Виталий Наумкин

| Al-Monitor

Трансформация кровопролитного внутрисирийского конфликта в такой, в котором основными противостоящими сторонами стали, с одной стороны, самые радикальные джихадисты в лице «Исламского государства» и «Джабхат ан-Нусра», с другой – правительственные силы, побуждает значительную часть глобальных и региональных игроков подвергнуть пересмотру свою стратегию в отношении Сирии. По цитируемым Джэймсом Траубом («Форин полиси» 25 ноября с.г.) словам Дэвида Харланда, главы женевского Центра гуманитарного диалога, неправительственной организации, активно работающей в самой Сирии, и его сотрудника Нира Розена,«командиры мятежников уже согласились с тем, что уход Асада не может быть предварительным условием для переговоров.» А Розен полагает, что «зарубежные покровители мятежников, включая саудовцев, начали приходить к тому же заключению.»

Иначе говоря, утверждает Трауб на основании слов собеседников, Асад «не уйдет в ближайшее время, если вообще уйдет когда-либо.» Суть вопроса здесь состоит в том, что сохранение Асада и его режима рассматривается как способ сохранения самого сирийского государства, которое в ином случае может превратиться в новое Сомали. В концентрированном виде Харланд излагает этот аргумент в следующей формулировке: «Лучше иметь режим и государство, чем не иметь государства.»

Изменения стратегического характера, происшедшие на сирийском «театре военных действий», и явная пробуксовка прежних планов урегулирования конфликта в последние месяцы вызвали к жизни немало новых, наделавших переполох в СМИ инициатив со стороны международных игроков. Среди них можно назвать, в частности, российский план проведения межсирийской встречи в Москве, план специального посланника генерального секретаря ООН по Сирии Стаффана де Мистуры по «замораживанию» боевых действий, начиная с одного района, и план «локальных прекращений огня» (local ceasefires), разработанный Центром гуманитарного диалога во главе с вышеупомянутым Харландом.

Конкурируют ли между собой эти три плана или они могут дополнять друг друга? Какой из них имеет больше шансов на реализацию? Приведет ли она к возобновлению начавшегося, а затем прекратившегося – с окончанием «Женевы-2» – мирного процесса?

Москва, которая в своей политике в отношении сирийского конфликта изначально исходила из необходимости примирения сторон, выдвигая собственные идеи, не отвергает и никаких иных миротворческих проектов (естественно, кроме тех, которые начинаются с мантры «Асад должен уйти»).

Хотя детали московской инициативы пока не преданы огласки, основные ее элементы можно понять из заявлений официальных лиц и информации о дипломатических контактах. В частности, еще 20 августа (по сообщению ИТАР-ТАСС, представитель Совета сирийских племен Аббас Хабиб заявил на пресс-конференции о предложении заместителя главы российского МИД и спецпредставителя президента РФ по Ближнему Востоку и странам Африки Михаила Богданова «созвать предварительную конференцию, консультативную встречу в России для того, чтобы межсирийская конференция потом переехала в Дамаск и там бы участвовали и шейхи племен». Шейхи с эти согласились. Хабиб тогда утверждал, будто бы «предварительная встреча может пройти в Москве, а потом в Сирии в расширенном составе».

В дальнейшем идея получила новое развитие. Как сообщалось на официальном сайте МИД РФ, 20 ноября с.г. М. Богданов принял представителя сирийского оппозиционного Фронта за перемены и освобождение Кадри Джамиля. Состоялся «обмен мнениями относительно российской идеи проведения в Москве консультативной встречи представителей сирийской оппозиции в интересах содействия запуску инклюзивного межсирийского переговорного процесса на базе Женевского коммюнике от 30 июня 2012 г.».

