Ушедший 2015 год останется в истории как переломный. Во-первых, он был необычайно богат на юбилеи. 70 лет со дня создания ООН, заложившей основы послевоенной системы международных отношений. 70 лет трагическому началу ядерного века – бомбардировка японских городов. Появление ядерного оружия явилось, возможно, самым важным событием послевоенного периода мировой истории. 40 лет Хельсинкскому акту, 25 лет объединению Германии и Парижской хартии для новой Европы, обещавшей, как стало окончательно ясно в прошлом году, несбывшееся – справедливую и стабильную систему европейской безопасности.

Во-вторых, и это главное – 2015 год завершил и эпоху после Второй мировой, и период после холодной войны. Начинается новая эра. Оформились крупные международные тенденции, которые и будут ее формировать.

В-третьих, год был, пожалуй, самым удачным за последние четверть века для российской внешней политики. Но не решил главную ее проблему: усугубляющаяся стагнация экономики способна свести на нет любые успехи.

Начало эпохи

Начну с мировых тенденций. Завершилась эпоха, продолжавшаяся с конца Второй мировой войны – время относительно упорядоченной и стабильной системы конфронтации. Окончание холодной войны на самом деле не означало прихода нового порядка. Была надежда на то, что между важнейшими центрами удастся установить отношения, преимущественно основанные на сотрудничестве. Но вместо этого случилась попытка построения однополярного мира, предсказуемо провалившаяся. Сейчас планету, судя по всему, накрывает волна турбулентности и жесткой конкуренции, если не борьбы всех против всех.

Происходит быстрое перераспределение сил. Правила второй половины ХХ века, отмены которых де-факто добивались идеологи «однополярного момента» – безусловное уважение суверенитета и территориальной целостности, невмешательство, как минимум открытое, во внутренние дела, уважение сфер интересов и безопасности хотя бы великих держав – действительно уже не работают. Но замены им не придумано, да и попытки адаптировать прежние принципы к изменившейся реальности проваливаются. Сквозь хаос пробиваются – но пока еще не вполне явно – новые макротенденции, вероятно, они и определят контуры будущего мира.

Первая из них – возникновение новой двухполярности. Строго говоря, вопреки всеобщей уверенности, старой, по сути, и не было. Точнее, она существовала только в конце 1940-х и в 1950-е гг., пока объективные обстоятельства и ошибки руководства СССР не привели к конфронтации с Китаем. А благодаря умной дипломатии Киссинджера–Никсона в начале 1970-х гг. фактически сформировалась трехполярность. Советскому Союзу с группой дорогостоящих и ненадежных союзников приходилось противостоять США и Западу по всему миру и Китаю на Востоке. Геостратегическое положение Советского Союза было незавидно.

Сейчас возникает два центра мировой экономики и политики. США, осознав тщетность надежд на закрепление однополярного мира, взяли на вооружение политику сдерживания Китая и обустройства вокруг себя (преимущественно экономико-политическими методами) новой американоцентричной конфигурации. Первый шаг – запуск Соединенными Штатами вместе с группой стран АТР Транстихоокеанского партнерства (ТТП). Пока в него не вошли государства АСЕАН и даже Южная Корея, до конца не определившаяся с геоэкономической ориентацией. И, конечно, за рамками ТПП остается Китай, на ограничение влияния которого проект преимущественно и направлен. Параллельно США вместе с частью испугавшихся собственной слабости европейских элит работают над созданием Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства (ТТИП). Многое делается для возобновления противостояния в Европе и даже воссоздания системной военно-политической конфронтации в Старом Свете, чтобы не допустить сближения континентальной Европы с Россией и Китаем.

Судьба обоих проектов – и ТТП, И ТТИП – пока не определена. Они могут состояться лишь частично, нельзя исключать и неудачу. Но тенденция налицо. Старый Запад, который в 2000-е гг. резко сдал позиции после, казалось, феерической победы 1990-х гг., снова пытается консолидироваться.

