Федор Лукьянов

| Российская газета

«Западный» Ближний Восток безвозвратно уходит в прошлое

Вступление России в ближневосточные события придало им новую динамику, в частности, стимулировало к действию других игроков. И вот уже сирийская регулярная армия переходит в наступление, Соединенные Штаты объявляют об интенсификации ударов по группировке ИГИЛ, Саудовская Аравия заверяет о приверженности идее противодействия терроризму. На таком фоне вопрос о сущности и будущем радикальной организации, которая сумела стать едва ли не центром международной политики, особенно важен. ИГИЛ — квинтэссенция процессов, которые охватили Ближний Восток в конце ХХ и особенно в начале XXI века.

Политические бури рубежа 1980 — 1990-х годов не изменили институциональный дизайн Ближнего Востока, начерченный по итогам двух мировых войн и закрепленный «войной холодной». Основой дизайна служили национальные государства, где-то созданные искусственно, где-то возникшие естественным путем, и авторитарные светские режимы. Организованы они были по-разному (от абсолютных монархий до республик), но едины в стремлении сдерживать народную стихию, в первую очередь религиозные проявления.

В годы идеологической конфронтации разные режимы имели возможность выбрать могущественного внешнего покровителя. Конец «холодной войны» изменил это положение, поскольку выбора не стало. Но система замерла в развитии. До конца 1990-х в регионе под воздействием объективных причин копились факторы дестабилизации, в основном подспудно и при ограниченном участии внешних игроков. Хотя тревожные звонки начались еще в конце 90-х годов (взрывы бен Ладеном американских посольств в Кении и Танзании), гром грянул только в сентябре 2001 года. Атаки на Нью-Йорк и Вашингтон заставили Соединенные Штаты развернуться к Ближнем Востоку.

ИГИЛ — это заявка на тотальную ревизию всего того, на чем держалась конструкция региона

С этого момента началось разрушение дизайна, который устоял на предыдущем этапе. Американский поход в регион парадоксален. Его мотивация была вполне прагматична — меры по обеспечению национальной безопасности, поскольку выяснилось, что прямая и явная угроза американцам может исходить откуда угодно. В то же время кампания была невероятно идеологизированной. Раз «демократии не воюют друг с другом», значит, для того потенциальных злодеев нужно демократизировать.

Уже администрация Джорджа Буша, взявшая на вооружение такой подход, обожглась о разгоревшийся в Ираке пожар и постепенно начала отходить от откровенного догматизма. Сменившая ее администрация Барака Обамы никогда его и не разделяла. Но заданный импульс столкнул лавину. Мощный импульс, которым стала американская попытка спешной демократизации региона, разрушил и без того уже шатавшийся внутренний баланс. Политическое развитие, застывшее на предыдущем этапе, взорвалось.

ИГИЛ отрицает политическое устройство, социальную модель, государственные границы, религиозные установки, международные взаимосвязи, которые определяли ближневосточное бытие в предшествующие десятилетия. Это заявка на тотальную ревизию всего того, на чем держалась конструкция региона.

Одна из причин победоносного марша заключается в том, что группировка, как таран, врезалась в самую гущу запутанных, подобно клубку змей, противоречий Ближнего Востока. Получилось, что ИГИЛ при всей своей варварской сущности все время нужен кому-то для решения тактических задач. Ведь противостояние развивается одновременно по многим линиям — суннитско-шиитская религиозная война, борьба за региональное влияние между целым рядом держав, прежде всего Ираном и Саудовской Аравией, соперничество внешних игроков, в которое активно вступила Россия, клановые и племенные разбирательства, действия Запада в целом в отношении мусульманского мира… И каждый раз кто-то является непримиримым оппонентом ИГИЛ, а кто-то негласно полагает, что его деяния в данный момент выгодны. Это не означает, что радикалами управляют, напротив — к ним стараются подстроиться, чтобы использовать в своих интересах. И в этом наиболее яркое проявление системного кризиса и Ближнего Востока и мировой структуры управления в целом.

Исламское государство как конкретное радикальное образование, скорее всего, не будет торжествовать бесконечно. К нему уже приковано слишком большое внимание, и слишком влиятельные силы клянутся остановить радикалов и нанести им поражение. Если ИГИЛ наконец всерьез объявят войну (чего не было как минимум до осени 2015 года), устоять ему будет трудно. Но в долгосрочном плане это ничего не изменит. Место ИГИЛ быстро заполнит какой-то другой продукт распада прежнего и рождения нового мира, и так будет продолжаться до тех пор, пока не наступит новый устойчивый баланс — и в регионе, и в мире.

Эпоха «западного», то есть сооруженного по европейским лекалам в эпоху распада империй, Ближнего Востока безвозвратно уходит в прошлое

Пока же можно с высокой долей вероятности констатировать, что эпоха «западного», то есть сооруженного по европейским лекалам в эпоху распада империй, Ближнего Востока безвозвратно уходит в прошлое. Исход оттуда среднего класса, самой вестернизированной прослойки — яркое тому свидетельство. То ли осознанно, то ли интуитивно эти люди пришли к выводу, что для них будущего в той части мира нет. Стало быть, будущее построят другие, и, в общем, неважно, будут ли они называть себя «Исламским государством» или как-то иначе.