Военно-промышленный курьер

А.Г.Арбатов

Надежное и стабильное ядерное сдерживание в рамках договорных режимов, подготовка к локальным конфликтам и миротворческим операциям, развитие инновационных военных технологий — вот правильные приоритеты российской военной политики на обозримое будущее.

В «ВПК» была опубликована статья двух специалистов из ФГУ «46 ЦНИИ МО» Александра Мунтяну и Роберта Тагирова «О ядерных силах замолвите слово». Она привлекательна как серьезным анализом, так и корректной формой, которая, к сожалению, присутствует в полемических публикациях военных специалистов далеко не всегда. Поэтому стоит продолжить диалог по важным темам ядерного сдерживания, военной и внешней политики России.

В новой российской Военной доктрине от 2010 года (ВД-2010) совершенно обоснованно важнейшей задачей провозглашается предотвращение ядерной войны. В такой войне, не дай бог, случись она между Россией и США, по-прежнему нет никаких оснований рассчитывать на победу одной из сторон — обе погибнут, прихватив с собой остальной мир.

Доктринальные нюансы

По определению официальные доктринальные положения всех стран имеют более обтекаемый характер, нежели оперативные планы и боевые задачи, поставленные войскам (силам). Но именно поэтому нюансам и тональности военных доктрин придается большое значение как документам, адресованным противникам и союзникам, своим военачальникам и оборонно-промышленным директорам. По этим нюансам (а также по наличным вооруженным силам и программам их развития) судят о военной политике государства. Доктрины, хотя обычно и несут пропагандистский налет, имеют для безопасности немалое значение: они определяют, в каких случаях и с какими целями страна готова применить военную силу, включая ядерное оружие (ЯО). Тем самым они являются одним из факторов, влияющих на вероятность ядерной войны.

Поэтому формулировки типа нанесение «неприемлемого ущерба», «сокрушительного возмездия» или «гарантированного уничтожения» (а тем более упреждающего удара «для предотвращения ядерной агрессии») — это нечто иное, нежели гарантированное «нанесение заданного ущерба агрессору в любых условиях обстановки», как гласит ВД-2010. Иначе незачем было менять эту фразеологию (если, конечно, вкладывать в доктрину содержательный смысл, а не считать ее схоластическим упражнением политиков, генералов и адмиралов).

Теперь о сдерживании и запугивании (устрашении). Между ними грань весьма размыта, о чем, в частности, писал и уважаемый президент АВН М. Гареев. Тут опять-таки дело в нюансах. Можно считать так: сдерживание — это предотвращение агрессивных действий оппонента, а устрашение — это угроза собственных агрессивных (наступательных) действий. Пример первого — обзор ядерной политики США от 2010 года в его части о роли ЯО, а второго — американская доктрина массированного возмездия 50-х годов, и между ними нельзя не видеть различий.

Российская ВД-2010 в своих ядерных разделах весьма строго выдержана в духе сдерживания и осознания ограниченности роли ЯО в современном мире, хотя с рядом других ее положений можно поспорить. А вот приведенное мной высказывание первого заместителя министра обороны, начальника вооружения В. Поповкина вольно или невольно выходит по своему духу за эти рамки. Обосновывая необходимость новой тяжелой жидкостной МБР шахтного базирования, он заявил: «…недаром американцы больше всего боялись нашей тяжелой ракеты «Воевода», которую они назвали «Сатаной»… Планируется, что через семь лет новая МБР будет создана и в 2018 году в случае успешных испытаний принята на вооружение РВСН» (интервью первого замминистра обороны В. Поповкина. «ВПК», № 8). Преимуществом новой системы он назвал мощную боевую нагрузку: разделяющуюся головную часть (РГЧ) «с десятью блоками мегатонного класса» и способность нести любые комплексы средств преодоления (КСП) ПРО.

Если не считать это «запугиванием американцев», то тогда что это — техническая справка? Новая система тяжелой межконтинентальной баллистической ракеты (МБР), развертывание которой, по словам военачальника, зависит лишь от успеха испытаний, заведомо рассчитана на срыв дальнейших переговоров по СНВ (она не впишется в пониженные потолки) и на провал диалога по развитию совместной или сопряженной евроПРО. Наверное, многие хотят именно этого и считают такой ход дел выгодным для национальных интересов и безопасности России. Но это явно идет вразрез с нынешней внешней политикой руководства РФ, о чем и была статья, которую разбирают мои уважаемые оппоненты.

