Обама президент нестандартный, привлекавший с самого начала огромное внимание и ставший, по мнению многих, не меньшим разочарованием. Особенно это касается его внешней политики, которая подвергается сейчас критике со всех сторон. Однако нынешняя оценка может быть преждевременной. Неправомерны обвинения в том, что Обама безвольный дилетант, доказавший свое неполное служебное соответствие на мировой арене. Попробуем дистанцироваться от текущих страстей и непредвзято оценить его внешнеполитические итоги.

Обама стал президентом США на волне усталости общества от заморских авантюр, которыми было отмечено правление Джорджа Буша. Ближневосточные войны стали попыткой силой утвердить гегемонию в международных отношениях, вопреки все более заметным признакам ее расшатывания.

Предвыборные обязательства уйти из Ирака и Афганистана Обама преимущественно выполнил. Участие в других военных кампаниях (Ливия, Сирия) выглядит нетипичным для Америки вмешательством «через не хочу». Хотя мир не без оснований продолжает обвинять Соединенные Штаты в интервенционизме, трудно не заметить довольно вымученный его характер. Обама повторяет все необходимые для национальной политической культуры мантры про безальтернативность американского лидерства, но нет впечатления, что он сам в них верит. Точнее, что он верит в возможность осуществлять это лидерство средствами, которых от США все привыкли ожидать за время их доминирования после окончания холодной войны.

На президентство Обамы пришлось окончание «однополярного момента», который в 1990 году провозгласил консервативный комментатор Чарльз Краутхаммер. После исчезновения советского блока он пришел к выводу: Вашингтон сможет делать в мире все, что посчитает правильным и нужным. В этой же статье Краутхаммер заметил, что «момент» не навсегда, он продлится примерно лет 25 и Соединенным Штатам следует приложить усилия, чтобы использовать его в максимальной степени.

Краутхаммер точно угадал срок. И Бараку Обаме довелось фактически подводить итоги. Однополярный «момент» не превратился в однополярное устройство мира. Отказываться от ощущения всевластия трудно, даже если понять, как, судя по всему, понял Обама, что все изменилось. Отсюда медленное угасание интервенционистской инерции — с рецидивами либо стремлением компенсировать отсутствие дел громкими заявлениями. Последнее свойственно Бараку Обаме и губительно для его репутации. Мало что настолько раздражило всех, как ультиматум Башару Асаду («красная линия» по химическому оружию), за которым ничего не последовало.

Оппоненты Обамы в Америке уверены, что его бездействие и распалило пожар сирийской войны, которая превратилась в региональный кризис. На деле ситуация иная — запал, зажженный в начале 2000-х, полыхнул «арабской весной» и ее последствиями, преемнику Буша оставалось только как-то реагировать на разгоравшееся пламя.

«Однополярный момент» начинался на Ближнем Востоке — первым актом была «Буря в пустыне», освобождение Кувейта, оккупированного Саддамом Хусейном. Символично, что и завершился он там же фактическим распадом Ирака и расползанием террористического пятна по всей Месопотамии.

Нерешительность Обамы и неубедительность его риторики наносит США репутационный урон, однако, вполне возможно, отражает не слабость, а понимание, что в этом регионе, грубо говоря, «нечего ловить» на годы, а то и десятилетия вперед. И Соединенные Штаты, преодолевающие зависимость от ближневосточной нефти, могут позволить себе попросту отойти в сторону. Ведь парадокс этой части мира в XXI веке заключается в том, что крайне драматичные, опасные события там совсем необязательно воздействуют на расстановку сил и будущее устройство мира.

Зато Обама уверен, что определяющей является обстановка в Азии. Объявленный четыре года назад «азиатский поворот» многие поначалу интерпретировали в военно-политическом смысле, скрупулезно подсчитывая, например, какой контингент разместят США в австралийском Дарвине. Однако реальный смысл прояснился теперь. Подписанный в октябре договор о транстихоокеанском партнерстве претендует на то, чтобы заложить новый дизайн глобализации, — правила уже не универсальные, а регионально-блоковые, диктуемые Вашингтоном и его союзниками. Примечательно, что делается это демонстративно в пику Китаю.

Кстати, если уж говорить о том, что серьезно изменил Обама по сравнению с предшественником, то это именно китайская политика. Буш фактически делал ставку на укрепление «Кимерики», то есть примат неразрывного экономического симбиоза двух стран над их соперничеством. А при невоинственном Обаме приоритетом стало многослойное сдерживание Пекина. И это обстоятельство куда важнее на будущее, чем все катаклизмы Ближнего Востока.

Обама, вероятно, уйдет из внешней политики с ярлыком неудачника, а любой из его преемников будет демонстративно «не как он». Но со временем может оказаться, что первый чернокожий президент гораздо лучше понимал суть того, что началось после «момента», хотя и далеко не всегда оказывался в состоянии точно конвертировать это понимание в точные действия.