Алексей Подберезкин

| Viperson.ru

Принятие «Акта»(Акт о поддержке свободы на Украине — А.П.) говорит о готовности США биться с нами за Украину до конца[1]
В. Мясников, военный эксперт

Усиление взаимосвязи развития СО-ВПО и МО с очевидным усилением влияния развития локальных цивилизаций хорошо видно на примере войны 2014 года на Украине, когда именно искусственное стимулирование цивилизационных различий между Западом и Востоком со стороны США и ЕС стало главным импульсом для развития СО и войны.

Строго говоря у России, восточных регионов Украины и Крыма не было вплоть до февраля 2014 года (переворота в Киеве) оснований для перехода ВПО в военную фазу — СО. «Революция» на Украине означала не просто смену всей политико-ценностной ориентации, искусственное создание на территории страны враждебного России русофобского государства. Буквально в течение 2-3 месяцев ВПО на Украине перешла в военно-силовую фазу развития сразу нескольких сценариев СО — в Луганской области, Донецкой области, Одессе, Харькове, Мариуполе и сотнях других городов и регионов Украины.

Огромное объективное влияние на формирование конкретного сценария развития СО на Украине, естественно, оказали те геополитические и военно-политические изменения, которые происходят в мире и в конкретном регионе — Европе. В частности, превращения ЕС в конфедерацию во главе с Германией. Причем именно в самом крупном, качественном значении этого влияния — формирования коалиций, союзников, нейтральных стран, размещение инфраструктуры и ВС.

Так, в ходе войны на Украине 2014 года военно-политической обстановке (ВПО) и военно-стратегической обстановке (СО) произошли радикальные изменения, которые были зафиксированы в сентябре 2014 года на саммите НАТО. В соответствии с концепцией сетецентрической войны эти изменения охватили все области:
— политическую (консолидацию ЕС против России);
— военно-политическую (усиления активности НАТО);
— экономическую (санкции против России);
— информационную (кампанию против России);
— военную (развитие инфраструктуры НАТО);
— материально-техническую (помощь Украине, как главному противнику России);
— идеологическую (консолидацию Запада против России);
— энергетическую (ослабление зависимости ЕС);
и т.д.

В этом смысле война, как продолжение политики насильственными средствами, остается в представлении Запада классическим и универсальным инструментом разрешения любого международного конфликта — политического, финансового, нравственно-религиозного. Это означает, что изменение основных факторов, влияющих на формирование МО и ВПО, является уже само по себе основанием для будущих силовых и военно-силовых методов разрешения конфликтов. Так, изменение соотношения мировых сил в пользу АТР в XXI веке уже есть самое серьезное основание (как, впрочем, и в прежней истории) до Западной цивилизации для подготовки войны. Российский исследователь С. Сулакшин, например, обозначая изменения в геополитической экономике, явственно демонстрирует основные регионы будущих военных конфликтов.

Это изменение в геополитической экономике предполагает значительную степень предопределенности в формировании будущих условий сценария развития СО. Таким образом мир становится все более зависим от все большего количества самых различных сценариев развития СО, в основе которых лежат единая стратегия сетецентрической войны. Фактически это означает, что все возможное многообразие сценариев развития СО в конечном счете сводится к различным вариантам сетецентрической войны, которая уже является современной стратегией западной цивилизации по отношению к другим странам. Как оказывается, альтернативных сценариев развития СО (во всяком случае пока) не только не существует, но и не планируется.

Это означает, что при стратегическом прогнозировании и планировании в России необходимо исходить из реалии существования единственного сценария, объединяющего несколько вариантов, сетецентрической войны. Причем такого будущего сценария, который уже существует в настоящее время. Его можно анализировать и, исходя из результатов такого анализа, прогнозировать развитие различных вариантов.

Логически это можно изобразить следующим образом на уже известном рисунке, который представляет собой не только последовательность в возникновении возможных и вероятных сценариев СО и их различных вариантов, но и — что главное — безусловную приоритетность и взаимосвязь одних сценариев с другими.