О новой тяжелой МБР

В отношении тяжелой ракеты стоит еще раз серьезно подумать, «испугает» ли она американцев? Или резко усилит реакционных противников Обамы, которые боролись против нового Договора по СНВ и требуют развертывания ПРО без оглядки на возражения России? Едва ли у специалистов из столь авторитетного военно-научного центра, как ФГУ «46 ЦНИИ МО», есть сомнения, что у США и НАТО найдется чем ответить на нашу тяжелую ракету.

Угроза нынешней программы евроПРО НАТО для российского потенциала СЯС даже к 2020 году вызывает большие сомнения не только у меня, но и у самых высоких военно-технических авторитетов (как генералы В. Есин и В. Дворкин, академик Ю. Соломонов и др.). Но если А. Мунтяну и Р. Тагирова всерьез беспокоит способность антиракет «Стандарт-3 Блок IIБ» осуществлять перехват на активном участке траектории МБР, то им ли не знать, что тяжелая ракета — не самое лучшее средство преодоления ПРО из-за ее длинного разгонного участка, в ходе которого никакой КСП ПРО не работает.

Впрочем, ответом США скорее всего будет не ускорение программы ПРО, а отказ от серьезных переговоров с Россией по этому вопросу. Также возможно широкое развертывание высокоточных крылатых ракет и частично-орбитальных ракетопланов в обычном оснащении, а после 2020 года — возвратное наращивание боезарядов на всех трех составляющих СЯС, чтобы в кратчайшие сроки удвоить их число (более чем до 3000 единиц). Следующее поколение СЯС, внедрение которого придется на период 2020–2040 годов, США будут планировать в расчете на высокий уровень стратегического противостояния с РФ и свободу от всяких договорно-правовых ограничений. Сомневаюсь, что в таких условиях безопасность Российской Федерации упрочится, даже если у нее появится новая тяжелая МБР.

По поводу предполагаемой уязвимости тяжелых ракет в шахтных пусковых установках (ШПУ) для удара американских высокоточных стратегических средств в ядерном и обычном оснащении в моих доводах нет противоречия. «Модернизационные альянсы» России со странами Запада, о которых говорит президент Дмитрий Медведев, — это взаимодействие с целью развития в России инновационной экономики высоких технологий взамен ее нынешнего экспортно-сырьевого уклона. Сотрудничество в развитии ПРО как элемент противодействия распространению ракетно-ядерного оружия — это борьба с новыми общими угрозами XXI века. Но при этом две ядерные сверхдержавы (которые не являются военно-политическими союзниками в полном смысле этого понятия) в обозримом будущем сохранят стратегические отношения взаимного ядерного сдерживания. Для того чтобы оно не мешало сотрудничеству, сдерживание должно быть стабильным на пониженных уровнях ядерных сил в рамках соответствующих договоров.

Смысл стратегической стабильности определяется совместным Заявлением СССР — США от 1990 года (никем с тех пор не отмененным и не замененным на что-то новое). Оно отдает приоритет высокоживучим системам и понижению концентрации боезарядов на носителях с целью исключения возможности первого удара (И. Сергеев. «Без первого удара». «Российская газета». 13.11.2001). Тяжелая МБР шахтного базирования будет противоречить этим принципам стабильности, которой не случайно придается большое значение в ВД-2010. Негативное значение тяжелых МБР с РГЧ в уязвимых шахтах не в том, что они спровоцируют США на контрсиловой удар, а в том, что в силу своей уязвимости (и больших проблем ответно-встречного удара) эти ракеты сами однозначно будут оружием первого удара по Америке. Подобный уклон не предусмотрен в ВД-2010. В годы холодной войны такие системы с обеих сторон были в порядке вещей, но в нынешних условиях это опасный и контрпродуктивный анахронизм, хотя возврат к старой доброй «большой дубинушке» для кого-то может выглядеть привлекательно.

Рациональная достаточность

Вместе с тем есть обоснование развития НИОКР по тяжелой МБР — это исследование перспектив ракетно-планирующих частично-орбитальных систем, высокоточных средств большой дальности в обычном оснащении.

