Тимофей Бордачёв

Профиль

Нелинейность стратегии Ирана делает отношения с ним особенно интересными

---

Самое сильное впечатление от Ирана – парадоксальность, сопровождающая практически все аспекты общественной жизни. С одной стороны, государство достаточно строго следит за порядком на улицах и соблюдением религиозных требований. С другой – никаких избыточных мер безопасности не чувствуется. Более того, иногда даже хочется, чтобы эти меры усилили. Например в аэропортах, где произвольное движение людей создает впечатление легкой доступности для террористов. Запрет всех иностранных мессенджеров сочетается со всеобщим использованием VPN. Продолжающийся уже почти полвека конфликт с США (Иран – одна из немногих стран, где даже нет американского посольства), не мешает элите и представителям академической среды прекрасно владеть английским и часто публиковаться в заокеанских журналах.

Такая парадоксальность в полной мере присуща и иранской внешней политике, в чем можно было убедиться, проведя в стране несколько дней в паузе между обменами ударами беспилотников и ракет с Израилем. Общее впечатление: Тегеран полностью удовлетворен достигнутыми результатами и совершенно не стремится к тотальной войне со своим главным региональным противником. То, что со стороны выглядит как недостаточно мощный ответ Израилю, в иранской парадоксальной логике является как раз оптимальным. Поскольку позволяет решить внешнеполитическую задачу, не создавая при этом избыточных рисков. Все же прекрасно понимают, что большая война на Ближнем Востоке выгодна только Израилю? А это значит, что ответ даже на самый его агрессивный выпад не должен служить интересам правительства Беньямина Нетаньяху. Для Тегерана главное – не давать Израилю то, что он хочет, а вовсе не стараться произвести на кого-либо впечатление.

Такой уникальный подход к внешней политике и решению внутренних проблем – результат особых условий, в которых Иран развивается после исламской революции 1979 года. Главным ее следствием стало стратегическое противостояние с Западом, развернувшееся на самом пике мирового господства США и их европейских союзников – в 1980-е – 2000-е. На первых порах противником Тегерана был и СССР, во время ирано-иракской войны поддерживавший правительство Саддама Хуссейна. Об этом в Иране, кстати говоря, хорошо помнят. Но это не значит, что отношение к Советскому Союзу переносят на Россию – здесь иранская стратегическая логика легко принимает, что вчерашний противник сегодня может быть надежным союзником. Конфликт с Западом, несмотря на возможность тактических сделок, имеет мировоззренческий характер: иранское государство построено на самостоятельности внутренних решений, которую США и Европа для всех остальных отрицают.

Цена этой независимости Ирана весьма высока. В первую очередь – это постоянный отток образованной молодежи, недовольной ограничениями частной жизни. Также в цену входит значительное количество бедных и загрязнение воздуха в городах из-за использования старых машин и бензина низкого качества. Ответ на эти вызовы, как и должно быть свойственно Большой стратегии, дается парадоксальный: он состоит в постоянном увеличении числа студентов и крупных университетов со своими исследовательскими лабораториями (в основном, естественно-научного профиля). Сейчас Иран – это, наверное, страна с самыми бурно растущими образовательными программами, в том числе направленными на международное сотрудничество. При этом возвращению уехавших, если они не совершали правонарушений, никто не препятствует. Также приветствуются совместные исследования с живущими за границей иранцами. А последовательные усилия Ирана в развитии именно естественных наук позволяют думать, что со временем удастся решить экономические и технологические проблемы развития. В условиях американской блокады и санкций ООН результаты приходят медленно, но альтернатива – это отказ от самостоятельности, что не входит в иранские планы.

Оценивая внешнюю политику Ирана, мы должны, в первую очередь, понимать, что эта держава на протяжении нескольких десятилетий сражалась вопреки всему, находясь в численном меньшинстве и одиночестве. И поэтому ей может быть, как мало кому другому, свойственна парадоксальная логика, отличающая обладателей настоящей Большой стратегии. И каждое решение иранских властей – тактическое или более масштабное, вроде присоединения к БРИКС в январе этого года, – должно оцениваться именно как проявление парадоксальной, напрочь лишенной линейности логики. Предсказывать поведение в рамках такой логики практически нереально, но именно она делает отношения с Ираном интересными и поучительными.

Метки: Иран