Как видно из рисунка, описывать характер явлений низкого уровня — войн и конфликтов — можно только понимая характер явления более высокого уровня, — на уровне СО. Так, для того, чтобы понять, например, характер внутреннего военного конфликта на Украине, нужно понимать суть и характер современных внутренних военных конфликтов, а для того, чтобы сделать такой анализ, необходимо проанализировать прежде всего реально существующую СО в мире и в регионе, которая, в свою очередь, вытекает из реального сценария ВПО, а та — из сценария МО.

В любом случае однако из рисунка видно, что все сценарии развития СО являются не более чем вариантами одного военно-политического сценария (ВПО) реализации стратегии сетецентрической войны.

Аналогические рассуждения справедливы для исследования относительно частных военно-политических проблем, например, ограничения и сокращения СНВ. Этот процесс отнюдь не является самостоятельным (как пытались представить его при М. Горбачеве). Он естественно вытекает из сценария развития ВПО.

Зависимость развития СНВ от ВПО и СО — очевидна и не связана непосредственно и искусственно (как при М. Горбачеве) с политикой ограничения и сокращения СЯС, т.е. политико-дипломатическими факторами, значение которых очевидно в последние годы преувеличивалось.

Из логики и иерархии развития сценариев СО вытекает, что процесс ограничения СНВ для США является важным инструментом снижения роли (а в идеале — уничтожения) СЯС, которые пока что не позволяют США полномасштабно использовать свою государственную и военную мощь в сетецентрической войне.

В этой связи вызывают сомнения любые попытки построить многосторонние силовые «фигуры», иллюстрирующие ВПО в мире, которые игнорируют главную особенность — противоборство локальных цивилизаций. Одной из таких попыток, например, является попытка построения «треугольника» взаимоотношений между США, КНР и Россией, предпринятая А. Арбатовым и В. Дворкиным.

С точки зрения политики «ядерного сдерживания» и возможного продолжения процесса ограничений СНВ, представляется, что ни политически, ни стратегически рассчитывать на это не придется. Во всяком случае в первой половине XXI века. Ядерное оружие будет оставаться «уравнителем» шансов и «последним аргументом» в развитии СО в мире для России и Китая, которым трудно противопоставить пока что-то столь же весомое в сетецентрической войне, ведущейся США. В этом смысле можно согласиться с А. Арбатовым и В. Дворкиным, которые полагают, что «… стратегические отношения «тройки» крайне неоднородны и асимметричны, у них нет единой основы ни в политическом, ни в стратегическом плане (в виде принципов стабильности, паритета). «Треугольник» не только неравнобедренный, но и неоднородный. Но, главное, у его «углов» — США, России и Китая — абсолютно разные ценности и цели, несовместимые друг с другом. Игнорировать эту разницу можно только при существовании общей и еще большее серьезной угрозе.

Кроме того, КНР хранит в тайне уровень, состав и программу модернизации своих ядерных сил. Все это ставит под сомнение возможность трехсторонних переговоров по СНВ или по ограничению ядерного оружия — во всяком случае, в обозримой перспективе»[4], — имеет третьестепенное значение.

Вместе с тем очевидно, что развертывание неядерных СНВ и широкомасштабной ПРО может стать политической и военной альтернативой переговорам по сокращению СНВ для США. Стратегический наступательный неядерный потенциал и ПРО, создаваемые США, означают их альтернативную дипломатии попытку сделать СЯС России «ненужными и устаревшими». Такое развитие реально угрожает России, а не то, что (как считают А. Арбатов и В. Дворкин), «Из трех держав самую большую роль ЯО играет сейчас в концепции безопасности и военной доктрине России. Из-за ослабления своих сил общего назначения она остро ощущает уязвимость как на западе, так (негласно) и на востоке. В отношениях с США/НАТО Россию более всего беспокоит отставание по ПРО и стратегическим средствам в неядерном оснащении. В отношениях с Пекином Москву, видимо, подспудно тревожит растущий китайский потенциал сил общего назначения, прежде всего сухопутных войск в северных округах Поднебесной»[5].

В этой связи возникает важный теоретический вопрос: если нынешние сценарии развития СО сводятся к вариантам ведения сетецентрической войны, то сколько возможных (но маловероятных) сценариев СО еще теоретически остается?

