Глеб Павловский: Осень политика. Путин в эпоху коллективного регентства
Президент среди друзей вдруг обнаружил, что окружен «регентами» разной силы. Формируется режим коллективного регентства. Регентов неопределенное число, и они еще никак статусно не формализованы. То, что Путин оттягивает свое вступление в кампанию, не вопрос его силы воли. Это вопрос о готовности (либо нет) начать председательствовать при ликвидации собственного режима.
Смена декораций
Есть два способа воспринимать политику и действовать в ней. Один – считая набор людей и обстоятельств неизменным, прокладывать в нем путь своим интересам. Другой встречается куда реже – действовать, доверяясь политической повестке. С этой второй точки зрения, устойчивого ландшафта в российской политике нет. Взаимодействие сил – больших и мелких, борющихся либо прячущихся в сторонке, – создает повестку возможного. Ее нельзя описать, зато можно сыграть. Но, вступая в игру, не знаешь ее развязки.
Кто мог ожидать прошлой осенью, что Навальному удастся запустить махину предвыборной кампании за 15 месяцев до выборов? Я не ждал. Не влияя на президентские избирательные кампании, мы отвыкли от мысли, что в них можно вступать.
Я ждал более плавного, верхушечного хода политизации, где действующими лицами еще долго будут оставаться придворные Путина. Полемика Усманова с Навальным, казалось, это подтверждала. Цикл демонстраций весны-лета, организованных штабами Навального, противниками реновации и активистами «Открытой России», принимали за банальный всплеск «протестной активности». Только к середине года стало ясно: политизация приобрела организационную форму и стала кампанией по выборам президента РФ. Предвыборная сцена оживала, а отсутствие на ней Путина стало заметнее. По мере того как интерес к предвыборной сцене обрисовывался все ярче, его молчание становилось говорящим. Фигура Навального стала вызовом, двойным вопросом: как вам быть со мной? И как вам самим быть с этими выборами? Значение выборов все росло, а президент Путин – нет. В пропорции к происходящему и ожидаемому он стал странно уменьшаться.
Президент исчезает
Число действий Путина меньше не стало, и число упоминаний возросло, но внутри страны модус его авторства падает. Действуя, Путин не в силах убедить, что действует именно он. Погруженный в конспирологию Weltpolitik, президент выпал из центра суверенной ответственности «за все». Народ России в глазах президента-геополитика потерял свою легитимность. Предмет заботы для всех сценаристов 2018 года, Путин стал ничьим лидером. Глава государства отслоился от государства, став многоугольником приложенных к нему сил.
Представим ли режим поведения Системы без Путина? У нас уже теперь перед глазами отчасти такая система. Путин выглядит отстраненным, но где сторона, куда он отходит? Одна это сторона или разные? Ломаная линия президентского ухода в сторону отражает множество приложенных к нему сил. Они перегружают личность Путина, и тот ведет замысловатую игру, то удаляя их от себя, то приближая. Президент стал театральным задником закулисных спектаклей.
Арбитр вышел
Для самого Путина возникало положение некомфортности почти любого решения в ближнем круге, и сам круг стал некомфортен. Президент явно экономит на своем посредничестве: чего ко мне липнете? Я дал вам законные способы разрулить отношения. Сами виноваты, если не пользуетесь. Президент раздираем желанием упростить жизнь, предоставив дела их ходу. С другой стороны, боится забыть и упустить что-то страшно важное. Не забывайте, все это случилось с человеком, который слово «политика» рассматривает как пустой термин. Желая подняться выше частных интересов, он ускользает от определенной позиции.
Путин не видит причин для острых конфликтов в управленческом классе. Он не видит различия принципов, а нередко и разницы интересов. Но это делает деполитизированного Путина все более удобным для решений от его имени.
Регентство и транзит
Распоряжение страной, воплощенное в президенте, практически абсорбировано ближним кругом и администрацией. Все что-то делают, а «начальство ушло». Перестав быть генштабом власти, Администрация президента стала игроком с особыми интересами. Но АП лишь распределитель оттока убывающих компетенций. Президент среди друзей вдруг обнаружил, что окружен «регентами» разной силы. Формируется режим коллективного регентства. Регентов неопределенное число, и они еще никак статусно не формализованы.