В остальном с учетом ограниченности финансовых ресурсов рациональный путь для России — расширить развертывание систем самой передовой технологии, которые уже «на ходу»: МБР «Тополь-М»/»Ярс» как мобильного, так и шахтного базирования с различными вариантами головных частей и КСП ПРО. С коротким разгонным участком и высокой живучестью они станут лучшей «страховкой» на случай расширения противоракетных систем США (НАТО) вопреки интересам России. Одновременно это будет отходом от традиционной многотипности систем, которая приносила и приносит ущерб качеству ядерных и обычных сил РФ. Еще одной «страховкой» стабильного ядерного сдерживания является разумная модернизация ракетных сил морского базирования (которые дополняются системой КРМБ большой дальности на многоцелевых АПЛ). При определенных условиях свой вклад могут внести и перспективные авиационные комплексы.

Эти программы и силы обеспечат высокую гибкость реагирования на ситуацию в течение последующих 20 лет, включая непредсказуемость положения на Востоке. Большие средства требуются также для значительного улучшения систем боевого управления и СПРН, не говоря уже обо всех других кричащих нуждах Вооруженных Сил, ОПК и военной реформы. При ограниченных ресурсах такое вложение денег — гораздо более рациональное направление военной политики, нежели возрождение символических реликтов холодной войны.

Войны будущего

Вполне вероятно, хотя и недоказуемо, что в прошлом ядерное сдерживание предотвратило ядерную войну и широкомасштабную войну с применением обычных вооруженных сил и вооружений. Однако помимо ядерного сдерживания СССР тратил огромные средства на силы для большой обычной войны в Евразии и окружающих морях. Ее предрекали все Военные доктрины и стратегические трактаты, начиная с книги маршала В. Д. Соколовского «Военная стратегия» (1963 год). Описывались внезапность, гигантский пространственный размах, интенсивность и прочие характеристики войны — практически как неизбежность, к которой нужно всерьез готовиться.

Но военные стратеги ошиблись — на деле офицерам и солдатам СССР, а потом и России пришлось участвовать не в грандиозных континентальных и морских битвах, а в локальных войнах, конфликтах и операциях, помогать дружеским режимам и движениям в Европе, Азии, Африке и Латинской Америке. Тем временем поддержание и оснащение огромных армии и флота стало одним из факторов истощения советской экономики.

Впрочем, никто этой исторической стратегической ошибки не признал и выводов из нее не сделал. Напротив, в духе традиции новая российская Военная доктрина 20 лет спустя после окончания холодной войны пророчит такие же войны с поправкой на новейшую военную технику, причем опять-таки не в формате сдерживания, а в плане реального сценария: «Военные конфликты будут (выделено мной. — Ал. А.) отличаться скоротечностью, избирательностью и высокой степенью поражения объектов, быстротой маневра войсками (силами) и огнем, применением различных мобильных группировок войск (сил). Овладение стратегической инициативой, сохранение устойчивого государственного и военного управления, обеспечение превосходства на земле, море и в воздушно-космическом пространстве станут решающими факторами достижения поставленных целей». Причем речь идет не о ядерной войне и не о борьбе с террористами: «Для военных действий будет характерно возрастающее значение высокоточного, электромагнитного, лазерного, инфразвукового оружия, информационно-управляющих систем, беспилотных летательных и автономных морских аппаратов, управляемых роботизированных образцов вооружения и военной техники».

Никаких политических доводов в пользу этих умозрительных прогнозов не приводится. Но за прошедшие 50 лет таких войн не случилось (возможно, благодаря ядерному сдерживанию) и нет никаких оснований ожидать их в последующие полвека. А вот локальных конфликтов и миротворческих операций будет все больше. В некоторых из них Россия обязана участвовать как великая держава и постоянный член Совета Безопасности ООН, если она дорожит своим статусом и ролью в окружающем мире. Между тем и Чечня, и Южная Осетия продемонстрировали большие недостатки в подготовке и оснащении войск для таких действий, и нет полной уверенности, что текущая военная реформа исправит эти недостатки.

Отсюда вывод: надежное и стабильное ядерное сдерживание в рамках договорных режимов, подготовка к локальным конфликтам и миротворческим операциям, развитие инновационных военных технологий — вот правильные приоритеты российской военной политики на обозримое будущее.