Пределы контроля
Построенный в России политический режим — произведение искусства, которое выглядит красиво и разумно только при взгляде из одной точки. Эта точка находится там, где находится рабочее место творца. Обозреватель, вглядывающийся в эту конструкцию с обычной московской, екатеринбургской, пекинской или нью-йоркской улицы, неизбежно задается множеством вопросов.
Зачем создавать невозможные условия существования для предпринимателей, ученых, художников и всех, кем страна могла бы гордиться? Зачем при этом создавать все условия для процветания мерзавцев и невежд? Зачем поощрять худших и наказывать лучших? Зачем делать все, чтобы деньги бежали из страны, а потом объявлять о планах по возвращению денег в страну? Зачем начинать войну с недавно «братским народом»? Зачем демонстративно пренебрегать государствами-партнерами? Зачем одной рукой создавать союзы, а другой их рушить?
Все эти вопросы выдают аутсайдера в том, кто их задает. Впрочем, аутсайдеры в России — почти все, потому что взгляд из президентского кабинета доступен немногим. То, что мы видим «с улицы», кажется не просто несовершенным, а бессмысленным. Трудно понять, на чем все это держится.
Инструменты контроля
Сила выстроенной в России политической системы в том, что скрепляющим ее раствором служат мощнейшие человеческие инстинкты: страх, жажда высокого статуса и обогащения. Конечно, на таком материале держатся многие человеческие сообщества. Просто одни виды институтов позволяют извлекать из жадности и страха немного общественной пользы, а другие — нет. Российская система — не умеет. В некоторых странах политик из тщеславия может добиться постройки хороших дорог или первоклассного университета. В России политическое тщеславие ведет к увеличению размеров дворцов и росту затрат на политическое выживание элиты.
Логика удержания власти не просто позволяет, а прямо требует перераспределения ценностей в пользу как можно меньшего числа «победителей». Управляя размерами и составом круга избранных, а также доступом к ресурсам, мастера политического выживания — от Сталина до Асада — могут годами удерживаться на вершине, считает Брюс Буэно де Мескита, автор книг «Политическое выживание» и «Руководство для диктатора».
Правителю всегда выгоднее заниматься распределением конечных ресурсов, чем увеличением общего пирога, которым смогут питаться все без разбора, причем самостоятельно, а не из рук кормильца. Экономить на ключевых сторонниках нельзя, а на легко заменяемых оболваненных представителях большинства — можно и нужно. Делиться с меньшинством дешевле, чем со всем обществом. Это и создает побочный эффект сокращения расходов на здравоохранение и образование.
Если правитель вдруг станет щедрым к населению за счет ближайших сторонников, последние обернутся против кормильца. Их нужно хорошо кормить, но при этом не давать расслабиться. Члены ближнего круга должны помнить, что конкурс на замещение должности любого из ближайших приспешников диктатора — огромный. Для победы в нем нужны особые качества — это и создает эффект поощрения худших и наказания лучших.
Общество превращено в аудиторию. Используя федеральные телеканалы и другие СМИ, Кремль не агитирует и не организует, как полагалось делать в СССР, а, наоборот, «разагитирует» и дезорганизует. Так обновилась формула Ленина: пресса больше не коллективный пропагандист и не агитатор, а коллективный дезорганизатор. Аудитории предлагается максимально возможное количество теорий заговоров, лжи, ужасов и бессмыслицы. Любое действующее лицо представляется агентом Кремля или иностранным агентом. Позитивная и одновременно тревожная сторона дела состоит в том, что сегодняшний режим работает напрямую с мозгом людей, что позволяет ему минимизировать насилие внутри страны. Государственные СМИ — постмодернистский аналог репрессивных органов прошлого. Но это значит, что недоиспользованный потенциал насилия может быть использован.
Побочный эффект здесь в уничтожении самой возможности независимого действия и занятия любой ценностной позиции. Идея или вера должна быть не самой собой, а только инструментом контроля.
Ограничения
Умение манипулировать худшими сторонами человеческой природы дает отличные (правда, временные) результаты в части политического выживания. Неизбежная неопределенность временных ограничений власти диктатора — это первый предел контроля. Конечно, системе выгодно, что никто не знает, когда ей конец. Но и сама она этого не знает. Проблему времени снимают для себя только те мастера политического выживания, которые проигрывают выборы или уходят сами. Да, они проявляют слабость, но это спасает им жизнь.
Еще один предел — оборотная сторона контроля через источники доходов. Чтобы обеспечить контроль через собственность, правителю необходима слабая, управляемая правовая система. Поскольку она не развита, члены ближнего круга, как и весь бизнес, пользуются правом и судами других стран. Эта двойственность, являясь результатом юрисдикционного бегства и прямым следствием установки на политическое выживание, теперь представляет угрозу режиму, потому что иностранные активы приближенных уязвимы для санкций. Вернуть их в Россию никакие амнистии не помогут, потому что правителю необходима слабая, управляемая правовая система.
Еще один предел контроля — ненасытность приближенных и неопределенность размеров их богатства. Непрозрачность нужна правителю, чтобы хитрее распределять богатство среди приближенных: полезно, когда одни не знают, сколько получают другие. Но беда в том, что приближенные манипулируют секретностью к своей выгоде, прячут прибыли, демонстрируют убытки и требуют все больше денег из казны.
Есть еще личностный предел. Творческие люди и активисты, которые действуют сами от себя, не имея за плечами ни «Кремля», ни «госдепа», ставят систему в тупик (во многом этому посвящен фильм Джима Джармуша «Пределы контроля»). Отсюда относительная свобода тех, кто может заработать личными усилиями и при этом минимально «институционализирован» — писатели, программисты, художники и представители других свободных профессий. С талантом, который может обеспечить себя сам, трудно что-то сделать, а начнешь преследовать — только добавишь социального капитала. Традиционно весомый социальный капитал писателей в России — следствие действующей у нас политической системы. Она хорошо справляется с подавлением организаций, но плохо — с подавлением творческой индивидуальности.
Остальные пределы контроля — тоже оборотные стороны силы. Политическое выживание — такая космополитическая, внекультурная задача, что она растворяет в себе смысл, национальность и религию. Жизнь по «правилам диктатора» уничтожает ценности и идеи. Содержание религии или идеологии в политическом контексте становится инструментальным. Любое учение, вероучение или идеологию можно использовать для удержания власти: коммунизм, национализм, ислам, православие.
Даже победу СССР во Второй мировой войне Кремль сделал своим инструментом. Развязанная ради политического выживания война с Украиной уничтожила моральный капитал режима как наследника победителей нацизма (см. об этом дискуссию Ивана Преображенского1 и Олега Кашина2 на сайте DW). Российские политические менеджеры умеют релятивизировать любую историю. Любую попытку занять нравственную позицию они могут сделать смешной. Поэтому теперь никто в мире им не верит.
Идейность, настоящая вера, в том числе национализм и фундаменталистские установки, — злейшие враги такой системы. Любая идейность, если она вдруг перестанет быть инструментом и захватит большие массы граждан, не оставит от системы камня на камне. И в этом нет ничего хорошего, потому что фанатизм — тоже идейность.
Смысл 80%-ной поддержки системы, видимо, в том, что люди готовы делать вид, что смотрят на нее «из Кремля» и как будто бы видят ее красоту. Взгляд «с улицы» разрушит эту иллюзию. Главный предел системы в том, что она ничего, кроме конечного во времени поддержания собственного существования и производства побочных эффектов, сделать уже не сможет.