Чем выше мы ступаем «вертикалью власти», тем меньше управляемого найдем. В верхах Кремля не управляют, а правят, распоряжаются всем, как придворным хозяйством. Администрация президента здесь исторически знакомое «дворцовое управление Е.И.В.». В хозяйство двора входит все, что относится к госбюджету и что еще можно обратить в ликвидную форму: должности, территории, угрозы, люди и инфраструктура. Кириенко сторожит путинскую Россию до возвращения Путина. Он хранитель передержки – ключей от пустой клетки Кремля и учебника с чистым листом о месте шефа в истории России. Он ждет распоряжений, но их все нет.
Система не просто осталась без Путина – она без вех стратегического курса (функция, которую в ней ранее замещал тот же Путин). Шуму, поднятому вокруг «омоложения кадров», иногда с применением тюремных нар, не скрыть блокировки политического обновления. Новые кадры беспрограммны, не имеют позиции либо ее скрывают. Это ограничивает их компетентность временем «передержки». При данной модели власти они стратегически бесполезны, зато при ее размораживании смогут кем-то стать. Технократы лишь эвфемизм транзита к непутинской России.
Руководство и аресты в руководстве
Вопреки «первому закону петрополитики» Тома Фридмана при истощении сырьевых ресурсов российский режим не мягчеет, атмосфера внутри аппарата тревожнее, конкуренция с применением силовых структур обостряется.
Аресты в окружении Кремля – это не аресты по вертикали, по «плану Путина», это свободный конкурс. Движения атакующих и атакованных завораживают, нагнетая предарестную атмосферу при дворе. Не эскалация – горизонтальная эскалация. Такой терроризирующий кадры форсайт общей управляемости.
Не возлагая ответственность на Кремль, аресты демонстрируют «серьезность положения». Этим способом наша система, попадая в отчаянное положение, изыскивает новые поведенческие ресурсы. Околокремлевский клуб оживляется, отправляясь на поиски все более рискованных схем вторжения в глобализацию. И нередко находит для этого новые окна. Где риск, там и выигрыши.
Непутинские конфликты
У политизации появилось и такое неприятное лицо, как выдумывание конфликта. Люди путинского ближнего круга – клуб «задир», бенефициаров, защищенных от конфликта с любым субъектом в стране. Вспомним Алишера Усманова, который углублял конфликт с Навальным, мотивируя себя причастностью к клубу.
Вертикаль власти превратилась в пучок импровизированных конфликтов. Серебренников, Кадыров-рохинджи, и он же против КПРФ, АФК «Система» – ряд этих конфликтов выходит за прежние «путинские» рамки. Переключаясь в режиме реверса, она открывает доступ наверх, но кому? Это предстояло узнать путем взлома. Способ воздействовать на вертикаль снизу вверх прост – создать конфликт, развитие которого выходит за рамки компетенции твоего уровня. Чаще всего это резонансное судебно-политическое дело, импровизаторы дел штурмуют вертикаль снизу вверх. Явочное создание фактов, с которыми приходится разбираться другим на самом верху.
Политизация в том виде, каком мы встречаемся с ней осенью 2017 года, форсирует полицейско-политическую среду. При выборе конфликта оптимален тот, который проще перетолковать в уголовную вину жертвы. Защита Путина не выглядит надежной, и потенциальные жертвы движутся к общему интересу самообороны. Ситуация расширяет поле борьбы за предсказуемую, то есть постпутинскую государственную повестку.
Повестка кампании задана поиском формы перехода к постпутинской России. То, что Путин оттягивает свое вступление в кампанию, не вопрос его силы воли. Это вопрос о готовности (либо нет) председательствовать при ликвидации собственного режима.