Как видно из рисунка, количество теоретически возможных и вероятных сценариев развития СО зависит. Прежде всего от количества теоретически возможных сценариев развития человеческой цивилизации (ЧЦ) и вытекающих из них сценариев МО. Очевидно, что если изначально рассматривается, например, три возможных сценария развития человеческой цивилизации (ЧЦ), каждый из которых имеет, как минимум, три сценария развития международной обстановки (МО), то общее количество сценариев МО будет 9 (на самом деле, конечно же, больше).

На самом деле количество теоретически возможных сценариев развития ЧЦ даже до 2030 годов насчитывают десятки, а до 2050 годов — сотни, причем порой самые экзотические, которые однако нельзя игнорировать. Вряд ли кто-то всерьез рассматривал в начале ХХ века, что через несколько десятилетий появится целая (интернациональная) локальная коммунистическая цивилизация, которая приведет, в свою очередь, к появлению множества сценариев развития международной обстановки (от антифашисткой коалиции до «холодной войны» и от национально-освободительной борьбы до коммунистических революций в КНР, КНДР, Никарагуа, Анголе и т.д.).

Это важно учитывать в стратегическом прогнозе, ведь исключение изначально одного из сценария развития ЧЦ неизбежно ведет к исключению целой цепочки последствий для появления сценариев МО, ВПО и СО.

Аналогичная ситуация складывается, если говорить о сценарии развития ВПО, вытекающих из сценариев МО. Соответственно, неоправданное исключение возможных (потенциальных) сценариев развития МО неизбежно ведет к тому, что «выпадают» целые цепочки сценариев развития ВПО. Причем не только на перспективу до 2030 годов, но и более далекую, когда «вдруг» они могут оказаться вероятными.

Среди возможных сценариев развития МО может (и, скорее всего, будет) «тупиковая» ветвь, которая не превратится в вероятный сценарий развития ВПО. Это, однако, отнюдь не означает, что «тупиковая» ветвь одного из сценариев МО не может реанимироваться в более отдаленной перспективе. Скорее наоборот: история человечества показывает, что совершенно неожиданно такая «ветвь» (МО) может «зацвести», т.е. привести к появлению нового сценария ВПО, что можно изобразить на следующем рисунке.

Таким образом, подытоживая, можем констатировать, что в 2014 году существовали различные варианты одного из сценариев развития СО, направленного на ведение сетецентрической войны и повышения ее эффективности. Этот набор вариантов одного из сценариев развития СО:
— естественным образом вытекал из существующего конфликтного сценария развития ВПО, который является частью не менее конфликтного сценария МО;
— в основе всех этих логически развивающихся сценариев развития МО и ВПО лежит установка на сохранение контроля над основными процессами и факторами МО со стороны западной локальной цивилизации;
— стратегия сетецентрической войны, являющаяся практическим механизмом формирования современной СО, является более острой и эффективной формой «холодной войны», которая стала возможной в однополярном мире;
— в отличие от стратегии «холодной войны», когда велись без объявления войны только локальные войны, стратегия сетецентрической войны действующая военная глобальная стратегия, не требующая объявления войны;
— существование теоретически возможных относительно мирных сценариев развития ЧЦ, МО и ВПО крайне маловероятно, что требует признания факта наличия ведущейся войны и необходимости национальной мобилизации;
— основные области противоборства в современной и будущей СО в условиях сетецентрической войны это идеология, система ценностей, осознание национальных интересов, национальная самоидентификация элиты и общества. Победа или поражение в этих областях означают конечный этап военно-политического противоборства.

__________________

[1] Полунин А. США приставили пистолет к виску России / Эл. ресурс: «Свободная пресса». 2014. 14 декабря / http://svpressa.ru/
[2] Политическое измерение мировых финансовых кризисов. Якунин В.И., Сулакшин С.С. и др. Москва, 2012 / http://tower-libertas.ru/wp-content/uploads/2014/01/Mirov_krizis.pdf
[3] Арбатов А.Г., Дворкин В.Н. Большой стратегический треугольник. М.: Центр Карнеги, 2013. С. 21.
[4] Арбатов А.Г., Дворкин В.Н. Большой стратегический треугольник. М.: Центр Карнеги, 2013. С. 21.
[5] Арбатов А.Г., Дворкин В.Н. Большой стратегический треугольник. М.: Центр Карнеги, 2013. С. 21.