ТРАМП НАМ ИЗВЕСТЕН ПО ПРЕДЫДУЩЕМУ ХОЖДЕНИЮ ВО ВЛАСТЬ
Замглавы МИД РФ рассказал о перспективах диалога с США в связи с возвращением Трампа к власти
На этой неделе стало понятно, что Дональд Трамп возвращается в Белый дом на второй четырехлетний срок. О том, как в Москве оценивают перспективы взаимодействия с новой республиканской администрацией, в интервью «Интерфаксу» рассказал замглавы МИД РФ Сергей Рябков.
— С момента, когда стало понятно, что Трамп возвращается в Белый дом, сложилось впечатление, что изменилась тональность заявлений, звучащих из России в отношении США. Насколько верно это впечатление, и с чем это изменение связано? Есть ощущение, что мы даем Трампу некие авансы в надежде на то, что он пересмотрит политику США в отношении России, и в вопросе поддержки Украины.
— Я, честно говоря, не очень представляю, на основании чего сложилось такое впечатление. Я всегда разделяю комментарии, которые идут по неофициальным каналам, и то, что формулируется официальными лицами и соответствующими структурами. Я думаю, что и развернутое выступление президента на «Валдае» (в минувший четверг — ИФ) подтвердило, собственно говоря, ту линию, которой мы придерживаемся на протяжении уже долгого времени. А именно: декларации, заявления, обещания, какие-то сигналы, конечно, важны. С американской стороны они поступают по разным линиям и на всех уровнях, и это все фиксируется.
Но нужны действия, и оценки нами будут даваться по конкретным делам будущей администрации. 47-й теперь уже президент США стал известен, и он нам известен по его предыдущему хождению во власть. Я думаю, что некоторые посылы с его стороны относительно сверхбыстрого урегулирования ситуации на Украине – это не более, чем риторика, это не более, чем способ привлечь к себе дополнительное внимание на предвыборном отрезке. Понятно, что простого решения этой проблемы или этих проблем, связанных с происходящим на Украине и вокруг нее, быть не может. И путь, по которому мы предлагаем двигаться — он единственный реалистичный, был определен в ходе выступления президента в МИД 14 июня и в последующем неоднократно излагался и конкретизировался, включая выступление на «Валдае».
Американская администрация должна очень серьезно относиться к этим сигналам – и уходящая администрация, и будущая. У нас нет конъюнктурных колебаний и нет постановки наших коренных интересов в зависимость от того, кто в конечном итоге находится в Овальном кабинете Белого дома. Об этом, кстати, достаточно определенно было сказано в заявлении МИД России, опубликованном на следующий день после выборов в США.
— Вы упомянули, что у нас уже есть опыт работы с Трампом. Во время прошлого срока Трампа США вышли из ДРСМД (Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности) и в последний момент удалось продлить ДСНВ (Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений). Можно ли говорить, что прошлая позиция администрации Трампа сводит на нет перспективы переговоров в сфере контроля над вооружениями и стратегической стабильности? Эксперты говорят, что он также может выйти из ДВЗЯИ (Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний).
— Один из крупных деятелей администрации Трампа в свое время говорил о том, что он считает важнейшим достижением своей профессиональной деятельности создание условий, при которых, как он полагает, Сенат Конгресса США ни при каких обстоятельствах ДВЗЯИ не ратифицирует. Вот мерка, по которой люди, входившие в администрацию Трампа в его предыдущий период нахождения в Белом доме, оценивают собственные успехи. У нас были совершенно иные взгляды на то, в чем можно видеть успех дипломатии и успех политики. Но, к сожалению, приходится констатировать внешнеполитический эгоизм Вашингтона, его стремление поставить себе на службу любой инструментарий, в том числе в сфере контроля над вооружениями. На службу в том смысле, что такого рода договоры и соглашения, по их мнению, должны обеспечивать только и исключительно интересы Вашингтона. А когда речь идет о сбалансированных и выверенных документах, от реализации которых выигрывает не только США, то тогда естественным образом возникает вопрос для мыслящих подобного рода категориями о целесообразности выхода из этих документов.