Власть agend’ы
Весь год мы отмечаем юбилей 1917 года, а в чем его драматургия? В нарастающей утрате повестки политиками, которые, почти все догадываясь, в чем она, откладывали ее и откладывали – расчищая место для Ленина. Политическую повестку не узнать, задавая вопрос «Что вы считаете для себя важным?» или «Выберите 10 главных политических задач для правительства». Тем не менее это не тайна за семью печатями, она почти всегда на виду. Она проговаривается вслух, но это не значит, что ее легко снять с уст «рядовых мужиков и баб» – так называемого населения. Люди рациональны в делах, которые глубоко их затрагивают, а оттого их действия всегда нерациональны на вид.
Чтобы обозреть поле, устройство и прочность предвыборной сцены, необходимо понять состав повестки-18. Это постпутинская Россия как ближайшее будущее, еще не могущее стать прямой политической целью. Ближайшая задача другая – транзит, переход. Но разве может отношение к Путину стать ориентиром движения к этой цели? Ошибка фиксации на Путине в связи с «терминальным» порогом выборов 2018 года в том, что речь идет о сохранении системы, а не о сохранении Путина (хотя у него на этот счет, вероятно, есть свое мнение). Система, в отличие от Путина, отказывается исчезать, ведь она – империя выживших, управляемая чемпионами выживания.
Выборы 2018-го уже не пролонгация срока, как в 2012 году, а скрытый референдум по Системе РФ. Но вопрос не поставлен ясно, но черта между ДА и НЕТ неопределенна, но среди голосующих ЗА Путина много сторонников НЕТ путинской системе. Переописание Системы может начаться даже изнутри путинского «сюжета». Здесь зона электоральной непредсказуемости и уязвимости всех стратегий. Референдум по Системе пройдет отдельно внутри каждого из складывающихся электоратов.
Потерянные выборы
Наихудшее, что грозит вам при потере чего-то важного, – это экспансия лишнего. Едва выборы президента превратились в аполитичную операцию, пустая тара стала наполняться ненужными вещами. Таков феномен Жириновского. «Прагматики» всегда объясняют его полезность как громоотвода для русского национализма, без Вольфовича будто бы неукротимого. Объяснение задним числом. Укоренение этого позднесоветского артефакта в теле выборов – результат искусственного вакуума предвыборных дебатов 1990–2000 годов.
Теперь жалуются на «клоунаду». Но заполнению сцены клоунами на выборах 2004 года предшествовало добровольное невыдвижение партиями реальных оппонентов Путину. И когда они сами на это пошли, включая Явлинского, коммунистов и Союз правых сил, падение института перешло в пике. Без сделки кандидатских переуступок 2004 года совершенно непредставима сделка 2008-го – переуступка поста президента через тандем. Да и та была неполной, условной. Тренд опустошения выборов окончательно закрепился рокировкой 2011–2012 годов.
Итак, три президентские кампании подряд прошли как аполитичные сделки. Чего было ждать от четвертой? Что на выборах 2018 года все прошлые приемы пустят в ход вперемежку, с риском для государства. Навальный этому помешал. Он повел борьбу за восстановление института выборов как выборов. Сделать это можно было только так – выдвинувшись самому в безнадежной ситуации и пойти до конца. Навальный выполнил первую часть задачи. Одно это вернуло институт выборов в политическую повестку дня.
Навальный как сцена
Алексей Навальный открыл кампанию-2018, импровизируя со своей старой темой коррупции, и неожиданно сам стал центральной предвыборной сценой. Риск его нерегистрации (он явно выше 50%!) – не дефект, а преимущество кампании Навального. Эта перспектива дает ему свободу широкой мобилизации людей. Но при отказе в регистрации он должен знать свой маневр – и тем, кого он собрал, и кто останется с ним. Трудный политический вопрос: на что бросить отмобилизованную силу? Кроме того, придется решать, кому и в какой форме передать «наследство». Тут проявляется возможное место Ксении Собчак. Она может приобрести политический вес в момент передачи Навальным электората при отказе в регистрации. Она уже принудительно расширяет повестку Навального, укореняясь в поле пробелов его тематики.
