НЕЗАМЕЧЕННОЕ ПОРАЖЕНИЕ
К середине 80-х годов прошлого века третья («холодная») мировая война в мире развивалась на двух основных театрах
Один помнят все — «холодная война» советского военного блока с Западом.
О каком же втором театре идет речь?
Дружить всем против тирании – с этого революции только начинаются. Заканчиваются они, когда последний из победителей расправляется с предпоследним (и открывается путь к новой тирании), либо когда часть победителей договаривается об общих правилах (и тогда начинается становление демократии).
Эта формула, столь очевидная для послереволюционного периода, очень подходит для описания международной обстановки в послевоенные 77 лет.
Во Второй мировой войне непосредственно участвовали 62 из 74 существовавших на момент ее завершения государств, но главными из них были Япония, Китай, Германия, Великобритания, СССР, США (перечислил в порядке вступления в войну).
Три идеологизированные диктатуры (Япония, Германия, СССР)[1] относились к Метацивилизации догм, две (США и Великобритания) были демократиями из Метацивилизации Конкуренции и одна (Китай) представляла собой молодую неустойчивую демократию, раздираемую внутренними противоречиями.
После 2 сентября 1945 года в соответствии с приведенной выше формулой победителям было суждено сцепиться в борьбе за глобальное доминирование или прийти к доброму консенсусу о путях сохранения мира во всем мире.
Поначалу на поверхности была попытка Объединенных Наций жить в согласии. Результатом стало создание их Организации с уставом, гарантирующим неспособность мирового сообщества принять решение вопреки интересам хотя бы одной из них[2].
Но противоречия, вызревавшие под ковром с конца 1943 года и обострившиеся в связи с признанием Сталиным «Люблинского правительства» в 1944 году, привели к неизбежной схватке вчерашних победителей друг с другом.
И тут сработало еще одно правило политики:
Перед войной с дальним врагом уничтожь ближнего врага.
По очевидным причинам это правило было нарушено. Дважды.
США и Великобритании не то чтобы было нечего делить, но в 1945 году их вес и мощь были совершенно несопоставимы. Максимум, на который могла рассчитывать вчерашняя «Владычица морей» и мировая держава, — «особые отношения» с новым гегемоном в надежде на учет и признание им интересов короны (не всегда, как, например, в Египте в 1956 г., эти надежды оправдывались).
Противоборство СССР и Китай тоже было невозможно, поскольку Китай и стал предметом первого крупного столкновения стран-победительниц.
Вторая мировая война еще не закончилась, как вспыхнули военные действия между армиями просоветских коммунистов (КПК) и Гоминьдана, на стороне которого выступили США. В свою очередь, гражданская война в Китае еще не закончилась, когда началась война в Корее.
Логика этих войн была разной.
В Китае определялась перспектива глобального доминирования. Стань Китай надежным сателлитом США, СССР оказался бы в геополитическом окружении и его шансы выстоять уже в недолгом будущем были бы невелики.
Соответственно, решался вопрос о будущей структуре глобальной политики — быть ей монополярной или биполярной. Итог известен: СССР в Китае победил и этим была заложена основа разделения мира на два лагеря (как по привычке к лагерям называли сложившиеся формы в СССР). Апогеем консолидации «советского лагеря» стал Договор «О дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи» 1950 г. между СССР и Китаем. Лидер китайских коммунистов Мао Цзэдун безоговорочно принимал лидерство Сталина и из искреннего уважения и благодарности, и от понимания, что он надолго переживет советского лидера и после него сможет претендовать на место №1 в коммунистической иерархии.
В Корее, как оказалось, проверялось, сумеет ли советско-китайский альянс в модели «старший брат СССР» — «младший брат Китай» пройти испытание смертью Сталина. Одностороннее решение нового советского руководства в 1953 г. прекратить поддержку северокорейской и китайской агрессии вызвало в Пекине и Пхеньяне реакцию, которую можно описать в терминах от глубокого разочарования до глубокого негодования: огромные жертвы не дали коммунистам искомых результатов.
Мао и всё китайской руководство получили сигнал: Москва снова, как часто бывало в истории страны, способна моментально пересмотреть свою политику. А дискредитация Сталина на XX съезде КПСС в феврале 1956 года[3] привела к тому, что был открыт ныне забытый «Восточный фронт холодной войны» — между СССР и Китаем.
У китайцев хорошая историческая память, и в Поднебесной никогда не забывали старые обиды. Они помнят, что по договорам XIX века (Айгуньскому, Тяньцзинскому, Пекинскому) Россия забрала значительные территории от р. Амур до р. Уда, закрепленные Нерчинским трактатом XVII века за Китаем.
