Владимир Овчинский

| «Завтра»

Уходящий 2019 год показал, что демократия во всем мире находится в стадии разрушения

Волна массовых беспорядков, охвативших мир; бредовые результаты выборов во многих странах, приводящих к власти сомнительных, часто маргинальных людей; американский импичмент как издевательство над разумом умственно здоровых людей… Эти и другие события 2019 года свидетельствуют уже не просто о кризисе традиционных институтов демократии, а об их коллапсе – разрушении несущих конструкций под влиянием системного кризиса.   

Многочисленные опросы социологических служб разных стран и международных организаций показывают, что гражданское общество  сомневается в том, что демократия работает на него или что она вообще работает. Большинство опрошенных людей считают, что выборы не дают реальных результатов, кроме как усугубления существующих политических и социальных разногласий. Кризис демократии – это во многом кризис представительства или, если быть более точным, отсутствия представительства. 

Об этом свидетельствуют недавние выборы в Испании и Израиле. По мнению большинства опрошенных в этих странах, они были неубедительными и разочаровывающими. В Германии явно исчерпала себя “большая коалиция”, которая стала источником растущего разочарования. Панические настроения в элитных СМИ и блогосфере царят в Великобритании, где 12 декабря 2019 года пройдут всеобщие выборы.    

Посмотрим, что пишут наиболее «продвинутые», креативные  аналитики на Западе о разрушительных процессах, происходящих в  современной демократии. 

Как британцы опоздали с регулированием 

Алексей Калмыков на сайте ВВС (06.12.2019) дал интересный анализ того, насколько избирательная система Великобритании уязвима для внешнего влияния и недобросовестной конкуренции. Все потому, что традиционалисты-британцы не спешили адаптировать законы к современности и проспали революцию в агитации. 

Анализ ВВС весьма важен для нашей страны, где формируются правовые регуляторы демократических институтов в условиях цифровой революции. Модным трендом стала критика всех российских нововведений, обвинения в правовом запретительстве. Но всегда есть дилемма – попытка жесткого контроля или информационная анархия.  

Что констатируется на сайте ВВС? Прямо по тексту: «Социальные сети разрушили ветхие стены, ограждавшие общественное мнение от манипулирования и грязных предвыборных технологий. «Избирательное законодательство безнадежно устарело. Нормы демократического волеизъявления в Великобритании определяются законами, некоторые из которых датированы 1872 годом. Они не годятся для цифрового века», — сокрушается избирательная комиссия этой страны, которая вот уже полтора десятка лет не может добиться от политиков реформы. 

Интернет позволяет обходить два главных требования к прозрачности избирательной кампании: всегда говорить от своего имени и не тратить денег больше положенного. В итоге парламентская кампания к выборам 12 декабря 2019 года рискует стать самой развязной за последние десятилетия. Поскольку, — пишет Калмыков, — в отсутствие регулирования в Старом Свете она проходит по правилам Дикого Запада, написанным в калифорнийской Силиконовой долине.

Facebook и сам бы рад, чтобы британцы законом определили, что можно, а что нельзя. А пока правил нет, американцы выложили на всеобщее обозрение библиотеку всей политической и социальной рекламы, чтобы власти и активисты могли проанализировать цифровые кампании партий и групп влияния. Twitter подошел к делу радикальнее — вообще запретил политическую рекламу. Однако прозрачности это не добавило. 

Партии не стесняются прямолинейных подлогов и навязчивой пропаганды. Так, во время дебатов двух главных претендентов на пост премьер-министра — тори Бориса Джонсона и лейбориста Джереми Корбина — пресс-служба консерваторов переименовали свой «Твиттер» в factcheckUK и вместо портрета Джонсона и фирменного голубого логотипа повесили заглавной картинкой галочку на фиолетовом фоне. А по итогам дебатов объявили своего шефа победителем.

Британские законы не обязывают политиков говорить правду. Чиновники могут запретить любую рекламу, вводящую потребителя в заблуждение, но только если она не касается выборов и референдумов. Содержание политической рекламы вне их власти. 

Комиссия по надзору за рекламой не может запретить ролики и посты консерваторов с обещаниями построить 40 новых больниц и нанять дополнительно 50 тысяч медсестер, несмотря на то, что в реальности деньги выделены только на капитальный ремонт или перестройку шести существующих больниц, а 19 тысяч из обещанных 50 тысяч медсестер уже работают в системе здравоохранения и речь идет только о том, чтобы уговорить их не увольняться. 