К сожалению, очень многое из того негативного наследия первой администрации Трампа оказалось подхвачено и концептуально даже развито при администрации Байдена. Поэтому сейчас оснований говорить о возобновлении не то что переговоров, а просто диалога с Вашингтоном по этой тематике нет. Президент на «Валдае» сказал о нашей готовности вести диалог о стратегической стабильности, но он максимально развернуто объяснил логику, по которой вне контекста международного это не будет происходить. Там были, как вы помните, и ссылки на растущий, совершенствующийся ядерный потенциал ближайших европейских союзников США, союзников по НАТО. Там были конкретные, абсолютно четкие сигналы с нашей стороны, как мы воспринимаем сейчас и воспринимали на том этапе попытки первой администрации Трампа усадить за переговорный стол, наряду с нами, КНР. Все это живо в памяти экспертов и тех, кто этим занимался непосредственно и у нас, и в других столицах. Соответственно, по факту мы имеем крайне фрагментарные элементы того, что раньше казалось достаточно прочной и устойчивой конструкцией в сфере контроля над вооружениями.
И политически ничто не изменилось – по-прежнему нам говорят, что нам хотят нанести стратегическое поражение. Как в условиях, когда стратегическое поражение доктринально возведено в цель политики на российском направлении, мы можем вести диалог по стратегической же стабильности? То есть поражение и стабильность – это несовместимые вещи даже с точки зрения формальной логики. Не говоря уже о содержательной стороне, о которой тоже мы говорим постоянно. Но еще раз: если будущая администрация в Вашингтоне по каким-то причинам начнет менять свои подходы и становиться более восприимчивой к тому, что мы объясняем, не устаем разъяснять на протяжении этого времени, если они откажутся от попыток выделить только им интересное из всего комплекса вопросов, которые на сегодня буквально тянут на дно российско-американские отношения и сводят на нет перспективы продуктивного диалога, вот если это произойдет, тогда ситуацию конечно можно будет заново оценить и посмотреть, насколько это будет в наших интересах. Но пока ничего подобного не просматривается.
— И вы, и другие официальные лица, включая президента РФ неоднократно говорили, что пересмотр ядерной доктрины — это сигнал Вашингтону и его союзникам, и что «они знают, о чем идет речь». О чем идет речь?
— Процесс этот будет завершен. Президент Российской Федерации в качестве верховного главнокомандующего, несомненно, примет решения, которые будут означать усовершенствование концептуальных основ нашей деятельности в этой сфере. Хотелось бы вновь отметить, что речь идет о корректировке не Военной доктрины, а Основ государственной политики в области ядерного сдерживания. Вот есть термин подзаконный акт, я бы назвал Основы госполитики в области ядерного сдерживания поддоктринным актом. В этом документе изначально излагаются параметры и условия, которые конкретизируют базовые сценарии, заложенные в Военную доктрину. То, что сейчас происходит, это отражение в основах госполитики в области ядерного сдерживания выводов и итогов анализа нашими специалистами ситуации, которая складывается в отношениях с Западом и ситуации вокруг специальной военной операции, в частности. А именно — действия западной группы, как будто безнаказанность не имеет пределов, им можно идти по лестнице эскалации до бесконечности, пока Москва не дрогнет и в Москве не сдадут нервы. Это глубоко ошибочное представление, оно опасное. Его истоки в абсолютном самомнении этих людей и в их убежденности в том, что никто им, что называется, ничего противопоставить никогда не сможет, и в конечном счете, они навяжут всем, и прежде всего геополитическим соперникам, в данном случае в лице России, собственную волю. Это опасный тренд.
Поэтому есть разные способы его пресекать. Есть определенные действия материального характера, включающие, в том числе, совершенствование нашего ядерного арсенала, есть учебно-тренировочные мероприятия, есть доктринальные аспекты. И в данном случае мы с вами говорим о том, что по всем признакам приближается момент, когда в Основах госполитики будут отражены возможности для обращения к ядерной опции при неких обстоятельствах, вписывающихся в упомянутые мной базовые сценарии, но которые нам кажутся на сегодня не сугубо абстрактными и гипотетическими, а имеющими некое отношение к текущей фазе острейшего кризиса в наших отношениях с США, НАТО, Западом в целом, и к ситуации, в том числе, которая разворачивается вокруг СВО. Но после появления документа в окончательном виде будет все это, что называется, наяву. Все всё поймут.
— Сейчас обсуждается возможность контакта между Трампом и нашим президентом по дипломатическим каналам? Какая-то подготовительная работа ведется к такому контакту?
— Подготовительная работа с точки зрения согласования, состыковки графиков, либо какого-то более конкретного планирования формата такого контакта, не ведется. И на «Валдае» тоже было сказано президентом, что ситуация с созвонами весьма специфическая, и смотрится она своеобразно на сегодняшний день. Но мы, как ведомство, которое обеспечивает такого рода контакты с позиции и выхода на конкретику по параметрам, и в какой-то степени занимающееся их содержательной частью, по крайней мере, с точки зрения документальной подпитки, мы находимся в готовности постоянной. Мы в этом плане, наверное, как некая группа быстрого реагирования или, если хотите, пожарная команда, которая 24/7 по сигналу может включиться, и это дело постараться обеспечить. Но еще раз повторяю: с точки зрения наличия перспективы такого контакта, на сегодня ее нет, и мы ее проработкой не занимаемся.