Они помнят, что Россия в составе «Альянса восьми» участвовала в 1899 г. в подавлении «боксерского восстания»[4] и даже заняла Пекин.
Помнят и «безобразовскую затею», и КВЖД.
Они помнят, как Россия/СССР постепенно «отжала» у Китая Монголию и Туву, как Сталин заставил Чан Кайши официально признать их независимость под угрозой аннексии Внутренней Монголии.
Так что при желании у китайского руководства не было проблем найти причины для вражды. Но на тот момент на первый план вышли даже не исторические претензии, а идеологические расхождения (к отмежеванию от сталинизма добавилась еще и хрущёвская концепция «мирного сосуществования») и притязания на статус лидера коммунистического лагеря.
Раскол приобрел демонстративный характер, когда в 1960 г. СССР отозвал из Китая своих специалистов и фактически свернул свои программы помощи. А потом и директивный характер, когда главные партийные газеты обменялись полновесными публичными оплеухами.
Начались 30 лет практически полного отчуждения, взрываемого иногда пограничными стычками.
Долгое время эти отношения напоминали «стояние на реке Угре»: армии стоят, злятся, но нападать не решаются. Сконцентрированные на советско-китайской и китайско-монгольской границах войска были типичными армиями сдерживания, но никак не были готовы к решительному наступлению. Китай был слишком слаб[5], для СССР нищий Китай не представлял лакомой цели.
СССР, чтобы добиться роста уровня жизни граждан после вдохновляющего, но несбыточного обещания Хрущёва построить материальную базу коммунизма к 1980 г., в этот период постарался налаживать хозяйственные связи с Западной Европой, особенно в поставках нефти и газа.
Китай пытался повторить советский опыт мобилизационных рывков. Но СССР это удалось за счет активного участия Запада (в первую очередь — Германии и США) в модернизации советской экономики в предвоенный и послевоенный период. Именно сохранение этого участия, без которого новый технологический сдвиг был невозможен, было базовой причиной брежневской политики взаимовыгодных торговых отношений. У Китая такого ресурса долгое время не было. Находясь в полной изоляции, с нищим населением и малым потребительским рынком, не имея привлекательного экспортного продукта, Китай оставался депрессивной территорией, сотрясаемой безумными кампаниями вроде «культурной революции», заговорами («проект 571» — заговор сторонников министра обороны Линь Бяо в 1971 г.), склоками в высшем руководстве.
Разрыв в развитии СССР и Китая нарастал в пользу нашей страны.
В этих условиях в 1971 году начался процесс, результаты которого мы наблюдаем сегодня.
По инициативе госсекретаря США Генри Киссинджера началась нормализация отношений США и Китая.
Немедленным результатом стало не просто получение КНР места в ООН вместо гоминьдановского Тайваня, но и передача ей статуса постоянного члена Совета Безопасности с правом вето.
Это резко увеличило политический статус КНР, которая вошла в высшую политическую лигу.
В 1972 г. переговоры Мао Цзэдуна и президента США Ричарда Никсона завершились принятием декларации, в которой ключевое значение имел пункт о том, что «ни одна из сторон не претендует на гегемонию в Азиатско-Тихоокеанском регионе, и каждая из них будет противостоять усилиям любой другой страны или группы стран установить подобную гегемонию». То, что это прямой выпад в адрес СССР, сомнений не вызывало.
Но на этом развитие американо-китайских отношений затормозилось — непоколебимый догматизм Мао и левых радикалов в руководстве мешал практическому приложению достигнутого политического взаимопонимания.
Только в 1979 г., после смерти Мао, устранения от власти левых радикалов и консолидации ее в руках Дэн Сяопина, Китай приступил к масштабным преобразованиям, из которых самыми значимыми были экономические реформы.
Начался бурный экономический рост Китая, выход его на мировые рынки.
Одновременно в противоположном направлении двинулся СССР. Наша экономика начала сваливаться в пике еще во второй половине 70-х (не столько по количественным – это началось с 1984 г. — сколько по качественным показателям).
Нападение на Афганистан сразу ухудшило стратегическое положение Кремля не только в силу политической изоляции и наложенных на страну ограничений и санкций, но и потому, что именно по Афганистану между США и Китаем впервые сложился ситуационный альянс, направленный против СССР.