Тори признают это, но рекламу не переделывают. 

Жаловаться властям на ложь и обман в политической агитации практически бесполезно: закон серьезно ограничивает вмешательство чиновников и правоохранительных органов в политическую борьбу. 

Им отведена очень узкая поляна для регулирования. Полиция должна пресекать уголовные нарушения вроде клеветы на кандидатов или призывов к совершению преступлений. А статагентство имеет право выносить партиям предупреждения за искажение статистики. 

В эту кампанию оно вмешивалось всего трижды. Последний раз глава статагентства пожурил лейбористов за то, что их лидер переврал данные о преступности за девять лет правления консерваторов. Корбин утверждал, что число тяжких преступлений удвоилось, тогда как по оценкам разных ведомств оно либо выросло примерно на 40%, либо вовсе осталось прежним. 

И если политики не стесняются привирать под своим именем, то в онлайне у них полностью развязаны руки для любой лжи и вовсе без ущерба для репутации. Только агитация в печатной продукции (на телевидении и радио она запрещена) должна иметь выходные данные. . . 

«Избирательные законы были задуманы и приняты еще до того, как предвыборная кампания ушла в интернет. Тогда агитация была в основном печатной, ее раздавали или рассылали по почте, — объясняет избирком дыры в регулировании. — И если в печатной агитации требуется четко указывать, кто заплатил за нее, онлайн-реклама не регулируется ни одним законом.» 

А время пришло. Перед избранием британского парламента в 2015 году 24% бюджетов партии потратили на кампанию в интернете, то в 2017 году — уже 43%. Текущие выборы будут первыми в истории, когда большая часть денег пойдет на онлайн-агитацию. 

И ясно почему. Сейчас каждый третий британец (33%) узнает новости из «Фейсбука», тогда как четыре года назад таких было лишь 12%, свидетельствуют данные британского ведомства Ofcom, регулирующего СМИ. 

В целом социальные сети являются источником новостей для 44% населения, и помимо «Фейсбука» популярны «Твиттер» (14%), WhatsApp (10%) и «Инстаграм» (9%). 

И пусть для большинства (79%) телевидение остается основным источником новостей, больше половины ориентируются еще и на соцсети. 

Соцсети позволяют таргетировать агитацию, что делает ее убойной. Это особенно важно в условиях британской избирательной системы, где для победы кандидату в депутаты в одном из 650 округов достаточно обойти ближайшего соперника. 

В большинстве случаев исход исторически предрешен, и вся борьба сосредоточена в ограниченном количестве округов и ведется за голоса определенной группы избирателей. Для этого нет ничего эффективнее таргетирования, доступного рекламодателям в социальных сетях. 

Поэтому партии охотнее покупают рекламу в американском «Фейсбуке», чем развороты в британских газетах. А поскольку это серая зона, в которой не действуют обычные ограничения, при определенной сноровке они могут тратить сколько угодно, отбросив принцип финансового fair play. 

«До сих пор деньги имели весьма ограниченное влияние (на эффективность избирательной кампании). В основном из-за запрета на телевизионную рекламу. Однако интернет постепенно меняет положение вещей», — сказал председатель избирательной комиссии сэр Джон Холмс. 

Чтобы потратить больше, политической партии достаточно прикинуться кем-то другим. Хуже того, кто-то другой может прикинуться политической партией — и свободно влиять на общественное мнение в стране, даже будучи иностранным гражданином, организацией или правительством. 

Десятки людей и организаций перед выборами зарегистрировались в британской избирательной комиссии как независимые агитаторы. Зачастую это активисты или даже функционеры одной из партий. 

Но в сети они представляются защитниками какой-нибудь социальной группы — родителей, арендаторов, собаководов. И пугают свою целевую аудиторию катастрофой в случае прихода к власти другой партии, не указывая, что это — политическая реклама. 

За фальсификации и откровенную ложь в таких постах никто и так не несёт ответственности (поскольку нет такого закона). Но в этом случае нет даже репутационных издержек — технически избирателя дурят не партии, а какие-то сторонние активисты. 