Одновременно Китай превращается в сверхдержаву первого уровня и, весьма вероятно, в ближайшие десять лет станет по совокупной мощи страной номер один. В обозримом будущем он не обгонит США по ВНП на душу населения и не превзойдет их военный потенциал, хотя и сократит разрыв. Однако в силу авторитарной политической системы Пекин способен направить гораздо большую долю ресурсов на достижение целей внешней политики. «Мягкая сила» КНР – в ее огромных финансовых возможностях, в рынке, привлекающем даже конкурентов. Всячески пытаясь избежать подозрений в идеологической экспансии, Пекин шаг за шагом начинает предлагать остальному миру, особенно развивающемуся, «китайский путь» – свою модель в качестве объекта для подражания. И одновременно КНР снижает темпы роста, резко замедляя развитие повсеместно.

Китай встречает нарастающее сопротивление со стороны США на тихоокеанском, то есть восточном, направлении, поэтому он повернулся на запад. Провозглашена политика Экономического пояса Шелкового пути (ЭПШП), или Одного пояса – одного пути (ОПОП) – интенсивного экономико-логистического освоения регионов к юго-западу и к западу от КНР (в перспективе и с вовлечением Европы) для создания вокруг себя пояса стабильности и экономического развития, а заодно – новых рынков и дружественных держав. Россия же взялась, наконец, за экономико-политический поворот на Восток, необходимость которого очевидна уже давно. Большинство экспертов предрекали чуть ли не неизбежное столкновение России и Китая в Центральной Азии. Но у Москвы и Пекина хватило мудрости этого избежать, конвертировав потенциал противоречий в ресурс сотрудничества и договорившись в 2015 г. о сопряжении ЭПШП, ОПОП и ЕАЭС. В перспективе в Центральной Азии может сложиться выгодный всем дуумвират, где Китай станет поставщиком инвестиций и ресурсов, а Россия – безопасности и геополитической стабильности.

В 2015 г. принято решение о вступлении в ШОС Индии и Пакистана, предусматривается перспектива членства Ирана и ряда других стран. И хотя ШОС пока не слишком активна, сделан еще один шаг к превращению ее в организацию-ядро формирующейся Большой Евразии или даже Сообщества Большой Евразии. Центральную роль в ней может играть взаимодействие Китая и России. В отличие от модели, которую продвигают Соединенные Штаты, в евразийском сообществе не предполагается гегемона. Роль экономического лидера уготована Китаю, но другие мощные игроки в силах уравновешивать его влияние: Россия, Индия, Иран. Объективно новый центр станет противовесом Западу, стремящемуся к консолидации, однако это не означает автоматической биполярной конфронтации – сотрудничество и соперничество диалектически сочетаются.

Европейский и другие кризисы

Другая мегатенденция, ярко проявившаяся в 2015 г., – новая фаза многоуровневого, обусловленного разными причинами кризиса Евросоюза. На сей раз катализатором послужил кризис с беженцами. Помимо непосредственных последствий – социальных, роста национализма и угрозы терроризма – он продемонстрировал неэффективность в новых условиях внешнеполитической модели ЕС. Единая Европа структурно неспособна к предвидению, не в состоянии предпринимать активные действия на опережение, умеет работать только в рамках, придуманных ей самой, но неадекватных окружающему миру. Проблема с беженцами поставила под вопрос и вроде бы наметившийся вариант выхода из беспросветного пока европейского кризиса – укрепление безусловного германского лидерства. Германскую открытость, вполне благородную, хотя и вынужденную, поддерживает явное меньшинство в Евросоюзе. Да, похоже, и само германское общество настроено к притоку беженцев далеко не так лояльно, как хотелось бы руководству страны. Зато под ударами волн беженцев, которые несут угрозу насилия и терроризма, затрещал Шенген – одно из главных и наиболее популярных достижений европроекта.

Трудности Старого Света – не повод для злорадства. Слабеет привлекательность модели развития, которая на протяжении трехсот лет была движущей силой российской модернизации. Из благополучного и стабильного (хотя и не во всем дружественного) соседа и партнера Европа угрожает вновь превратиться в источник проблем, если не нестабильности. Слабость и страх перед будущем толкают европейские элиты к бесплодной попытке объединиться с США на антироссийской платформе. Растущие внутренние проблемы Евросоюза делают сближение с ним как с единым субъектом куда более сложным, даже в чисто бюрократическом плане. За Европу начинается новая борьба.