(Между прочим, это помешало американцам вовремя переосмыслить свое отношение к КНР. Дело в том, что в 1980 г. крах советской экономики был уже вполне ощутим. Вопрос был в том, сколько еще лет она протянет, перегруженная внутренней несостоятельностью и внешними обязательствами. Поэтому для США не было бы нужды поощрять рост коммунистического Китая, если бы не удачная возможность вместе нанести поражение экзистенциальному врагу — СССР. То, что и после 1989 года Запад продолжал недооценивать важность сдерживания роста Китая и особенно его индустриализации за счет «высасывания» промышленных производств с Запада, — это уже явный стратегический просчет.)
В Москве поняли, как важно разрушить американо-китайский ситуационный альянс и в марте 1982 г. в Ташкенте Брежнев сказал о необходимости нормализации советско-китайских соглашений без предварительных условий.
Китайское руководство, однако, в это время уже осознавало, в чьи паруса начал дуть ветер Истории, и такие условия выдвинуло. Они отражали озабоченность китайского руководства тем, что оно воспринимало как гегемонистское стремление СССР стратегически окружить и изолировать Китай. Имелось в виду наращивание советского влияния, а в некоторых случаях и размещение советских военных контингентов по периметру Китая — вдоль южной границы СССР и в Монголии с севера, в Афганистане с запада, во Вьетнаме и Камбодже с востока и юго-востока.
Соответственно, летом 1982 года в КНР сформулировали условия начала переговоров, подтвержденные в 1986 г. Дэн Сяопином:
- СССР должен сначала отвести войска из советско-китайского пограничного района и Монголии.
- СССР должен вывести войска из Афганистана.
- СССР должен убедить Вьетнам вывести войска из Кампучии, где незадолго до того союзные СССР вьетнамцы ликвидировали режим «красных кхмеров», подопечных КНР[6].
Но ни Брежнев, ни два его недолгих преемника Андропов и Черненко пойти на уступки то ли не захотели, то ли не успели, и вопрос пришлось решать уже Михаилу Горбачёву в условиях намного менее благоприятных[7].
Начиная с 1980 г. экономика Китая начала заметно опережать советскую в темпах роста. Так что на горизонте обозначилось отставание СССР не только от Запада, но уже и от Китая.
Понимая, что спасти экономику СССР, вдобавок обложенную санкциями, может только что-то сверхъестественное, Михаил Горбачёв попытался максимально избавить ее от ненужных обременений. Одним из них было противостояние с Китаем. У Горбачёва не оставалось выбора, кроме как пойти на решительные, хотя и вынужденные уступки южному соседу, и он принял упомянутые три условия Китая. В течение нескольких лет они были выполнены: советские войска ушли из Афганистана и Монголии, вьетнамские — из Кампучии.
Для Китая это было ясным знаком: СССР больше нуждается в нормализации отношений, СССР готов уступать, СССР понимает свое поражение.
К тому же Китай начал догонять СССР по ВВП.
А когда СССР распался и его «продолжателем» стала Россия, картина изменилась радикально. При практически равных ВВП/ППС (Россия — $1,17 трлн, Китай — $1,2 трлн) динамика была совершенно разной: Россия падала, Китай поднимался, см. рис.1[8].
Китай стал экономически сильнее. Китай, как и СССР, был постоянным членом Совета Безопасности ООН. Китай в отличие от СССР имел доступ к рынкам капиталов, технологий, сбыта на Западе. Китай, наконец, негласно наращивал свой ядерный арсенал.
Спустя два с половиной века Китай смог избавиться от комплекса «младшего брата» в отношении России.
Так, практически одновременно с поражением на «Западном фронте холодной войны» СССР проиграл и войну на «Восточном фронте». Но если в первом случае это было поражением советского коммунизма, то во втором — поражением от китайского коммунизма (правда, скрещенного с капиталистической практикой).
Это поражение со временем стало материализовываться в нарастающее отставание России от Китая и вместе с тем в нарастающую зависимость России от Китая.
В первый год существования постсоветской России отношения с Китаем были на втором плане — нас больше интересовали отношения с теми, кто мог помочь деньгами.
Вплотную к ним вернулись во время первого визита президента Ельцина в Пекин в декабре 1992 года, когда была подписана Совместная декларация[9] об основах их взаимоотношений, в которой, в частности, говорилось: «Российская Федерация и Китайская Народная Республика рассматривают друг друга как дружественные государства. Они будут развивать отношения добрососедства, дружбы и взаимовыгодного сотрудничества …».
В последующие почти тридцать лет развитие этих отношений подчинялось логике интересов Китая.
Россия согласилась с намерением Китая строить многополярный мир, в котором роль второго полюса, несомненно, было суждено играть не ей, а Китаю.
Россия пошла, в основном в «нулевые годы», на некоторые территориальные уступки в пользу Китая при демаркации границы по рекам Амур и Уссури.