И даже не обязательно регистрироваться в избиркоме: репосты простых пользователей способны обеспечить сопоставимую с рекламой аудиторию. Конечно, их сложнее таргетировать и они редко выходят за рамки экосистем, но это не останавливает агитаторов. 

«Закон не регулирует новые технологии, и возможности для злоупотребления ими открыты. Например, они дают иностранным гражданам и режимам возможность покупать рекламу на интернет-платформах и в соцсетях, чтобы влиять на избирателей, физически не находясь в стране. А британским агитаторам теоретически позволяют превышать лимиты финансирования посредством скрытой онлайн-активности», — писал избирком в августе. 

Закон последний раз обновляли на рубеже веков. Тогда правительство и парламент беспокоили только зарубежные доноры и они пытались ограничить финансирование политических партий из-за рубежа. Власти не понимали, что в самом ближайшем будущем иностранцы смогут напрямую участвовать в предвыборной агитации, пишет избирком. И никому за это ничего не будет. 

«К этим выборам мы не смогли внести даже самые простые поправки в избирательное законодательство, и в результате мы остались без рычагов контроля и наказания. В условиях растущего влияния онлайн-агитации неспособность адаптировать закон чревата серьезными проблемами», - предупредила Кейт Доммет, преподаватель Шеффилдского университета и советник комитета по вопросам демократии и цифровых технологий Палаты лордов британского парламента. 

Избирательная комиссия выделяет две неотложные вещи. Ужесточить наказание за нарушения, поскольку партии тратят десятки миллионов на агитацию и нынешний максимальный штраф в 20 тысяч фунтов даже не замечают. И главное — вывести онлайн-агитацию из тени. 

«Избиратели должны иметь четкое представление о том, кто тратит деньги с целью повлиять на их мнение перед выборами и референдумами. Так же как сейчас это происходит с печатной агитацией», — говорится в предложениях комиссии. 

Однако реформа выборного права буксует.Ее задумали еще в 2011 году. Она дошла было до парламента и созрела для оформления в законы, но правительство сослалось на чрезвычайную занятость из-за брексита и поставило реформу на паузу по крайней мере до 2020 года». 

Онлайн – фильтры  

Безусловно, только к правовому регулированию выборного процесса в период цифровой революции проблема смягчения коллапса современной демократии не сводится.  

Как пишет Александра Борхард из британского Оксфордского университета  (Project Syndicate 28.11.2019), в зависимости от того, где вы получаете свои новости, ваше мнение о том, как разворачивается расследование по импичменту Президента США Дональда Трампа, может сильно отличаться от мнения ваших друзей, родственников или соседей. Вы также можете думать, что любая версия истории, которая конфликтует с вашей, просто не соответствует действительности. Отсутствие консенсуса по основным фактам – в значительной степени побочный продукт социальных сетей.  

В последние годы, необходимость повышения “медиаграмотности” стала любимым призывом тех, кто стремится к борьбе с дезинформацией в цифровую эпоху, особенно тех, кто предпочел бы делать это без ужесточения регулирования технологических гигантов, таких как Facebook и Google. В этом, считает Борхард, есть доля правды. Так же, как опасно ездить в месте, где вы не знаете правил дорожного движения, безопасное перемещение в новой среде цифровых медиа – избегая при этом не только “фейковых новостей”, но и таких угроз, как онлайн-домогательства, несогласованная (“месть”) порнография, и разжигание ненависти – требует знаний и понимания. Таким образом, решительные усилия по повышению медиаграмотности имеют решающее значение по всему миру. Свободные, заслуживающие доверия и независимые СМИ являются основой любой функционирующей демократии, необходимой для того, чтобы избиратели могли принимать обоснованные решения и привлекать избранных лидеров к ответственности. Учитывая это, медиаграмотность должна осуществляться в рамках более широкой кампании по повышению демократической грамотности. 

Все это красивые, но во многом утопические пожелания современных теоретиков медиа – демократии. Сама Борхард абсолютно верно отмечает, что со времени своего изобретения в Древней Греции более 2500 лет назад, демократия зависела от правил и институтов, которые обеспечивают баланс между участием и властью. Если бы целью было просто дать всем возможность высказаться, то такие платформы как Facebook и Twitter стали бы вершиной демократии, а такие популярные движения, как Арабская весна 2011 года, естественным образом создали бы функционирующие правительства. 

