Решающий для ЕС день, когда стало ясно, что он впервые будет сжиматься, а не расширяться, застал меня в Вене, городе, где прошлое и настоящее многоцветной Европы переплетены тесно и иногда причудливо. Поохав и поахав с коллегами в кулуарах международной конференции по миграции (для всех исход голосования в Великобритании стал полной неожиданностью), я отправился в аэропорт, чтобы лететь домой. И стал свидетелем сцены в духе старинной рубрики «Крокодила» «Нарочно не придумаешь».

В очереди на кассу дьюти-фри передо мной стоял средних лет низкорослый подданный Ее Величества — из той категории, которые заставляют вспомнить об английских футбольных фанатах либо персонажах черных комедий Гая Ричи. Протягивая кассирше, молоденькой жизнерадостной австрийке азиатского происхождения, свой паспорт «с двуспальным английским лёвою», он ухмыльнулся: «В следующий раз тут уже не будет написано Европейский Союз». «Довольны, что покидаете ЕС?», — приветливо спросила кассирша, складывая в пакет покупки. «А то, —  осклабился клиент, — сколько можно платить этим козлам, жиреют за наш счет».

Он, кстати, говорил на каком-то трудно понимаемом провинциальном диалекте, что-то вроде йоркширского. Победно оглядев очередь, пассажир вразвалку пошел прочь. Но тут же вернулся с воплем: «А где мои сигареты? Ты не положила сигареты!» «Извините, вы не можете их купить, это только для путешествующих за пределы Евросоюза», — объяснила девушка. «Какого лешего ты мне не сказала, я что теперь, должен без курева торчать, а?», — наседал англичанин. «Я вам сказала» — «Нет, не говорила, ты меня за идиота держишь? Дура китайская, житья от вас нет…» Швырнув назад так и не доставшийся ему блок и оглашая зал нецензурной бранью, гордый брит двинулся восвояси. Ошалевшая очередь проводила его взглядами, а интеллигентный австриец, стоявший за мной, вздохнул: «Все-таки здорово, что они уходят…»

Я не хочу сказать, что только такие люди и голосовали за выход Великобритании из Европейского Союза. Немало солидных и умеренных британцев высказывались в том духе, что Европе и Соединенному Королевству нужно обновление, а ЕС пытается сохранить все как есть, несмотря на дисфункцию модели. Но лицом «брексита» стал, конечно, мой случайный попутчик — «простой британец», давно задающийся вопросом, какого черта это надо и что за хрень навязывает нам чертово начальство?

Самое неприятное для Европы в том, что такие настроения есть повсеместно. С тревогой говорят о подъеме популизма — растет, мол, спрос на безответственных политиков, которые эксплуатируют неуверенность масс. Однако европейский истеблишмент давно утратил понимание того, что значит политика ответственная, точнее — перед кем надо отвечать.

Институты ЕС и национальные правительства обращены в первую очередь не к населению, и даже не к виртуальным сущностям типа «новой исторической общности», якобы возникшему «европейскому народу» (по аналогии с утопией «советского народа»). Ответственность в их трактовке — приверженность набору принципов и ценностей (четко, впрочем, не кодифицированных) интеграционной схемы, макроэкономические установки, которые должны быть воплощены в жизнь невзирая на результаты, а также обязательства «солидарности», как ее толкуют ключевые участники проекта и внешние партнеры (США).

Несовпадение вышеперечисленного с желаниями и чувствами многих европейцев пытались компенсировать обработкой мозгов, но британский пример показал, что в больших дозах лекарство дает обратный эффект. То, что «ответственными» многие европейцы считают как раз тех, кто апеллирует непосредственно к ним, риторически печется об интересах рядового гражданина каждой из стран, не должно удивлять.

Что дальше? Вариантов два.

Первый — лидеры Евросоюза используют «политическое землетрясение», чтобы запустить назревшую трансформацию. Момент идеальный — процесс выхода Великобритании из ЕС заставляет поднять и пересмотреть всю огромную договорную базу, можно не останавливаться на одном случае и заняться всем массивом. К этому, похоже, склоняется Берлин. Германия не решилась пойти на такое год назад, когда вопрос стоял об исключении Греции из зоны евро, однако сейчас на кону куда большая ставка.

Символично, что министр иностранных дел Германии Франк-Вальтер Штайнмайер немедленно созвал коллег из стран-основоположниц интеграции — помимо Германии это Франция, Италия и Бенилюкс. Выход Великобритании отчасти возвращает к истокам — именно со вступления Лондона в 1973 году началось расширение европейского проекта, который до этого ограничивался первоначальной шестеркой. Многие считают, что в ту эпоху сообщество работало оптимальным образом, оставаясь политически гомогенным, понятным и управляемым. Звучащие из Берлина и Брюсселя призывы начать процедуру выхода немедленно — свидетельство в пользу такого сценария. Вместо долгого и мучительного переходного периода Европа хочет сразу начать заново.