Развернувшаяся война всех против всех на Ближнем и Среднем Востоке на десятилетия становится одним из важнейших мегатрендов мировой политики. Причины в основном внутренние, многократно катализированные безрассудным, если не зловредным, вмешательством Запада в последние полтора десятилетия. В 2015 г. Россия, стремясь, насколько возможно, отодвинуть террористическую угрозу подальше от себя, укрепить позиции в регионе и в мире в целом, прямо вмешалась в один из локальных конфликтов – сирийский. Вполне в духе державы статус-кво, российской и советской легалистской традиции – по приглашению законного руководства страны. Но ближневосточная трясина конфликтов чревата опасным засасыванием.

Первый звонок – «удар в спину» со стороны Турции. К сожалению, подобное будет повторяться в соответствии с политической культурой и динамикой развития региона. Поэтому военные и дипломатические успехи надо снова и снова усмирять осторожностью и пониманием неразрешимости в обозримой перспективе ближневосточных проблем.

Самая неприятная из мегатенденций, проявившихся в 2015 г., – подъем терроризма. Взрыв российского самолета, теракты в Париже, десятки других, волна беженцев в Европе вновь вывели эту проблему на первый план. Ее пытались близоруко не замечать, теперь не получится. Наступающая волна терроризма – помноженный на особенности ислама мятеж бедных против богатых (к которым, несмотря на относительное небогатство, относимся и мы), коренящийся в неравенстве, долгосрочных демографических тенденциях (смотри работы нашего выдающегося демографа Анатолия Вишневского) – важнейшая черта ближайших десятилетий. Учитывая обостряющееся неравенство и между странами, и внутри них, усугубленное иммиграцией, можно ожидать встречную волну правого и левого радикализма в развитом мире. Обществам и государствам, в том числе в Европе, придется пережить болезненные трансформации, чтобы приспособиться к новому вызову, в том числе за счет все более жестких полицейских мер, ограничения свобод. Другой ответ – совместные международные действия.

Первое подспудно начинается. Второго пока мало. Мешает накопленное недоверие, нежелание, в первую очередь Запада, признать и сделать выводы из провальных стратегий – демократизации через вмешательство извне, мультикультурализма внутри. Пока робкие ростки сотрудничества подавляются негативным информационным фоном, действиями по принципу «твой террорист – мой борец за свободу» и наоборот. Хотя локальные договоренности, в частности по Сирии, кажутся возможными.

Еще одной макротенденцией является смена прежнего типа глобализации, условия которой определял Запад, на новую, иную глобализацию или даже деглобализацию. ВТО в окончательном тупике и обречена на медленное угасание. Вместо нее и над ней множатся региональные торгово-экономические договоренности и блоки. ТТП и ТТИП – лишь наиболее очевидные примеры. Международно-экономические санкции без мандата ООН, противоречащие правилам ВТО, становятся не исключением, а «новой нормой», по яркой формуле, введенной в оборот главным редактором этого журнала
Федором Лукьяновым. В 2015 г. они продлены против России. И почти никто даже у нас не вспоминает об их противоправности, все как будто согласились с тем, что это неизбежно. Россия, следуя дурному примеру, ввела санкции против Турции. Возмездие должно было последовать. Может быть, даже более жесткое. Но санкции – в «серой зоне». И действительно, как правило, неэффективны, а то и контрпродуктивны. МВФ после всех маневров нарушил свое «золотое правило» – не давать денег правительствам, не выполняющим обязательств по выплате суверенных, т.е. межгосударственных, долгов. Украине такие займы выделяют исключительно по политическим соображениям, чтобы продлить жизнь антироссийскому режиму.

Дело может дойти и до реальных торговых войн, тем более что незаконные санкции по сути  – их подвид. Можно, конечно, успокаивать себя тем, что войны торговые не приведут, как в прошлые века, к настоящим, тем более – к глобальному конфликту. То, что он пока не начался, несмотря на все предпосылки (в первую очередь невероятно быстрое перераспределение сил) – заслуга не людей, но ядерных арсеналов, ядерного фактора. Его возвращение на первый план мировой политики – еще одна тенденция 2015 года.