Но сегодня государственные учреждения страдают от того же отсутствия доверия, что и СМИ. В какой-то степени это оправдано: многие правительства оказались не в состоянии удовлетворить потребности своих граждан, а коррупция процветает и далее. Это подогревает растущий скептицизм по отношению к демократическим институтам, когда люди чаще предпочитают якобы более эгалитарные онлайн-платформы, где голос каждого может быть услышан. 

Нельзя не согласиться с Борхарт, что на таких платформах отсутствуют сдержки и противовесы, необходимые для принятия обоснованных решений. И, вопреки первоначальным ожиданиям некоторых пионеров Интернета, эти сдержки и противовесы не возникают органически. Напротив, бизнес-модели технологических компаний, основанные на алгоритмах, практически исключают их, поскольку они придают голосам более мощное звучание, в зависимости от кликов и лайков, а не ценности или правдивости. 

Политики популисты воспользовались отсутствием сдержек и противовесов для получения власти, которую они часто используют, чтобы угодить своим сторонникам, игнорируя потребности оппонентов или группы меньшинств. Правило большинства такого типа во многом похоже на господство толпы, когда популистские лидеры пытаются отвергнуть законодательные органы и суды, для удовлетворения желаний – зачастую формируемых ложью и пропагандой – своих избирателей ( похоже, что по такому сценарию развивается вся ситуация с Брекситом).  

Старческая усталость демократической модели управления 

По мнению известного специалиста по проблемам глобализации профессора Гарольда Джеймса (Принстонский университет, США) для современной демократии характерна  усталость аналогичная той, что была в годы между первой и второй мировыми войнами (Project Syndicate, 04.12.2019) Но существует очевидное различие: тот ранний кризис демократии был неразрывно связан с экономическим бедствием Великой депрессии, тогда как сегодняшний кризис наступил во время исторически высокого уровня занятости. 

Несмотря на то, что многие люди сегодня испытывают чувство экономической нестабильности, реакция на нынешний кризис не может быть просто повторением того, что было раньше. 

В 20 – е – 30 –е годы ХХ века, демократическое управление неоднократно подвергалось изменениям, включая различные формы представительства. Наиболее привлекательным в то время был корпоративизм, когда формально организованные заинтересованные группы вели переговоры с правительством от имени определенных профессий или сектора экономики. Ожидалось, что коллективы фабричных рабочих, фермеров и даже работодателей будут в большей мере способны принимать решения, чем выборные представительные собрания, которые стали восприниматься как громоздкие и раздираемые непримиримыми политическими группами. 

Но сегодня корпоративистская модель того периода кажется отвратительной, не в последнюю очередь из-за того, что она была связана с итальянским фашистским диктатором Бенито Муссолини. Но, безусловно, выборы и псевдо-выборы в этот период также породили диктатуру не только в Европе, но и в Азии и Южной Америке. И из-за этих катастрофических провалов, в послевоенный период демократия оказалась ограниченной как новыми внутренними конституционными и правовыми границами, так и международными обязательствами. 

В случае континентальной Европы и Японии, демократия была в значительной степени навязана вследствие военного поражения, что означало, что ее правила были установлены извне и не подвергались каким-либо формальным вызовам. Впоследствии, Европейская интеграция – в форме Европейского экономического сообщества, а затем Европейского союза – проявлялась как система вынесения судебных решений и правоприменения на службе установленных норм.  

Новые правовые ограничения, безусловно, были дополнены военными соображениями. Международные союзы были представлены в качестве средства поддержания внутренней безопасности. Согласно высказыванию первого генерального секретаря НАТО, лорда Исмейя, целью создания НАТО было “не допускать русских в Европу, обеспечить в ней американское присутствие и сдерживать Германию”. 

Это соглашение по обеспечению послевоенной стабильности, по мнению Гарольда Джеймса, начало распадаться даже до внезапного снижения легитимности США после войны в Ираке 2003 года и глобального финансового кризиса 2007-2008 годов. Гарольд Джеймс считает, что когда Президент Франции Эммануэль Макрон недавно использовал сильные выражения, чтобы охарактеризовать ЕС как стоящий “на краю пропасти”, а НАТО – как переживающий смерть мозга, он был,  совершенно прав.  

