Сергей Марков

| Известия

В 2014 году Россия вспомнила Первую мировую войну. Открыты наконец памятники ее героям, появились книги, вышло множество телепередач, все ведущие политические деятели высказали свою позицию. Для России это важная часть возвращения ее исторического пути длиною в тысячу лет. В этом ряду и восстановление монастырей в Кремле и сочетание символов государства — флаг от имперской России, гимн от времен СССР, герб от Московии, взявшей его от Византии.

Европа тоже отмечает 100 лет войны. Там памятники стоят уже давно, но книг и статей в этом году вышло огромное количество. Обсуждение Великой войны актуализируется тем, что теперь, как и 100 лет назад, Европа вползает в кризис, столь похожий на кризис 1914 года. Тогда Россия вступилась за братьев сербов и началась война. Сейчас Россия вступается за братьев на Украине, а Европа и США грозят ей карами.

Однако от дискуссии о Первой мировой войне я испытываю огромное неудовлетворение, потому что, как мне кажется, обсуждается просто не тот вопрос, который следовало бы обсуждать. Спорят, как началась война, как шли военные действия. Но это банально. Война началась примерно так же, как и другие войны. Бои шли примитивно, без особой интриги. Закончилась война не победой сильнейшего, а всеобщей катастрофой, когда рухнули четыре великих европейских империи, а с ними и вся Европа с ее просвещенной аристократией и верой в прогресс и гуманизм. Не хватает в этой дискуссии вопроса: почему обычная война превратилась в катастрофу?

Произошло это из-за того, что технические и социальные процессы, происходящие в обществе, не вполне осознавались правящими классами, и поэтому последствия этих процессов не контролировались. К войне, которая потом была названа «Великой», главы империй — Германской, Австро-Венгерской, Британской, Французской, Российской и Османской — готовились как к обычной. Предполагали немного пострелять, выяснить новое соотношение сил и скорректировать карты своих территорий в соответствии с этим новым соотношением сил. Но получилось по-другому.

Несколько новых изобретений, в том числе гражданских, неожиданно изменили привычный ход военных действий. В Америке создали колючую проволоку для ограждения пастбищ для коров, но эта колючая проволока лучше защищала от наступающей пехоты. Вместе с пулеметом десяток человек в обороне за рядами колючей проволоки могли обороняться от тысячи наступающих. В отличие от крепостей прошлого, которые были дороги, укрепления в окопах за колючей проволокой были очень дешевы: все империи построили такие на тысячи километров.

Эти неприступные линии окопов были заняты миллионами крестьян и рабочих, мобилизованных с помощью новых мощных государственных имперских бюрократий. Еще в конце ХIX века было бы невозможно держать эти миллионы в окопах в течение долгого времени из-за проблем со снабжением. Но к началу ХХ века снабжать армию стало возможным по железным дорогам. Кормили бойцов консервами, только изобретенными. Это еще одно полезное изобретение, которое несло в себе зерно катастрофы.

В результате империи мобилизовали в армии миллионы, посадили их в окопы, где те сидели без серьезных стратегических изменений, но с огромными страданиями. Годами. Этих людей требовалось постоянно снабжать оружием и продовольствием. Годами. Всё это приводило к истощению экономики. Дело шло к социальному взрыву. В итоге социальный взрыв начал сносить имперские настройки. Победителями неожиданно становились те империи, которым удавалось отодвинуть этот социальный взрыв всего на пару месяцев.

К началу ХХ века в ведущих странах появилось массовое общество. Аристократические сословные институты не имели инструментов для управления массами. Такие инструменты были созданы позже, к середине ХХ века. Прежде всего их создали тоталитарные режимы, которые и проявили наибольшую возможность к боям в условиях новой, массовой войны. Поэтому во время Второй мировой войны не было восстаний, а Первая мировая война действительно закончилась превращением войны империалистической в войну гражданскую практически во всех воюющих империях. Эти восстания масс в серых шинелях и смели прежние империи, а вместе с ними старую Европу.

Институты общественной экспертизы в лице наиболее выдающихся своих представителей смогли предсказать катастрофу. Но эти прогнозы оказались не услышанными правящими элитами империй ввиду низкого социального статуса институтов общественной экспертизы. Так, недостаточная общественная развитость гуманитарных наук не дала возможности «вооружить» правительства империй инструментами управления массами и контроля над последствиями развития технологий.

Поэтому причиной катастрофы стала не война, а именно неожиданные последствия социальных и технологических изменений и неспособность элит с помощью гуманитарных наук сформировать адекватную социальную политику. А еще — новые акторы, которыми стали массовое общество и политические партии.

А что сейчас? На смену массовому обществу пришли новые субъекты — агрессивные меньшинства, которые расшатывают старые политические институты. Современные технические новшества таковы, что возможности создания неожиданных комбинаций, которые могут привести к трагедии, почти безграничны. Наука же ресурсно слаба и, по сути дела, сильно коррумпирована политическими и бизнес-интересами. В связи с чем социальные технологии развиваются слабо. Поэтому условия для того, чтобы локальная война, такя как на Донбассе, переросла в масштабный конфликт, уже созданы.