Страх войны

Причин несколько. Главная: повсеместно растущее беспокойство, а то и страх, перед неопределенностью и нестабильностью. Сами по себе они являются важнейшими мегатенденциями современного мира. Объективно, и об этом уже приходилось писать, мир уже 7–8 лет находится в предвоенном состоянии, наподобие того, что сложилось к 1914 году. В профессиональном военно-политическом сообществе растет опасение размывания, подрыва стратегической стабильности, казавшейся почти незыблемой к концу 1980-х гг. и уже не важной в первые два десятилетия после формального окончания холодной войны. (Стратегическая стабильность – показатель уровня риска развязывания ядерной войны.) Про возможность новой войны говорят все чаще. Резко обострившийся конфликт между Россией и Западом, исторически опиравшийся на ядерное противостояние, также вытолкнул его на первый план. На этом фоне Россия обратила внимание мирового сообщества на роль данного фактора. На уровне пропаганды звучит порой за гранью фола, но на официальном – вполне корректно.

Особое внимание привлекли многочисленные пуски крылатых ракет морского и воздушного базирования большой дальности против объектов ИГИЛ на сирийской территории. Такие ракеты теоретически способны нести и ядерные боеприпасы. И они не подпадают под ограничения договора о ракетах малой и средней дальности. Когда-то США, имевшие монополию на такие ракеты, воспользовавшись советской слабостью, настояли на их исключении из-под ограничений договора. Теперь, вероятно, жалеют. Но главную роль в «возгонке» ядерного фактора сыграла западная пропаганда, проводящая кампанию по демонизации президента Путина, а заодно с ним и всей России, и обвинявшая нашу страну в ядерном шантаже и якобы нарушениях договоров.

США заявили о своих программах ядерного перевооружения. Начавшееся подобие истерики еще больше обостряет тревогу, но и отрезвляет от безрассудства типа развязывания масштабных интервенций, как, например, против Югославии или Ирака, или от эскалации конфликтов типа украинского или сирийского. В политику, несмотря на повсеместную пропагандистскую вакханалию, возвращается рациональность и осторожность, почти утраченные во время «однополярного момента».

Частичное восстановление роли ядерного оружия, возвращение военной силы в первый ряд инструментов политики государств не отменили, хотя и потеснили, главную макротенденцию. Вес государств, обществ, их возможности по продвижению и защите своих интересов по-прежнему определяются экономической и технологической мощью, а они – в первую очередь качеством человеческого капитала.

Наряду с тревожными тенденциями в 2015 г. проявились и позитивные. Не случилось большой войны, и реально она пока не просматривается, несмотря на разлитую в воздухе тревогу. Продолжалась, хотя и неровно, демократизация мира: и вертикальная – внутри обществ, и горизонтальная – в международном сообществе. Слабеют старые гегемоны, новые не появляются. Страны и народы чувствуют себя свободнее. Массы людей имеют беспрецедентное и нарастающее влияние на политику своих правительств. А главное требование масс – благосостояние. И это наряду с растущей взаимозависимостью укрепляет «партию мира» и сдерживает «партию войны». Хотя, разумеется, ни требования большего благосостояния, ни взаимозависимость сами по себе мира не гарантируют. Но тут в действие вступает ядерный фактор. И это позволяет выиграть время для решения многочисленных проблем, возможность плодить новые, продолжать историю.

Отрадное явление, толчок которому дал Парижский саммит по климату, – «позеленение» мышления человечества. Уже почти никто не ставит под вопрос необходимость энергичных совместных действий по ограничению выбросов парниковых газов, загрязнения планеты. Радует, что среди морально-политических лидеров здесь оказались США, которые раньше, несмотря на мощное экологическое движение внутри страны, тормозили международные климатические договоренности.

Наконец, несмотря на подъем терроризма и войны на Ближнем Востоке, общий уровень насилия в мире (если считать по количеству насильственных смертей, домашнему насилию, а не только по числу погибших в вооруженных конфликтах) продолжал сокращаться. Человечество не прекратило движения к большей цивилизованности, одним из главных показателей которой является именно уровень насилия. Хотя надо быть осторожным и здесь. Дестабилизация стран, массовый терроризм могут развернуть вспять эту отрадную тенденцию.

Результаты российской политики

2015 год был одним из самых удачных в истории российской внешней политики.

В начале 2014 г. Москва «ударила первой», перевела в открытую форму назревавшую и ставшую очевидной уже в предшествующем году латентную конфронтацию с Западом. Отношения резко обострились, страна попала под малоприятные санкции, ей попытались организовать международную изоляцию, усилились центростремительные тенденции в западном союзе.

