ПЕРЕМЕНЫ НА ЗАПАДНОМ ФРОНТЕ?
Как выборы в США изменят отношения России и Европы
Даже частичное восстановление трансатлантического единства – удар по уже привычной и удобной для российского руководства картине мира. Новая, пусть сугубо временная консолидация Запада никак не вписывается в официальный кремлевский нарратив о неуклонном движении международной системы в направлении полицентричного миропорядка.
Вот уже несколько долгих лет Европейский союз ведет тяжелые позиционные бои сразу на двух фронтах. На восточном фронте с 2014 года Брюссель противостоит злокозненной Москве: не допускает отмены санкций против России, обороняется от все новых информационных атак Кремля, выискивает предателей, коллаборационистов и капитулянтов в своих нестройных рядах.
На западном фронте уже почти четыре года на Европейский союз наседает Дональд Трамп – своего рода bête noire мировой политики, который настаивает на пересмотре торговых отношений США и Европы, поддерживает евроскептиков и диссидентов внутри Евросоюза и требует от последнего лояльности, граничащей с полным отказом от европейского суверенитета.
История учит, что войны на два фронта, как правило, ничем хорошим не заканчиваются – во всяком случае на европейском театре. Брюсселю еще повезло, что Москва и Вашингтон никак не координируют свои операции друг с другом. Но все равно заключить сепаратный мир или хотя бы добиться устойчивого перемирия ни на одном из фронтов Европе пока не удается. Многочисленные попытки договориться с Кремлем или с Белым домом, не сдавая своих позиций, по разным причинам успеха не имели.
Дипломатические демарши Эммануэля Макрона, Ангелы Меркель, Урсулы фон дер Ляйен раз за разом оканчиваются очередным разочарованием и пароксизмом европессимизма. Геополитические оппоненты Евросоюза и на Востоке, и на Западе не склонны идти на сколько-нибудь значительные уступки, не говоря уже о готовности обсудить вопрос о выплате Брюсселю приличествующих репараций и контрибуций за обиды и унижения прошлых лет.
После печального инцидента с Алексеем Навальным следующий раунд переговоров о сепаратном мире на Востоке откладывается на неопределенное будущее. Российский министр иностранных дел Сергей Лавров вообще поставил под сомнение целесообразность продолжения контактов между Москвой и Брюсселем. В Кремле едва ли удовлетворены «новой нормальностью» в отношениях с Европой, но обсуждать условия своей капитуляции, пусть даже и почетной, там явно никто не собирается. «Война до победного конца!» – знаменитый лозунг Павла Милюкова, похоже, за последнее столетие нисколько не утратил своей актуальности для российского руководства.
Если Дональд Трамп будет переизбран на второй президентский срок, то будут все основания предположить, что война Евросоюза на два фронта продолжится еще четыре года. Со стороны европейских политиков было бы наивно надеяться, что после переизбрания на эгоцентричного хозяина Белого дома внезапно снизойдет озарение и он покается в своих прошлых прегрешениях, проникнувшись общими западными ценностями или идеями трансатлантической солидарности.
Скорее наоборот: неизбежные сложности экономического восстановления после кризиса и вероятное обострение конфронтации с Китаем будут подталкивать республиканскую администрацию к еще более жесткому давлению на Европу. «Они хуже, чем Китай, только меньше» – это категоричное суждение 45-го президента США о Европейском союзе отражает его базовые убеждения, а потому не подлежит пересмотру. Решительный курс в отношении европейских союзников Трамп считает одним из главных достижений своей администрации, и эти достижения он намерен развивать вплоть до 2024 года включительно.
Если же в январе будущего года Белый дом займет демократ Джо Байден, то на западном фронте перемены станут неизбежными. Неслучайно в Европе так внимательно следят за всеми перипетиями американской избирательной кампании. Конечно, многочисленные политические, экономические и стратегические разногласия между Вашингтоном и Брюсселем никуда не денутся и при администрации демократов; возвращения в старые добрые времена Барака Обамы или Билла Клинтона в любом случае не предвидится.
Но Джо Байден, с его опытом во внешней политике, с его пониманием европейских реалий, с его предрасположенностью к компромиссам, будет настойчиво работать над тщательной реставрацией трансатлантических отношений. Мы не только услышим многоголосье проевропейской риторики, щедро изливающееся из Белого дома, Пентагона и Государственного департамента.
Скорее всего, мы также увидим больше гибкости Вашингтона в торговых переговорах с ЕС, новый уровень готовности учитывать европейское мнение в подходах США к глобальным проблемам, повышенное внимание Америки к европейским позициям по отношению к региональным кризисам и так далее. Одним словом, демократы готовы если не к вечному миру, то, как минимум, к устойчивому перемирию с Европой; они определенно настроены на объединение со Старым Светом в борьбе с набирающими силу общими геополитическими противниками.
