Федор Лукьянов: Бил первым: чем похожи Владимир Путин и Джордж Буш-младший
| Forbes
Реплика российского президента напомнила о его недавнем американском визави
Самая яркая цитата Валдайского форума этого года принадлежит Владимиру Путину: «Еще 50 лет назад ленинградская улица меня научила одному правилу: если драка неизбежна — бить надо первым». Любители психоанализа оживились — они давно пытаются объяснить той самой улицей особенности нашей внешней политики. Мол, все мы «родом из детства». Между тем, если отвлечься от метафоры дворовой драки, высказывание идеально вписывается в хорошо известный и опробованный отнюдь не только у нас подход. По иронии судьбы совсем недавно им руководствовался человек, которого в России (и не только) клеймят за подрыв мировых устоев, — президент США Джордж Буш — младший.
В книге 2004 года два видных американских эксперта и дипломата Иво Даалдер и Джеймс Линдси подробно описывали явление, названное ими внешнеполитической революцией Буша. Изменениям, подчеркивали авторы, подверглись не цели внешней политики, а методы. Республиканская администрация не питала иллюзий по поводу международного права и институтов, делая ставку на одностороннее использование силы. На смену устаревшим, как считалось, доктринам сдерживания и устрашения пришла концепция превентивной войны. Так, чтобы прекратить распространение оружия массового уничтожения, наиболее эффективными признали упреждающие удары и программы противоракетной обороны. «Смена режима» предпочтительнее переговоров с нежелательными лидерами. К тому же администрация полагалась на ситуативные коалиции, игнорируя традиционные союзы.
«Буш — деятель, а не мыслитель, — писали Даалдер и Линдси. — В его внешней политике велика роль инстинкта. И то, что Буш не может выразить свои инстинктивные представления в той форме, которая удовлетворила бы ученых-политологов, абсолютно ничего не значит».
Знакомый образ…
Книга писалась на сломе трендов — невероятная популярность Буша дома и внешняя зависть к бесшабашной мощи Америки постепенно переходили в разочарование, отторжение и даже злорадство. Так, Даалдер и Линдси, уже зная о кошмарном хаосе в постсаддамовском Ираке, где так и не нашли пресловутого оружия массового уничтожения, констатируют: успех превентивных действий полностью зависит от точности разведданных. И допущенные накануне войны просчеты демонстрируют, что Америка просто не готова к миссии, которую навязывала ей неоконсервативная администрация.
Буш покинул политическую арену с жирным знаком минус, уступив место своему антиподу Бараку Обаме. Тот делал все наоборот, и семь лет спустя многие комментаторы задаются вопросом: а может быть, Буш был не так уж и плох, хотя бы волю имел…
В России за это время президент не менялся, зато изменилось все остальное.
И вот уже в сегодняшней политике Москвы и тогдашней Вашингтона можно заметить немало общего. Собственно, упреждающее применение силы — отнюдь не новация, без него вообще нет военного искусства. Но вот неверие в эффективность институтов, умение лишь инстинктивно понять, когда сделать шаг, привычка действовать в одиночку, потому что союзники — дело ненадежное, — все это роднит Кремль середины 2010-х и Белый дом начала 2000-х.
Правда, Буш и его соратники-неоконы стремились накрепко затвердить американскую гегемонию в мире, в российском случае речи об этом, конечно, не идет. Но мотивация сопоставима. В США спусковым крючком послужили теракты 11 сентября. Тогда выяснилось, что меры национальной безопасности надо принимать в масштабах всего мира, ведь угроза может прилететь откуда угодно. Российские действия на Украине и Ближнем Востоке — также продукт уверенности, что сдержанная, пропорциональная реакция ведет лишь к тому, что кольцо сжимается.
Есть важное отличие. Американский неоконсерватизм имеет неотъемлемую идеологическую составляющую, в то время как его российская разновидность таковой, по сути, лишена. Заявку в виде «русского мира», правда, сделали, но до практического воплощения почти не дошло — все быстро сменилось позиционным маневрированием. Американское «продвижение демократии» продержалось намного дольше и только сейчас, похоже, окончательно сходит на нет.
Пытаться спрогнозировать сценарий российского поведения на основе параллелей с американским не имеет смысла — специфика субъекта и момента велика. Но три предположения можно сделать. Меняющаяся глобальная среда заставляет все время менять линию, причем быстро. Буш пошел на попятную задолго до конца президентства. Фаза «предчувствия неизбежной драки» — естественная, но тоже преходящая, поскольку скоро выясняется предел эффективности упреждения. А опыт Обамы показывает, что сам по себе отказ от ошибочной линии — не гарантия правильности нового курса.