Но западная ставка на «смену режима» через «дворцовый переворот», который был бы спровоцирован недовольством подпавших под санкции олигархов или даже через подстегивание недовольства масс, предсказуемо провалилась. Столкнувшись с жестким внешним давлением, общество и элиты объединились вокруг Кремля. Откололась лишь микроскопическая часть. Еще важнее то, что присоединение Крыма, поддержка повстанцев на юго-востоке Украины позволили выполнить программу-минимум – создать условия для невозможности дальнейшей экспансии западных союзов на территории, которые Москва считает жизненно важными для своей безопасности. Об этой экспансии стараются не вспоминать. Демонстрация готовности жестко их защищать не прибавила любви к Москве, но усилила опасения перед ней и, соответственно, готовность уважать ее интересы. К сожалению, расширение западных союзов пришлось останавливать  не по взаимной уважительной договоренности, но жесткой политикой. Оказалось, что другого языка партнеры понимать не хотят. Теперь идет их привыкание к изменившейся реальности и правилам игры, основанным уже на уважении интересов. Крым почти не упоминают. Он остался, хотя и в смягченной форме, в риторике Вашингтона и его наиболее послушных союзников в Европе. Новые попытки раскрутить украинский кризис возможны. Но первый тур противостояния и давления Россия выдержала. И в целом в конфликте вокруг Украины политически выиграла. Созданы условия для более здоровых отношений с западными партнерами, основанных на взаимном уважении интересов. Но это пока только обещание. Завалы недоверия, прошлых ошибок и иллюзий велики. С обеих сторон сохраняется желание использовать образ внешнего врага для внутреннего объединения.

В 2015 г. стал окончательно очевидным провал системы европейской безопасности в том виде, как она сложилась после холодной  войны: на основе де-факто доминирования Запада, его организаций и политических взглядов. Такое доминирование, неприемлемое для большинства российской элиты, не принесло субконтиненту мира и стабильности. Уверен, что старая система невосстановима. Даже в случае активизации ОБСЕ. Сужу в том числе исходя из собственного годичного опыта работы в «Группе мудрецов» ОБСЕ, призванной предложить обновление системы евробезопасности в качестве «общего проекта». Несмотря на длительные усилия, пока почти ничего не вышло.

ОБСЕ – организация, несущая генетическую память холодной войны. Превратиться в действенный инструмент создания постблоковой системы безопасности ей не позволили. В результате двадцать лет организация играла по большей части негативную роль. Позволяя притворяться, что на общеевропейском пространстве «все в порядке», сохраняя дух прежнего противостояния посредством постоянных обвинений в нарушении принципов, принадлежавших другой эпохе. Не случайно ОБСЕ впервые оказалась полезной, только когда угли той не потушенной до конца войны, которые в том числе и оберегала эта организация,  вспыхнули на Украине. Тут ОБСЕ пригодилась, став координатором миротворческой миссии. Возможно, организация и выживет еще какое-то время в качестве форума для диалога и антикризисного центра. Но пока не видно признаков реальной готовности западных партнеров заполнить зияющий вакуум безопасности, образовавшийся в Европе, с помощью кардинальной перестройки этой организации либо создания альтернативных институтов. А вакуум опасен.

В 2015 г. сделаны важные шаги на пути экономического поворота России на Восток. Заработали территории опережающего развития, обещающие приток российских и иностранных инвестиций. При общем сокращении внешней торговли из-за экономического спада, падения цен на энергоносители, девальвации рубля доля азиатских рынков в ней увеличилась. И обещает расти и дальше, делая структуру внешнеэкономических связей более сбалансированной и выгодной. Договоренность между Россией и КНР о сопряжении Экономического пояса Шелкового пути и ЕАЭС потенциально открывает огромные возможности для создания нового центра экономического роста в большой Центральной Азии вместе с прилегающими регионами Сибири и Запада Китая. Но это пока только обещания.

Для их реализации требуются системные бюрократические усилия, которые после подписания договоренностей были почти не видны. Нужны и конкретные проекты.