Есть, однако, и другой вариант. Известный французский левый политик Жан-Люк Меланшон в субботу не скрывал огорчения после встречи с президентом Франсуа Олландом: «На повестке дня только перетряхивание и мелкий ремонт, а отнюдь не решительный ответ на вызов с учетом важности событий». То есть в Париже предпочитают продолжать курс последних лет, когда кризисы пытались «заштопать» без изменения институционального дизайна, хотя каждое следующее обострение после этого оказывалось опаснее предыдущего. Причина — как минимум, одна из них — понятна: во Франции боятся, что перекройка ЕС пойдет по германским лекалам, а этого Париж, родина интеграции, допустить не желает.

«Германский вопрос», закрытый после Второй мировой войны в том числе и при помощи европейской интеграции, снова на горизонте. Не в военно-силовом плане, конечно, а в контексте политико-экономического доминирования и порождаемого им страха более слабых партнеров. Еще прошлогодняя «греческая трагедия», когда Берлин жестко взял трепыхавшиеся Афины за горло, многих, прежде всего Париж, напугала. Разногласия по поводу того, как обеспечивать экономический рост, появились давно, прямолинейный германский подход вызывал несогласие на обоих флангах (по не вполне совпадающим причинам) — дирижистском юге и более либеральном севере. И если Берлин всерьез нацелился на лидерство в реформировании ЕС, то ему нужно учиться гибкости, которая никогда не было главным свойством немецкого менталитета.

Второй подход с высокой вероятностью будет означать скорый конец единой Европы в сегодняшнем понимании. Нерешительность и половинчатость наднационального правящего класса пошлет сигнал «спасайся, кто может», ведущие игроки начнут тянуть в разные стороны, стараясь переложить друг на друга издержки от распада. В этом случае, кстати, может статься, что Великобритания, первой решившая покинуть судно, окажется в относительно более комфортном положении.

Отдельно стоит рассмотреть роль Соединенных Штатов. Симптоматично, что госсекретарь Керри уже заявил: США рассчитывают участвовать в переговорах по выходу Великобритании из ЕС. Разброд в Европе дает Вашингтону возможность предложить свои услуги медиатора, впрочем, едва ли нейтрального. Американская задача — укрепить зависимость Старого Света от Нового, что бы там ни происходило. Поэтому вероятно повышение роли НАТО как главного атлантического «обруча» — теперь не только для Америки и Европы, но и для континента и Британии. Генсек альянса Йенс Столтенберг это уже заявил.

Соединенные Штаты могут использовать антигерманские опасения, прежде всего, Франции. Например, чтобы преодолеть сопротивление Парижа буксующему Трансатлантическому торговому и инвестиционному партнерству. Ну и Вашингтону в отличие от Берлина и его единомышленников-реформаторов скорее выгоден долгий процесс выхода Великобритании и недопущение консолидации континентального западноевропейского «ядра». Так что уход Соединенного Королевства на деле способен не снизить, а, напротив, повысить присутствие и влияние США в Европе. Правда, с одной оговоркой — если «праздник непослушания» избирателей, начавшийся «брекситом», не продолжится по другую сторону Атлантики. Дональд Трамп бурно приветствовал итог референдума, он давно заявляет, что союзникам Америки пора самим о себе позаботиться, а не рассчитывать на патронат Вашингтона.

На политических лидерах Европы давно не лежало такой огромной ответственности за будущее. Чтобы перезапустить европейскую машину, придется ответить на самый трудный вопрос международных отношений — о суверенитете, в какой степени участники готовы им оперировать во имя общего спасения.

Момент сейчас намного более судьбоносный, чем даже на рубеже 1980-х — 1990-х годов, когда рушился советский блок и объединялась Германия. В то время, по крайней мере, политики явно действовали «по ветру» исторических перемен, им довелось управлять благоприятным для себя трендом и лозунгом было единение (советское, а потом российское руководство как могло решало в ту пору противоположную задачу — удержаться в условиях бури). Сейчас все наоборот — двигаться приходится «против ветра», надо развернуть набирающие обороты разрушительные тенденции, стремление обществ спрятаться обратно в привычные национальные скорлупы, чтобы защититься от непонятного глобального мира. Чтобы преуспеть, нужны кураж, интеллект и твердая воля. Все то, что нынче в таком остром дефиците.