Послевоенный порядок часто подвергался критике за то, что он не допускал никакого подлинного демократического выбора. Соответственно, западные политологи заговорили о повсеместной демобилизации.  Видные  интеллектуалы пришли к выводу, что голосование не имеет значения, что современность – это правление умеренных сдержанных лиц от имени неподвижной – “летаргократии”. 

Поэтому Гарольд Джеймс полагает, что современный вызов состоит в том, чтобы добиться большей демократической инклюзивности (включение индивида в какую–либо общественную группу). Корпоративизм старого стиля не может быть ответом, поскольку большинство людей больше не определяют себя исключительно или даже в значительной степени одной профессией. В то же время, аргумент в пользу технократии, основанной на международных правилах, сегодня выглядит усталым и ленивым, даже если международные институты (включая ЕС и даже НАТО) все еще необходимы для обеспечения общественных благ. 

И здесь Гарольд Джеймс тоже тонет в утопии. Он полагает, что цифровое гражданство – посредством электронного голосования, опросов и петиций – является одним из очевидных решений проблемы. Он считает, что подобные механизмы не должны использоваться для основных, определяющих решений, которые по своей сути являются спорными и противоречивыми; но они смогли бы помочь в решении ежедневных практических проблем, таких как расположение железнодорожной или автомобильной системы, или детали для контроля выбросов и цен на энергоносители. Это видение демократического обновления будет наиболее эффективно работать в небольших странах, таких как Эстония, которая является пионером цифрового гражданства и электронного резидентства. Отдельные города могли бы делать то же самое, тем самым предлагая уроки для более крупных стратегий. Гарольд Джеймс приходит к нехитрому выводу о том, что мышление на локальном уровне о проблеме представительства может стать первым шагом к преодолению кризиса демократии во всем мире (?? – В.О.). 

Вывод действительно нехитрый и, главное, абсолютно ничего не решающий для сложных проблем современной демократии. Ведь видный ученый не говорит ничего о том, куда исчезнут все проблемы, которые, например, были перечислены в первом разделе нашего обзора о коллапсе демократических выборов в Великобритании.  

Как найти узкий коридор демократии в цифровом мире? 

В модной сейчас на Западе книге Дарона Аджемоглу и Джеймса Робинсона «Узкий коридор: Государства, общества и судьба свободы» (2019) выдвинут тезис, что перспективы свободы и процветания балансируют на острие ножа между государственным угнетением и тем беззаконием и насилием, к которому общество зачастую само себя приговаривает. Дайте государству слишком много власти над обществом, и вы получите деспотизм. Сделайте государство слабым относительно общества, и вы получите анархию. 

Как видно из заголовка книги, между этими двумя антиутопическими сценариями существует лишь «узкий коридор» – тропа, которую сумели найти лишь немногие страны, в основном на промышленно-развитом Западе. Более того, выход на этот путь не гарантирует, что вы на нём останетесь. Аджемоглу и Робинсон подчёркивают, что всегда сохраняется вероятность авторитарного регресса, если гражданское общество перестаёт быть бдительным и не способно мобилизоваться против потенциальных автократов.  

Цифровая реальность этот коридор делает еще более узким. И, как мы убеждаемся буквально каждый день, государства Запада здесь каких – либо ясных ответов не дают.  

Критики нашей страны на том же Западе не устают обвинять современную Россию в авторитаризме, отсутствии демократии, закручивании гаек, удушении свободы в интернете, сравнивают сегодняшнюю ситуацию с 30–ми годами ХХ века. При этом лупят палками «желтые жилеты» и других протестующих, заливают их водой из брандспойтов, стреляют в лицо удушающими газами, строят гигантские хранилища для больших данных, с досье на сотни миллионов людей с их биометрией, записями разговоров в сети, миллиардами единиц файлов с фото и видео съемкой, перепиской, оборудуют свои города миллионами видеокамер с алгоритмами искусственного интеллекта, строят лагеря для мигрантов и беженцев из зон конфликтов, которые сами и создают, собирают друг на друга в рамках супер «демократических процедур» тонны компромата. И называют все ЭТО современной демократией!!!  

При этом доморощенные «отцы демократии» не устают на страницах своих изданий и в ютубе повторять мантру — «учитесь демократии у Запада». Попробовали, поучились – оказалось НЕЧЕМУ!!!  

Все придется делать самим, методом проб и ошибок, иногда серьезных. Иного пути нет.