Безусловным успехом 2015 г. стало урегулирование иранской ядерной проблемы. Это было бы невозможно без активного и творческого участия российской дипломатии. Удалось не только избежать цепной реакции распространения ядерного оружия в самом нестабильном регионе мира, но и казавшейся еще два-три года назад весьма реальной войны против Ирана, которая окончательно взорвала бы Ближний Восток, имела бы и глобальные последствия. И теперь можно рассчитывать на конструктивные отношения с потенциально самой мощной державой региона.

В прошедшем году завершено уничтожение сирийского химического оружия. Это еще одно крупное достижение российской дипломатии. Успех был мощно развит, когда Россия, руководствуясь стремлением бороться с исламским терроризмом вдали от своих границ, предотвратить падение законного правительства и избежать расширения зоны контроля ИГИЛ (запрещена в России. – Ред.), укрепить свои международные позиции, продемонстрировать новую мощь вооруженных сил, увеличить возможности для активного воздействия на ближневосточный кризис, направила авиационную группировку в Сирию. Пока все с блеском удалось. Но не устану повторять: ближневосточный кризис безысходен на многие десятилетия. Следует проявлять крайнюю осторожность, чтобы не увязнуть. А желающие помочь есть.

Нужно иметь мужество быстро уйти, если такая опасность появится. И готовить к такой возможности общество.

Взаимодействие по сирийскому вопросу помогло снизить накал конфронтации с Западом, невыгодной в долгосрочной перспективе, развить элементы взаимодействия. Но конфронтация не снята и не будет снята в скором будущем – в том числе и по внутренним западным причинам: часть элит, особенно в Европе, считает необходимым иметь внешнего врага для консолидации. Часть стремится взять реванш за провал последних десятилетий. Часть – спасти старый расползающийся миропорядок, правила которого в значительной степени диктовал Запад и которые были ему выгодны.

В 2015 г. уже почти вся российская элита поняла, что противостояние с Западом надолго и неслучайно, России придется жить в иной реальности, чем предполагали прекраснодушные мечты об интеграции с Западом при сохранении независимости и суверенитета. Они превалировали в российском политическом классе чуть ли не до конца 2000-х годов. Осознание, правда, не привело пока к необходимой кардинальной смене вектора экономического и социального развития, жесткой ориентации государства, буржуазии и общества на экономическое развитие и рост.

А ведь надеждой на такое изменение политики питались многие из тех, кто поддержал резкую смену внешнеполитического курса в 2014 году. Пока же в правящем классе не хотят видеть реальности или делать из нее выводов. А она очень проста: один из  главных побудительных мотивов внешнего давления – расчет на то, что продолжение экономической стагнации рано или поздно заставит Москву отступить, если не капитулировать или развалиться. Такие опасения сдерживают и союзников, и друзей, например, в Китае, где опасаются, что Россия вернется к курсу и ситуации 1990-х годов.

Итак, российская политика во внешнем мире была успешной на большинстве направлений. При всех маневрах оставалась стратегически выверенной и последовательной. Удалось перевести соревнование за международные позиции в те сферы, где Россия сильнее – военно-политическую, борьбу мозгов и воли. Можно поздравить дипломатов, военных, политическое руководство, страну, которую они представляют.

Но праздновать рано. В конечном итоге почти всегда, но особенно в современном мире, возможности и влияние определяются экономической мощью, технологическим уровнем, качеством человеческого капитала.

Хотя, повторюсь, качество руководства тоже играет немалую роль. Пример от обратного. В начале 2000-х гг. США были бесспорным экономическим и технологическим лидером, превосходили чуть ли не весь мир вместе взятый по военным расходам, были во многом и моральным авторитетом. Но эти преимущества растранжирили в том числе и из-за скверного руководства, головокружения от успехов, приведших к участию в проигрышных войнах, откладыванию необходимых экономических реформ, накопления долга.

Российская элита и руководство пока не воспользовались конфронтацией, подъемом патриотизма для внутреннего, прежде всего экономического, возрождения на любых – хоть либеральных, хоть антилиберальных – рельсах. Вернее, на их сочетании. А без него нынешние блестящие достижения внешней политики удержать будет все труднее. Россия объективно проиграла после окончания холодной войны. В последние годы развернула неблагоприятную тенденцию. Но для того, чтобы выиграть в новую наступающую эпоху, срочно нужна новая, нацеленная в будущее стратегия и политика. Прежде всего внутренняя экономическая.

Иначе можно с высокой степенью вероятности снова и решительно проиграть.