Ксения Собчак – кандидат пробелов и умолчаний Алексея Навального. Но сможет ли она создать всероссийскую структуру, аналогичную движению Навального, которая бы пережила выборы марта 2018 года?
Путин как воля и обстоятельство
Теряя власть над повесткой, Кремль все еще контролирует навязанный консенсус предопределенного будущего. Путинская мифология требует к каждой будущей ситуации заранее приписать «волю Путина», с церемониалом его «тайных намерений» и «его решений». Но все это церемониальная жестикуляция. «Воля Путина» отчасти миф; если не миф, то мягко диктуемая президенту воля окружения.
По фактическому состоянию аппарата власти на осень 2017 года Путин имеет сильнейшие шансы остаться в Кремле по итогам мартовского голосования. Это все еще вопрос аппаратного контроля над выборами и СМИ (и над самим Путиным тоже). Но в политическом планировании это лишь одна из сценарных линий, значимое привходящее обстоятельство. Глупо класть его в основание политики переходного периода на 2017–2018 и следующие годы.
Через энигму «Путин» нам ничего не узнать о будущем. В стратегическом планировании шансы Путина на президентство и его пожелания должны быть перевзвешены заново – в контексте политизации и повестки переходного времени. Путин одно из обстоятельств ускоряющегося вхождения страны в послепутинскую эпоху. Критически значима эта последняя, а не он лично.
Это процесс со все еще открытым финалом и недодуманной концепцией. Недодуманность более всего удерживает фигуру Путина в центре процесса распадающейся вертикали.
Странный сценарий
Политическая возможность четвертого – добавочного – президентства Путина должна быть также рассмотрена холодно. Это один из аспектов повестки, где вопрос о будущем президенте увязан с вопросом о будущем России. Представим, что по совокупности прагматических и политических соображений Путин все же пойдет на следующий президентский срок. В этом случае его президентство уже заранее обременено повесткой выхода России в нормальное государственное состояние.
При определенных процедурных договоренностях президентство 2018–2024 годов могло стать предметом компромисса или государственной сделки. Но не частной. Предметом сделки не может быть всего только усталый от власти немолодой господин, с накопленными за годы слабостями. Еще менее гарантом государственной сделки может стать кремлевский круг «регентов», слишком заинтересованный в контроле над слабеющим Путиным, даже ценой утраты управления страной.
Сделка должна иметь предмет, цель, даже расписание признанных процедур и выполнимых гарантий. Публично закрепленный план работ, с финальной датой завершения переходного срока – хотя бы и к 2024 году – вернет в политику нормальный счет времени. Вернется ценность стратегического планирования чего бы то ни было в стране. Прогнозировать что-либо в России впервые станет возможно после 15 лет перерыва. Возможно, и к Путину вернется собственное политическое лицо, затертое в годы плохих решений.
Рождественское крещендо
Навальный создал структуру, которая, будучи организационно протопартийна, выступает в качестве силы транзита. Это подсказывает модели следующих таких структур на будущее. Но нет ответа на вопрос, как она будет действовать в день Х (день формального отказа в регистрации) и во время Y (после дня Х и до 18 марта 2018 года).
Идет гонка наперегонки Навального с Путиным. Каждый спешит нарастить свой потенциал, и у каждого он разный. Мы приближаемся к рождественской кульминации кампании, к декабрю-январю. Властям надо будет попытаться отказать Навальному либо зарегистрировать для участия в выборах. И то и другое – кризис. Каждый сценарий станет центральным событием в биографии для его участников. Выявится, на что их нацелит лидер и что они станут делать. Как будет выглядеть центральная власть и Путин, вероятный другой кандидат, в разгар конфликта? Путину придется противопоставить себя уже не столичным гуманитариям, а неоформленной партии Навального – десяткам и сотням тысяч граждан России. Как эта партия подхватит постпутинскую повестку выборов? Кто там политически и организационно готов «беречь Россию»?
Центральный конфликт кампании не у Путина с Навальным, а у Путина со сторонниками Навального, или, вернее, со сторонниками транзита, перехода в постпутинское будущее. И их конфликт приближается.
