Георгий Бовт

| Газета.Ру

Георгий Бовт о том, когда толерантность может стать слабостью

Когда миллиардер Дональд Трамп говорит: «Давайте не пускать в страну мусульман, пока не выясним, почему они к нам так относятся и за что ненавидят», он произносит вслух то, что на уме у большого числа обывателей. Просто они это произнести стесняются, ведь это нарушает привычные нормы политкорректности.

Такие вещи произносить вслух стало неприлично уже довольно давно и в Америке, и в других развитых странах, а у нас и вовсе легко потянет на 282-ю статью и «разжигание».

В этой сфере человеческих отношений «что-то пошло не так», когда не случилось «конца истории» и всемирного торжества либеральной демократии и бесконфликтного существования всех со всеми. Напротив, слова о нарастающей «войне цивилизаций» оказались пророческими.

Соответственно, рост настроений, называемых мягко антиммигрантскими с определенным национально-религиозным подтекстом, тогда как честнее назвать их ксенофобскими, наблюдается почти во всех европейских странах, да и нас не миновал. Теперь вот началось и в Америке, стране иммигрантов, принимающей по 70 тыс. беженцев только с Ближнего Востока в год, а еще по иммигрантским квотам натурализирующей ежегодно по 100 тыс. мусульман —

660 тыс. «гринкард» будет выдано выходцам из мусульманских стран в ближайшие пять лет.

По мере появления новых поводов для таких настроений (теракты в Париже, расстрел, совершенный исламистами в Сан-Бернардино, Калифорния) границы того, что считается нормой политкорректности, могут и дальше размываться, сдвигаясь в сторону меньшей терпимости по отношению к людям иной культуры, религии, иных традиций. Особенно если «пассионарные» представители этой религии и культуры подчеркивают свою непримиримую враждебность по отношению к вашей. Раньше нас хоть разделяли расстояния и границы, а теперь перемешивает глобализирующийся мировой беспорядок.

В предложении Трампа не пускать в страну по принципу культурной идентичности, по сути, нет ничего необычного. Разве что он вслух произнес название одной из мировых религий, и это сочтено «потрясением основ» и нарушением всех и всяческих приличий, вызвав высокомерное «фи» со стороны как профессиональных (в смысле — за деньги) защитников расового и прочего равенства, так и их искренних сторонников. При этом, к примеру, палата представителей конгресса США уже приняла законопроект о запрете приема беженцев по страновому (можно считать, что по национальному) признаку — из Сирии и Ирака.

Среди фанатов Трампа, как и в целом среди тех, кто считает себя республиканцами, многие разделяют и куда более радикальные призывы: к примеру, закрыть все мечети в Америке (вспомним, что референдум на эту тему прошел в свое время в Швейцарии с положительным результатом), есть и такие, кто поддержал бы полный запрет ислама в США.

У нас таких опросов не проводится, а то можно было бы узнать много неприятного про самих себя.

Смягчению нравов в межнациональных отношениях это не способствовало бы. Наверное, действительно не стоит излишне обострять столь деликатные вопросы, трансформируя их в хлесткие политические лозунги: запретить, не пускать, изолировать, взять на особый контроль, прежде чем проблема открыто проявит себя в глазах обывательских масс. Хотя разве уже не проявляет?

С другой стороны, замалчивание и затушевывание подобных проблем уже не срабатывает, реальность каждый день тычет в них носом. Многих обывателей давно не устраивают беззубые политкорректные заклинания о том, что «террористы не имеют национальности и религии». И далеко не все находят для себя правильный ответ на вопрос типа, почему же тогда террористы не взрывают пояса шахидов с криками «Христос воскрес!» или «Харе Кришна!». Или восклицая нечто политическое, но вне религии. То есть все же склоняются к опасному выводу, что у терроризма, может, национальности и религии нет, а вот у террористов — точно есть.

И что с этим делать?

Можно ли в таком случае пренебрегать фактором религиозной и национальной принадлежности при выдаче въездных виз, предоставлении права на работу или возможности вашим и их детям учиться в одном классе и ходить в один детский сад, притом что эти дети, к примеру, не очень понимают государственный язык? Ради чего, спрашивает такой обыватель, надо все это терпеть? Какова цена, которую должно заплатить нынешнее поколение, от бытовых конфликтов до падения уровня образования, от разрушения рынка труда до превращения отдельных городских кварталов в полукриминальные гетто, куда боятся сунуться полицейские, чтобы будущие поколения жили в согласии, гармонии и, прости господи, действительно работающем мультикультурализме?

Надо ж объяснить простому человеку на понятном ему языке (а не казенными лозунгами), во имя каких таких высоких идеалов его дети, которых он считает одаренными, должны сидеть, теряя в приобретаемых знаниях, с десятком «маугли» от родителей-басурман, непонятно как и зачем оказавшихся в этой во всем чужой для них стране. И где гарантия, что именно терпимость нынешнего поколения и его забота об этих «маугли» приведет к тому, что благолепие мирного сожительства действительно настанет?