Россия поставляла в Китай самые современные свои боевые самолеты, что сильно помогло Китаю в развитии собственного авиапрома (как за полвека до того СССР решающим образом способствовал в создании китайского ядерного оружия. Даже начало китайского авианосного флота связано с продажей «под казино в Макао» недостроенного советского авианосца «Рига/Варяг», правда Украиной).
Китай становился всё более активным покупателем российских природных ресурсов и инвестором во многие отрасли промышленности, транспорта и сельского хозяйства.
Попытки президента России Владимира Путина компенсировать экономическую слабость оригинальными политическими шагами вроде инициирования создания Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) или материализации концепта БРИК (Бразилия — Индия — Россия — Китай) Джима О’Нила помогали смикшировать эту зависимость, завуалировать ее международными форматами. Но сути не меняли: Россия все больше втягивалась в систему интересов Китая.
В развитии российско-китайских отношений после СССР стоит выделить три переломных момента.
Весна 2014 года. Действия России в Крыму и в Донбассе повлекли за собой нарастающее санкционное и политическое давление со стороны Запада. В этих условиях зависимость России от Китая могла только усиливаться. Фактически эти события обозначили конец трехвекового романа России и Европы.
2016 — 2020 годы. Президентство Дональда Трампа в США. США резко поменяли отношение к Китаю. От благодушной расслабленности, создавшей режим наибольшего благоприятствования для утечки из США в Китай капиталов, производств, прибылей, интеллектуальной собственности, коммерческих и военных секретов, американцы перешли к жесткому сдерживанию Китая. В этих условиях заинтересованность последнего в поддержке России давала Путину определенные возможности для контригры. За счет его умелого политического маневрирования это позволило России значительно ослабить напряженность с Западом, особенно с Европой, напуганной изоляционизмом Трампа.
24 февраля 2022 года. Начав так называемую СВО на Украине, Россия определила свою перспективу на долгие годы вперед.
Потерпев поражение в двух холодных войнах, она могла пойти по одному из трех направлений.
- Стать окраиной Западной метацивилизации (Метацивилизации конкуренции), играя по ее правилам, стараясь влиться в нее и наилучшим образом освоить ее правила и практики. Стать лимитрофом Запада на границе с Востоком. В общем-то до 2007 года Россия и шла в этом направлении, хотя чем дальше, тем все более рыская по курсу. Такой выбор обеспечивал народу мир, благополучие и оставлял шанс на прогресс и сохранение свобод.
- Стать второстепенным с экономической точки зрения, но исключительно важным с точки зрения мировой экономики и политики самостоятельным субъектом — склейкой Западной и Восточной цивилизаций, одновременно дистанцируясь от тех и от других. Такой выбор предоставлял еще большие возможности с точки зрения демократических национальных интересов (безопасность, благополучие, свобода, прогресс), но требовал очень точного политического маневрирования. Это была политика России с 2008 по 2012 годы.
- Стать окраиной Восточной метацивилизации (Метацивилизации догм), в которой приходится подчиняться не общим правилам, а интересам лидера, в данном случае — Китая. Стать лимитрофом Pax Cinica на его границе с Западом. Выбор этого пути неизбежно обрекает Россию на превращение в тоталитарное государство со всеми его атрибутами. Зато благоприятствует сословной структуре общества и пожизненному правлению сложившейся элиты. В нашем особом случае это означает возврат ко многим советским и даже досоветским образам и практикам с одним характерным изъятием. В стране отсутствует целевой образ будущего, без чего государственной идеологии (обязательного атрибута государства из Метацивилизации догм) быть не может. Этим путем и двинулась Россия весной 2012-го, всё сильнее противопоставляя себя Западу.
24 февраля 2022 года обнулило и эту опцию.
Возможно, пойди СВО более успешно (например, уложись она в промежуток между двумя Пекинскими олимпиадами), Россия могла бы, на мой взгляд, претендовать на более или менее почетное место в «китайском мире». Назову его условно — «вице-президент по безопасности в «Корпорации Китай».
А так…
Смиряться с второстепенной ролью ради выигрыша времени и возможности прыжка вперед — большая мудрость. Искусство, оказавшееся по силам, например, Дэн Сяопину. Но в нашей стране, как я считаю, верх взяли жившие все постсоветские годы фантомные боли по потерянному призрачному, но привычному имперскому величию. И эти боли стали рабочим инструментом новой российской политики. Рабочим планом которой стало, по моему мнению, стремление возродить былую глобальную роль страны, не за счет наращивания ее привлекательности, а через силовой возврат утраченных территорий и народов. И, таким образом, гарантировать себе независимость от новых лидеров.
