз принципам и нормативной базе, которые полезно взять из нынешнего наследства для возникающего нового мира. Речь идет о наборе инструментов для эффективного решения ряда общих проблем.

В этой связи критикам «либерального миропорядка» нужно адресовать запрос на свой набор во все более неспокойном мире. Хотя бы в приложении к «многополярному», «полицентричному» или иному миропорядку. Но для этого потребуются детализация видения оных, а также обоснование эффективности инструментария и в разрешении глобальных вызовов, рисков и угроз. На этом дискуссионном фронте пока тишина.

Метки: большая двадцатка, геополитика, ЕС, Китай, ООН, Россия, США, терроризм, Трамп, экология