Что это значит для Москвы? В первую очередь даже частичное восстановление трансатлантического единства – удар по уже привычной и удобной для российского руководства картине мира. Новая, пусть сугубо временная консолидация Запада никак не вписывается в официальный кремлевский нарратив о неуклонном движении международной системы в направлении многостороннего (полицентричного) миропорядка. Да и вообще тезис о неизбежном наступлении «постзападного мира» несколько теряет свою прежнюю убедительность: не исключено, что возрождение трансатлантического единства придаст коллективному Западу второе дыхание и уверенность в своих силах. Даже угасающая Римская империя переживала долговременные периоды внутренней стабилизации и подъема.
Кроме того, перспективы пусть и не вполне искреннего примирения Европы с Америкой неизбежно меняют внутренний баланс сил внутри Евросоюза. Такие перспективы, помимо всего прочего, – сильнейший удар по разнообразным евроскептикам, по европейским популистам и националистам, ориентирующимся на Трампа как на ролевую модель. Это одновременно и удар по многим политическим партнерам Кремля на Европейском континенте. Победа Байдена – своего рода допинг для упрямых сторонников тех самых западных либеральных ценностей, которые в Москве уже успели объявить безнадежно устаревшими.
Смена администрации в Белом доме (особенно если она будет дополнена триумфом демократов в Конгрессе) в какой-то степени снизит, хотя и не сведет к нулю заинтересованность Евросоюза в нормализации отношений с Россией. Добившись перемирия на западном фронте, Брюссель вполне способен провести оперативную переброску своих сил и средств на восточный фронт.
Американский президент-демократ, разумеется, будет всемерно поощрять и поддерживать такую стратегическую передислокацию, исходя из того, что общее противостояние России должно снова стать одним из важнейших средств для цементирования трансатлантического партнерства. Если при демонстративно антиевропейском президенте Трампе всегда имелось открытое окно возможностей для мини-перезагрузки отношений между Москвой и Брюсселем, то при еврофильствующем президенте Байдене это окно неизбежно превратится в форточку.
По всей вероятности, победа Байдена существенно ограничит свободу маневра для российской внешней политики на европейском направлении. Возможно, не только на европейском. Консолидация «совокупного Запада» будет происходить не только на антироссийской, но и в не меньшей степени на антикитайской платформе.
В своем противостоянии Пекину администрация Байдена, несомненно, будет стремиться расширить географию своих союзов и альянсов за рамками Северной Атлантики. Выстраивание новых партнерств США в Азии, в Латинской Америке и на Ближнем Востоке будет в первую очередь направлено против Китая, но косвенно затронет и Россию. Это, насколько можно судить, должно ускорить движение международной системы к биполярности, повысив уровень зависимости Москвы от Пекина со всеми вытекающими последствиями.
Значит ли все вышесказанное, что приход к власти Байдена и укрепление трансатлантического взаимодействия не сулит Москве вообще ничего хорошего? Совсем не обязательно. Нельзя исключать, что восстановление связей с Европой будет на некоторых направлениях сдерживать деструктивные импульсы, исходящие сегодня из Вашингтона.
Например, можно рассчитывать на возрождение интереса США к контролю над вооружениями, на некоторое смягчение нынешней бескомпромиссной позиции в отношении Ирана, на более сбалансированный подход к израильско-палестинскому урегулированию. Вполне возможно даже, что Байден будет осторожнее подходить к санкциям в отношении европейских компаний, участвующих в реализации «Северного потока – 2», хотя от попыток тем или иным способом остановить этот проект США, разумеется, не откажутся.
В целом можно предположить, что политика США при Байдене станет более профессиональной, рациональной, последовательной и предсказуемой. В одних случаях результаты такой трансформации будут скорее позитивными для Москвы, в других – скорее негативными. Новый внешнеполитический стиль Америки будет генерировать как новые возможности, так и новые вызовы.
Конечно, прогнозировать внешнюю политику США при администрации Байдена – дело весьма рискованное. Трудно предсказать, какие отношения сложатся у президента-демократа с республиканцами в Конгрессе. Неясно, какой объем полномочий Байден будет готов делегировать своей команде и кого именно назначат на ключевые внешнеполитические посты. Сложно сказать, какова будет роль во внешней политике амбициозной и энергичной Камалы Харрис – первой в истории женщины – вице-президента США. Не вполне понятно, что вообще будет происходить в ближайшие годы в мире.
Однако, делая поправку на все эти и многие другие факторы неопределенности, допустимо выдвинуть гипотезу, что победа Байдена могла бы обозначить важную точку поворота в развитии системы международных отношений первой четверти XXI века. Поворота от накопления в системе элементов нестабильности и хаоса к постепенной, пусть медленной и непоследовательной, системной стабилизации.
Такой поворот, вне всяких сомнений, означал бы новую реальность и для Москвы. Реальность более чем сложную, ставящую под сомнение некоторые из устоявшихся в России представлений о том, в каком направлении развивается мир и чьи паруса наполняются ветром истории. Продолжая аналогию с военной историей, можно предположить, что в этой реальности идея нового Брестского мира для России уже не казалась бы полностью абсурдной.