— После недавнего масштабного обмена заключенными, который произошел между Россией и США, продолжаются ли переговоры по этой линии, по линии спецслужб, и ставится ли вопрос о новом обмене?
— Тема остается в повестке дня, ее деликатность очевидна. Резонансный обмен, который состоялся — последний или, как говорят коллеги в ведомствах, крайний обмен, — он показал, что можем находить эффективные решения даже сложнейших, запутанных, многогранных проблемных ситуаций, на которые замыкались даже не две столицы, а гораздо больше. И это тоже возможно при наличии политической воли. Кстати тот обмен можно отнести, пожалуй, к нескольким, буквально единичным эпизодам наших отношений с США в последние годы, когда реально получилось решить проблему, развязать некий узел, а не накапливать еще больше затруднений и не затягивать этот узел туже.
Так что опираясь, в том числе, на этот опыт, можно двигаться дальше, но никакой ясности по геометрии той или иной схемы в дальнейшем, ее масштабности и тем более по тому или иному графику на сегодня нет. Но тема в повестке дня сохраняется.
— Сохраняется ли горячая линия между Россией и США на политическом и военном уровне? И были ли какие-то, может, эффективные, удачные примеры ее задействования в ситуации по Украине?
— Что касается ситуации по Украине, то обмен сигналами по закрытым каналам периодически проводится. Должен вам сказать, что позиция Вашингтона с точки зрения его убежденности в необходимости продолжать опаснейший эскалационный курс практически не меняется, несмотря на связанные с этим риски. Мы имеем буквально единичные эпизоды, когда подобный обмен сигналами приводил к неким результатам, с нашей точки зрения, важным, необходимым и положительным. Поскольку все это осуществлялось по закрытым каналам, углубляться в подробности нет оснований, но факт есть факт. А в целом каналы работают, и обмены идут. Это осуществляется с различной степенью интенсивности в зависимости от потребности, но все это находится в рабочем состоянии. Нельзя сказать, что линии связи обрублены и гудка в трубке нет.
— Это по военным и политическим тоже?
— И по тем, и по другим. В разные периоды по-разному, то чаще, то реже, то интенсивнее, то слабее, но в зависимости от ситуации.
— Трамп говорил о том, что он чуть ли не за 24 часа решит конфликт на Украине. Мы ждем потенциально какое-то предложение от него, которое бы коррелировалось с нашим подходом, с нашей позицией по тому, как эта ситуация должна развиваться? И готовы ли мы вообще его выслушать, если он выступит с какими-то предложениями?
— Последнее не подлежит никакому сомнению. Это безусловно. Мы предельно тщательно, ответственно и внимательно подходим к любым идеям, которые предлагаются странами в этой сфере. За примерами далеко ходить не надо: китайско-бразильская инициатива, которую мы тоже критикуем за ее очевидные недостатки, — это один из свежих таких образцов обращения важных государств к «горячей», потенциально весьма опасной для вообще всей международной безопасности проблематике. Если с американской стороны последуют какие-то сигналы о том, что у них есть идеи, как двигаться дальше в плоскости урегулирования, а не в плоскости дальнейшей накачки киевского режима всеми видами помощи в ожидании, что в конечном счете это приведет к все тому же стратегическому поражению Москвы, то мы несомненно сделаем максимум для того, чтобы это проанализировать и выработать ответ.
Но насчет того, ждем мы чего-то или нет, здесь другая ситуация. Ожидания неких идей, которые будучи реализованы гипотетически, пойдут нам во вред, вообще неуместны. И наш подход предельно ясен, и он изложен многократно, и базу его составляют идеи, представленные президентом 14 июня, которые продолжают эволюционировать с учетом развития обстановки на линии боевого соприкосновения и в целом всей ситуации вокруг этого. Поэтому поиски решения, учитывающего наши базовые требования, несомненно, это плюс, но западная группа, спонсирующая во всех смыслах, в том числе политически и концептуально киевский режим, должна не абстрактные формулы и схемы изобретать, например, те, которые только что обнародовал известнейший политолог Ричард Хаас, в прошлом руководитель совета по международным отношениям в журнале Foreign Affairs, не такого рода схемы выстраивать, а озаботиться: а) прекращением эскалации, то есть резко снизить обороты поддержки Киева, в том числе вооружениями; и б) заставить своих клиентов там отказаться от их идеи, что можно без прямого диалога с Москвой что-то такое реализовать и добиться. Вот на этом должны быть сосредоточены усилия западной группы во главе с США в период президентства Трампа.
