Федор Лукьянов: В ожидании «Большой удачи»
У Трампа нет последовательной линии в вопросе КНДР
В начале осени у наблюдателей создалось неприятное впечатление, что конфликт вокруг ракетно-ядерной программы КНДР способен перерасти в реальную войну. Минувшие два с половиной месяца принесли некоторое успокоение, если, конечно, считать таковым продолжение словесной войны и проведение Соединенными Штатами и Южной Кореей масштабных маневров.
Пхеньян, впрочем, пуски приостановил, как полагают знающие эксперты — в ответ на идею «двойной заморозки» (КНДР и США воздерживаются от действий, способных спровоцировать эскалацию), которую официально выдвинули Россия и Китай, а неформально поддержали и американские дипломаты. Спокойствие, правда, призрачное, тем более что Вашингтон в отличие от Пхеньяна паузу не выдержал. Учения продолжаются, а это значит, что и в Северной Корее либо уже считают себя свободными от обязательств, либо вот-вот придут к такому выводу.
Тема, конечно, доминировала на Азиатской конференции Валдайского клуба, которая завершилась в Сеуле. Атмосфера в Южной Корее своеобразная. Смятение можно понять. Невесело находиться на передовой вероятного фронта и, соответственно, рисковать самыми тяжелыми потерями в случае войны, но при этом не иметь серьезной возможности повлиять на тех, кто эти боевые действия будет вести. Казалось бы, за годы раскола Кореи можно было бы привыкнуть. Так, собственно, и было, но в последнее время относительно стабильная модель сосуществования утратила баланс.
С одной стороны, многолетние усилия КНДР по созданию потенциала ядерного сдерживания увенчались успехом. Специалисты по-прежнему спорят, каковы на самом деле возможности Пхеньяна, есть скептики (они же оптимисты), которые считают, что режим сознательно раздувает собственную опасность. Но даже если это имеет место, достаточно того, что проверять ни у кого желания нет — а вдруг не блефуют? То есть политический образ ядерной державы создан, военные склонны в это верить, а технологические сомнения — удел узкого круга гурманов. Как бы то ни было, восприятие Северной Кореи в ядерном качестве создает совершенно иную ситуацию в Восточной Азии.
С другой стороны, впервые в истории Сеул, как и другие союзники США, пребывает в недоумении относительно намерений патрона. Специфика президента Трампа и сложности взаимоотношений внутри системы американского управления ведут к тому, что последовательной линии не получается, а зигзаги в столь чувствительном вопросе делают ситуацию крайне нервной. Собственно, отсутствие ответа на «жест доброй воли» Ким Чен Ына, несмотря на неформально переданное намерение поддержать «перемирие», вероятнее всего, результат вышеупомянутой несогласованности между ветвями власти в Соединенных Штатах. Как бы то ни было, внешним партнерам все менее понятно, чего ждать.
Президент Южной Кореи Мун Чжэ Ин, занявший свой пост полгода назад после досрочных выборов, представляет, в отличие от двух предшественников, левый фланг южнокорейской политики, который традиционно стремится излучать «солнечное тепло» в северном направлении. В начале июля в Берлине по пути на саммит «двадцатки» он выдвинул серию инициатив по снижению напряженности, апеллируя к опыту Германии. Мол, если только Пхеньян прекратит провокации, мы готовы применить метод «Восточной политики» Вилли Брандта в конце 1960-х годов, то есть экономическое и политическое сотрудничество с КНДР (в германском случае — с ГДР) при сохранении базовых противоречий и цели объединения.
Параллель сразу прозвучала довольно странно — будь Германская Демократическая Республика ядерным государством, ее судьба, скорее всего, сложилась бы иначе. Но даже если отложить в сторону данный фактор, сама Южная Корея не имеет даже того пространства для маневра, которым обладала ФРГ в разгар «холодной войны». Западная Германия тоже являлась потенциальным полем боя внешних сил, однако пользовалась некоторым влиянием на Вашингтон, что демонстрировали все канцлеры, особенно начиная с Брандта. Постоянно подчеркивая стопроцентную лояльность американцам, западногерманские лидеры использовали это для расширения окна возможностей с СССР и ГДР.
Сеул подобным похвастаться не может, по причинам как объективного, так и субъективного характера его зависимость от политики США почти абсолютна. Упрекать за это Южную Корею, находящуюся в том военно-стратегическом положении, в котором она находится, язык не повернется, но обстоятельства не позволяют рассчитывать на ее особую роль и самостоятельность. Это чувствуется и в высказываниях многих южнокорейских собеседников, которые, мягко говоря, не исполнены оптимизма.
Валдайский клуб подготовил к заседанию три сценария развития Азии до 2037 года — от мрачной картины многостороннего ядерного соперничества («Сражающиеся царства») до гармоничного бурного развития в условиях замораживания конфликтов («Прекрасная эпоха»). Для России предпочтителен промежуточный вариант («Большая удача»), который предполагает управление конфликтами (без их разрешения) и продолжение постепенного экономического роста в Азии. При таком варианте остается востребованным российский военно-дипломатический потенциал, и Россия может использовать экономический рост в Азии для своего развития. Но для этого придется поработать. «Большая удача» не приходит сама.