В бизнесе есть понятия «недружественное поглощение» (Hostile takeover)[10], «отравленная пилюля» (Poison pill)[11], «токсичный актив» (Toxic asset)[12].
Взаимосвязь этих понятий такова: хочешь защитить свой актив от недружественного поглощения — дай ему отравленную пилюлю, чтобы он стал токсичным активом.
То, как видится сегодня более чем полугодичный итог СВО, позволяет, как я убежден, резюмировать геополитический результат следующим образом: Россия превратилась в токсичный актив, что гарантирует её руководству защиту от недружественного поглощения. Даже Китаем.
Руководство страны может быть спокойно: сменять их никто не собирается. А вот решительно отгородиться хотят многие. И на наших глазах реализуются прогнозы 2014-го, что Европа отгородится от России (может быть, вместе с Белоруссией) забором с надписью «Дальше не ходить, не ездить, не летать».
Отказавшись от упомянутых трех естественных возможностей, руководство страны, на мой взгляд, выбрало беспрецедентный в XXI веке путь реванша и привело ее к четвертому состоянию: страны, партнерствовать с которой в открытую решаются в основном те, кому и так уже терять нечего[13]. Остается путь автаркии — изолированного развития с опорой на собственные силы. У этого пути есть и другое, северокорейское название — «чучхэ»… К чему приводит применение такой модели легко увидеть, посмотрев на южных соседей с сопки Заозерная у озера Хасан в Приморском крае (северным соседом там является Китай).
Образ страны, противопоставившей себя самым богатым и технологически развитым, мало для кого может быть привлекателен. Стремление даже ближайших партнеров и клиентов России отмежеваться от такой политики, по моему мнению, уже в ближайшее время повлечет деградацию отношений с ними. Собственно, процесс этот уже начался. Яркие примеры — Армения, Казахстан, Молдова, Узбекистан. А в поведении тех, кто еще с Россией разговаривает, все заметнее стремление использовать ее как «дойную корову». Пока «молочко» есть…
[1] Отличием было то, что в Германии и Японии доминировал националистический вариант диктатуры, ставивший на первое место интересы своей нации. В отличие от них в СССР диктатура имела интернационалистский характер, и свой народ ее вожди долго рассматривали как запал мировой революции.
[2] В число триумфантов почему-то попала и Франция.
[3] На том же съезде, фактически подорвавшем отношения с Китаем, было принято решение о «развороте на Восток» — переориентации на развитие восточных районов страны, близких к Китаю.
[4] Часто вспоминаю о нем, когда вижу современных боксеров от «Яндекс. Еда», «Чайхона» и пр. на улицах российских городов.
[5] Вспомним анекдот времен боев на о. Даманский (1969 г.). Советский премьер Алексей Косыгин в ответ на вопрос: «А что если в Первомай Китай нападет?» — ответил: «Часок повоюем и продолжим праздновать».
[6] Лу Чуньюе. Нормализация советско-китайских отношений и ее историческое значение. Вестник РУДН. Серия: Всеобщая история. 2019 Vol. 11 No 3, 222-234.
[7] Приход в 1981 г. к власти в США Рональда Рейгана с его бескомпромиссным отношением к коммунистической диктатуре, советскому экспансионизму и войне в Афганистане и организованный с его участием удар по нефтяным ценам усугубили ситуацию.
[8] В 2021 г. Китай впервые обошел Россию и по душевому ВВП/ППС.
[9] В ней было еще одно, ставшее в эти дни актуальным положение: «Стороны… подтверждают обязательство не применять первыми ядерного оружия в какой бы то ни было ситуации, а также не будут применять его или угрожать его применением в отношении неядерных государств и безъядерных зон».
[10] Недружественное поглощение — получение контроля над чужой компанией вопреки желанию её руководства или собственников.
[11] Отравленная пилюля – способ защиты от недружественного поглощения, состоящий в публичном снижении стоимости компании, в том числе за счет ее обременения чрезмерными обязательствами в пользу действующих владельцев.
[12] Токсичный актив – актив, состояние и цена которого делает его неинтересным для владельца или потенциального приобретателя, в частности, при недружественном поглощении.
[13] Речь не о декларациях и разовых сделках по «принципу Набиуллиной»: «Продаем с дисконтом, покупаем с премией» (на день написания статьи дисконт российской нефти Urals по отношению к эталонному сорту Brent составил $14,5bl вместо обычных $4÷5/bl (а месяц назад достигал и $33/bl). ProFinance Service. On-line trading), а о системном равноправном партнерстве.