— В свое время вы заявляли, что если американцы конфискуют российские замороженные активы, то мы расторгнем с ними дипотношения.
— Я не так говорил. Я сказал, что мы никогда сами не идем на эскалационные шаги такого рода, но я допускаю возможность этого действия, если в попытке «нажать» на нас Запад, что называется, отбросит последние приличия и пойдет ва-банк. Но это не означает автоматизма в принятии этого решения. Опция разрыва может быть рассмотрена, не предопределяя, чем закончится это рассмотрение в такой ситуации. Вот, что я говорил.
— Сейчас сохраняется угроза разрыва дипотношений с США?
— Безусловно. Если они пойдут на что-то подобное в этой сфере.
— Вот на конфискацию, допустим, наших авуаров?
— Да, это мы можем рассмотреть как вариант.
— А еще какие-то шаги есть, которые могли к этому привести?
— Драматические и следующие эскалационные действия, ведущие к осложнению ситуации на линии боевого соприкосновения. Там есть целый ряд сюжетов, которые западная группа продолжает обсуждать. Кто-то это внутри западной группы делает с упоением, некоторые с определенной дрожью, понимая, чем это все может закончиться для них же. Но эти обсуждения идут.
— Уже было сказано, что внутренние процедуры согласования кандидатуры нового посла РФ в США завершаются и что скоро эта кандидатура будет объявлена. Мы агреман будем запрашивать уже у новой администрации?
— Понимаете, не надо искать привязки к тому или иному таймингу, где их нет. Существует и у нас, и в США определенный такой рутинный, я бы сказал, элемент реализации процедур, связанных с назначением послов. Многоступенчатый характер этого процесса предопределяет его длительность. И когда в процедуре назначения послов помимо решений, принимаемых президентом, задействованы и МИД, и администрация, причем различные ее звенья, и палаты Федерального Собрания, до прояснения по персоналиям очень трудно спрогнозировать графики. Если мы уложимся с главным вопросом, кто станет следующим послом до, скажем так, инаугурации президента Трампа (20 января 2025 года), то я не думаю, что мы искусственно затянем с подачей на агреман. Но это сейчас преждевременно обсуждать, потому что мы еще не продвинулись по начальным стадиям этого процесса.
— Кандидатура еще не определена?
— Кандидатура не имеет статуса утвержденной, и тем более она не обнародована, потому что она не прошла стадию, когда ее можно вносить, например, на рассмотрение комитетов (Государственной Думы и Совет Федерации).
— Но это одна кандидатура?
-Да.
— Раньше пост посла РФ в США всегда занимали дипломаты с позиции замминистра, а сейчас с учетом наших отношений, это будет дипломат другого ранга?
— Это будет человек, который со всех точек зрения соответствует должности, на которую он будет выдвинут. Человек очень глубоко владеющий, профессионально владеющий тематикой, с которой ему придется столкнуться, и это будет человек, который на сто процентов обеспечит наши интересы в непростое время российско-американского противоборства по многим вопросам, если не сказать противостояния.
— Глава МИД РФ Лавров сказал, что мы исходим из того, что новая администрация будет заинтересована назначить нового посла. Нас нынешний посол США не устраивает?
— Нас вообще не касается и не должно касаться то, по каким критериям отбираются и назначаются послы Соединенных Штатов Америки в Российской Федерации. У нас богатейший опыт взаимодействия с людьми, которые находились на этих должностях. У каждого из них свой стиль, свой подход и свой бэкграунд. Были эпизоды, которые не помогали укреплять отношения задолго до всего того, что разворачивается на нынешнем отрезке. И не всегда послы США в тех ситуациях проявляли должное понимание того, что происходит и как с этим нужно действовать.
Мы, когда занимаемся вопросом об агреманах для послов, причем не только это касается США, любых послов, мы смотрим по иным критериям, не по критериям нравится — не нравится, любит – не любит, плюнет, поцелует. Это не то. Вопрос в профессионализме, в наличии каких-то оснований ставить вопросительные знаки. Но это в общем распространяется на всех тех, кто приезжает работать в качестве послов, глав миссий, отнюдь не только США. Мы так будем действовать и дальше, ничего особенного, отличающего в этом плане наш подход к фигуре посла США от других послов нет. Графики пусть определяют в Вашингтоне, кто, когда на замену кому может приехать – это по большому счету совершенно не наш вопрос.
