БУДУЩЕЕ СВЕТЛО, НО ПУТЬ К НЕМУ ИЗВИЛИСТ
К украинскому кризису Китай, потрепанный, как и весь мир, пандемией, подошел с пониманием того, что размеренная эпоха позади
Мы надеемся, что мир будет лучше, и у нас есть основания полагать, что так и произойдет. В то же время мы хорошо понимаем, что будущее светло, но путь к нему извилист. Этому высказыванию Си Цзиньпина, которое отсылает к аналогичным рассуждениям Мао Цзэдуна сороковых годов, ровно десять лет. Недавно избранный председатель КНР нанес тогда первый официальный визит в Москву и выступил с лекцией в МГИМО.
Десятилетие спустя Си, начавший третий срок на верховном посту, вновь в России, и можно сказать, что в тот раз он как в воду глядел. Прошедшие годы изобиловали виражами, а сейчас мир закладывает один из самых крутых, пожалуй, более чем за полвека. Риторика китайского лидера изменилась мало. Особенность политической культуры нашего огромного соседа такова, что формулировки всегда предельно отшлифованы, чтобы никто не мог к ним придраться. Только тонкие ценители улавливают нюансы, которые служат индикаторами изменений политической линии. Да и то, в основном, это касается внутреннего развития КНР. Смысловой ряд, транслируемый вовне, почти не колеблется. Но это, конечно, не означает, что реальный курс не претерпевает перемен.
Что произошло за десять лет после того визита — тоже очень знакового и значимого? Если говорить о Китае, период правления Си Цзиньпина — время переосмысления траектории развития. Золотая эра глобализации, от которой Китай получил чрезвычайно много, по сути, закончилась с кризисом 2008 года. Тогда стало понятно, что в мировой системе начинаются серьезные пертурбации и их преодоление станет основной задачей каждого крупного игрока. Преодоление в интересах себя и за счет других. Китай с тем спадом справился быстрее и легче остальных, укрепив свое положение. И прежняя модель, при которой США спокойно и даже поощрительно относились к росту КНР, извлекая из него свои выгоды, перестала отвечать американским интересам. Китай стали воспринимать как первостатейного конкурента, способного бросить вызов мировому гегемону. А из этого вытекает только один вывод — сдерживание по всем направлениям.
Помимо изменения внешних обстоятельств роль сыграли особенности мировоззрения самого Си Цзиньпина. Он больше предшественников ориентирован на собственно китайский опыт — от классической философии до разных этапов строительства социализма. Сплав древней традиции с явлениями из истории уже КНР создает самобытную конструкцию, которую нельзя заподозрить в том, что она является переходной к системе западного типа (на более раннем периоде реформ такие ожидания на Западе присутствовали).
Десятилетие Си отмечено быстрым обострением всех мировых противоречий. Курс КПК сначала предполагал укрепление Китая, чтобы обезопасить его развитие и по возможности избежать втягивания в конфликты. Наращивание потенциала влечет за собой и рост уверенности в себе. А провоцирующие действия внешних держав, в которых идут свои процессы реагирования на те же нервозные обстоятельства, толкали Пекин к необходимости отвечать. К украинскому кризису Китай, потрепанный, как и весь мир, пандемией коронавируса, подошел с пониманием того, что размеренная эпоха позади. И дальнейший успех возможен не путем уклонения от международных коллизий, как Пекин предпочитал действовать прежде, а путем расчетливого участия в них. Тем более по накопленным возможностям Китай лучше многих подготовлен ко времени потрясений. Рисков это не отменяет, но без них уже никак.
В России истекшие десять лет — время не менее значительного разворота. Логика отчасти схожая, хотя, конечно, предпосылки совсем другие. Все-таки для КНР период конца ХХ — начала XXI века — время беспрецедентного подъема по всем параметрам, а для нашей страны — период глубокого упадка и тяжелого восстановления. Тем не менее Россия тоже столкнулась с исчерпанием прежней модели развития. С конца 1980-х годов ставка была сделана на встраивание в международную систему, где доминировал Запад. На этом пути были достигнуты успехи (впрочем, несопоставимые с китайскими). Однако к концу 2000-х и особенно началу 2010-х стали ясны ограничители. Во-первых, экономического характера: внешние игроки, естественно, не были заинтересованы в том, чтобы Россия поднималась выше определенного уровня, а для того чтобы обеспечить самостоятельное преодоление условного барьера, не хватало собственной воли. Во-вторых, стала быстро нарастать геополитическая коллизия. Россия и здесь в некотором роде достигла потолка. Содействовать ей дальше партнеры не хотели, а выйти на следующий этаж своими силами, сохраняя основные параметры того самого курса на встраивание, оказалось невозможным. Тем более, как и Китай, Россия ощутила, что начала меняться та самая система, в которую ей предлагалось встраиваться в предыдущие десятилетия.
Описанное выше, конечно, грубая схема, которая оставляет за скобками массу нюансов. Но позволяет понять, почему нынешнее сближение Москвы и Пекина помимо различных конъюнктурных оснований имеет довольно прочный фундамент. Наши страны, каждая по своим причинам, не укладываются и уже не уложатся в международную систему, которая была построена под эгидой Запада после холодной войны. Поэтому они выступают за ее замену. А совместно менять сподручнее.