А незадолго до этого, 7 ноября стало известно о приезде в Москву бывшего лидера сирийской политической оппозиции Ахмеда Муаза аль-Хатыба. Как сообщил Богданов, на переговорах с Лавровым обсуждалась «возможность возобновления межсирийских переговоров». По словам заместителя министра, «был вполне конструктивный разговор по поводу необходимости перевода сирийского конфликта в русло политического процесса». И далее: «В этой связи разговор шел о том, что надо возобновлять межсирийский диалог при содействии внешних игроков – России, США, основных региональных стран – Ирана, Саудовской Аравии, Турции, Египта». Существенным здесь было то, что Хатыб поддержал выдвижение на первый план двух задач – борьбы с «Исламским государством» и примирения конфликтующих сторон – правительства и оппозиции. Мне представляется крайне важным то, что российский МИД рассматривает  проект «Москва-1» не как альтернативу женевскому процессу, а как мостик к работе по подготовке «Женевы-3.» При этом переговоры в ходе «Москвы-1» предполагалось вести на основе Женевского протокола. Российские аналитики заключили, что в Москве сначала соберутся согласившиеся приехать на встречу представители сирийской оппозиции, которые сопоставят свои позиции, а потом состоится их встреча с делегацией Дамаска. Можно было заключить, что на недавних переговорах с Сергеем Лавровым в Сочи 26 ноября министр иностранных дел Сирии Валид Муаллем озвучил согласие Дамаска с российским планом.

Показательно, что и Лавров, и Муаллем были едины в том, что не существует силового решения конфликта в Сирии. Но при этом Лавров заявил, что «новой Женевы-2 не будет». Смысл этого утверждения был пояснен следующим образом: «Если вы рассчитываете, что будет объявлена конференция наподобие той, которая была созвана в Монтре в январе этого года с участием 50 с лишним государств, тысячи журналистов, софиты, то такой конференции не будет.»

Одновременно с продвижением своего плана «Москвы-1» Россия продолжает поддерживать план «заморозки» де Мистуры. Устами министра Муаллема его поддержала и Сирия. Ранее президент Башар аль-Асад заявил, что план де Мистуры «заслуживает изучения». Сам де Мистура обозначил в нем следующие три основных пункта: «Первый из них – необходимость сфокусироваться на реальной угрозе терроризма, как определено в резолюциях Совета Безопасности. Второй – уменьшить насилие… Третий – через снижение уровня насилия попытаться дойти до максимально большого числа людей в Сирии и за ее пределами, которые страдают от этого продолжающегося конфликта, и через это, по возможности, заняться им, использовав план как строительный материал для политического решения.»

При этом в качестве первого объекта «заморозки» был избран город Алеппо, «символ культуры, мультикультурного, религиозного и исторического наследия Сирии.» Но мне кажется, что не менее значимая причина выбора Алеппо состоит в том, что там нет отрядов радикал-джихадистов, ведь в соответствии с планом специального посланника генсека ООН все базирующиеся здесь отряды, как правительственных сил, так и оппозиции, не только сохранят контроль над занимаемой ими частью территории, но и оставят у себя оружие.

Собственно, в этом состоит одно из главных отличий между планом де Мистуры и уже реализовывавшимися в прошлом планами «локальных прекращений огня», например, в Хомсе в феврале этого года, которое было интерпретировано некоторыми оппозиционными силами как сдача ими позиций режиму. Отсюда и некоторые противоречия, которые просматриваются между планом «заморозки» и «планом Харланда». Я уверен, что сам де Мистура не случайно подчеркнул, что концепция «заморозки» отличается от предыдущих прекращений огня и предлагает «новый способ достижения деэскалации насилия.»

Что же касается «плана Харланда», то недавно Дэвид Игнатиус в «Вашингтон пост» прокомментировал утечку некоего документа, который излагает этот план заключения серии локальных перемирий. Здесь тоже предполагается, что они впоследствии приведут к процессу политического примирения. Некоторые эксперты считают, что никакой утечки документа не было, а он был, возможно, вброшен в СМИ авторами для того, чтобы привлечь к нему внимание. Интрига состояла в том, что вслед за этим Харланд передал Джеймсу Траубу (написавшему об этом статью в «Форин полиси») подробный доклад о проекте. Он остается пока закрытым, поэтому Трауб не цитирует его, а лишь объясняет основные положения. По Траубу, этот план, свою очередь также поддержанный сирийскими властями, должен в перспективе «привести к окончанию войны, полноценной реформе конституции и выборам под международным наблюдением.»

Гегель утверждал, что история коварна и что действия людей не приводят к тем результатам, на которые они рассчитывают (that history is cunning, that human actions do not have the consequences that those who perform them intend). Не хотелось бы, чтобы саркастическое наблюдение немецкого философа оказалось применимым к судьбе планов, рассчитанных на спасение многострадальной Сирии и ее государственности.