Прошлый, еще совсем недавний опыт учит нас вроде бы: сегрегация по расовому, национальному или религиозному принципу ведет к росту ненависти в обществе, к нестабильности, даже к гражданской войне. И это действительно так. И к настоящему времени уже принято как норма в цивилизованных странах.

Но почему эта норма, казавшаяся еще вчера безотказной (все люди — братья, ага), сегодня начинает выдавать один сбой за другим? И упорный обыватель опять спрашивает: а скажите, почему вдруг у вполне благополучных молодых людей, живущих в Европе в обстановке полного отсутствия дискриминации, даже, напротив, пользующихся непропорционально большей долей социальных благ, нежели аборигены, получивших хорошее образование (сидевших в одном классе с местными), ради которого родители бросили историческую родину и старались «стать как все», почему у этих ничем не выделявшихся в общеевропейской толпе людей вдруг словно щелкает в мозгу некий «сигнальный код» и они идут записываться в ИГ?

Почему они ненавидят страну, давшую им все, с ее ценностями, включая эту самую толерантность, без которой раньше им бы не только не выбиться в люди, но и прозябать в гетто?

И в этом месте готовые ответы у сторонника традиционной политкорректности могут закончиться. Разве что останется повторить предписанную мантру: «ИГ — это запрещенная в России организация».

Это как раньше набожные люди трижды осеняли себя крестным знаменем: «Чур меня, чур меня, чур меня». По канонам архаичного сознания считается, что если произнести такое заклинание — «Минздрав предупреждает…», «18+» или «ИГ — запрещен», — то страшное чудище, ниспосланное соответствующей темной силой, как бы само рассеется в воздухе, как ночная мгла поутру, исчезнет, как вампиры в культовом фильме «От заката до рассвета».

На многие неудобные вопросы у современного цивилизованного общества (прощу прощения за избитый штамп) просто нет ответов. И оно начинает судорожно рыться в карманах исторической памяти, вытаскивая то, что вроде бы опробовано веками, причем веками бесконечных войн, убийств и геноцидов, — построить стену, запретить въезд «иным», а еще лучше их интернировать.

Вызов, брошенный исламистскими фанатиками ИГ, гораздо серьезнее и масштабнее, чем тот, который ранее бросала христианско-иудейскому миру какая-нибудь сектантская «Аль-Каида» (организация запрещена в России).

Речь уже не просто о терроризме. Делается попытка создания, по сути, государства на обширной территории и построенного на определенных принципах. В основе лежат вполне мракобесные «скрепы», почерпнутые в раннем исламе. Именно там и нигде больше. Что еще опаснее, делается это с серьезной претензией (с опорой на мощную пропагандистскую машину) на некие «принципы справедливости», якобы попранные совокупным Западом, необоснованно претендующим на цивилизационное лидерство.

У ИГ сформирована не только «налоговая» система и квазигосударственные функции, но и провозглашена собственная «социальная политика». Разумеется, «в пользу бедных». А история человечества показывает, что «во имя справедливости» люди готовы на самые чудовищные и зверские действия. Вечная тяга к справедливости, в зависимости от ее понимания массами и трактовки якобы несущих ее свет очередных пророков, обретала формы то христианского учения, то утопического социализма, то коммунизма, а то и нацизма или маоизма. И чем более страстна и массова такая тяга, тем больше ей приносится жертв на пути к недостижимой цели.

Сейчас «фальши прогнившего мира» противопоставляются в глазах одурманенных ИГ-пропагандой уже сотен тысяч, а то и миллионов людей по всему миру некие «истинные ценности». И когда в таких странах, как Пакистан, уже более 10% населения не стесняются открыто признаться в симпатиях к ИГ (во многих странах такие опросы благоразумно не проводят, боясь, что откроется чудовищно неприятная правда), то становится ясно, что просто взять это все и разбомбить с воздуха не получится.

Против чумы ХХI века должны применяться некие другие методы, чем просто спалить жилище зачумленных дотла или отгородиться от них стеной (что, собственно, вполне в духе Средневековья и предлагают такие, как Трамп). Но вот только какие?

Нельзя выработать адекватный ответ новым вызовам, не поменявшись самим.

Признав свои собственные ошибки и отход от провозглашенных некогда ценностей. То, что вчера казалось нормой, сегодня может обернуться «окном уязвимости». А то, что воспринималось как сила, ваш противник использует против вас как вашу слабость. Боюсь, что перед тем, как мы снова вспомним лозунг «все люди — братья» и попытаемся слиться в общецивилизационном экстазе как жители планеты Земля, нам предстоит пережить непростое время решительного размежевания и возведения новых стен. Важно только вовремя определиться, кто на чьей стороне и что именно защищает. Чтобы не получилось войны всех против всех. Пока еще не поздно.

Метки: государство, ИГ, ИГИЛ, ислам, Исламское государство, религия, США, терроризм, Трамп