Федор Лукьянов: Неразумный избиратель
Триумфаторы Brexit оправдываются за свой успех
Спустя две недели после британского сюрприза Европа продолжает пребывать в политическом ступоре. Характерный пример — растерянность в стане победителей. Казалось бы, сторона, агитировавшая за выход из Евросоюза, должна ликовать и провозглашать начало новой эры в истории страны. Вместо этого политическая система Великобритании на грани паралича, и триумфаторы чуть ли не оправдываются за свой успех. Очередь желающих повести корабль дальше по волнам суверенитета и независимости не выстраивается.
По-своему символично, что в отставку ушел лидер Партии независимости Соединенного Королевства Найджел Фарадж, объявив, что дело его жизни выполнено. Он правильно почувствовал, что разбираться с последствиями «дела жизни» будет крайне мучительно, так что лучше вовремя дистанцироваться.
Первая реакция не только на острове, но и на континенте — «этого не может быть, потому что не может быть никогда». Оказалось, что, несмотря на все разговоры трех лет, никакого «плана Б» на случай нежелательного для ЕС исхода не существует. Точнее, что-то делали банки и рынки, но конъюнктурные колебания — совсем не основное следствие того, что случилось. Главное — отсутствие идеи о том, как и куда теперь должна развиваться европейская интеграция, какова ее цель.
В теории уход традиционно евроскептической Великобритании мог бы способствовать возвращению к изначальным идеалам — федерализма, «все более тесного союза европейских народов», как формулировалось в договоре 1957 года о создании Европейского экономического союза. Однако такой подход явно идет сейчас вразрез с настроениями граждан самых разных стран. Ведь в их представлении этот самый все более тесный союз ассоциируется не с благородными идеалами отцов-основателей (мир, отказ от национализма, развитие, благосостояние), а с образом коллективного Брюсселя — безликой и никому по-настоящему не подотчетной европейской технократией.
Не случайно отказ от «все более тесного союза» был в центре всей проевропейской аргументации Дэвида Кэмерона — остаться частью ЕС, но отмежеваться от идеи углубления интеграции. И считалось, что ему удалось выторговать у партнеров особый статус (еще более особый, чем раньше). Однако избирателей это не успокоило. Ну а созданные прецеденты — не только само решение о выходе, это уж совсем радикально, но и возможность добиваться исключений из общих правил — воспринято многими правительствами как серьезная информация к размышлению.
Кавалерийский наскок министра иностранных дел Германии Франка-Вальтера Штайнмайера, который немедленно собрал в Берлине коллег из стран — основательниц ЕС (шестерка) и выпустил своеобразный федералистский манифест с французским министром Жаном-Марком Эйро, развития не получил. Канцлер Меркель явно не настроена на радикальные шаги и прямо говорит, что сейчас не время менять европейские договоры и выдвигать большие идеи. А могущественный министр финансов Вольфганг Шойбле выступает за энергичную реакцию, чтобы не допустить расползания панических настроений, но предполагает необходимость возвращения к межгосударственной, а не конфедеративной природе Евросоюза, то есть возвращению ведущей роли от Брюсселя к национальным столицам.
Подобная разноголосица, вероятнее всего, будет означать на практике маневрирование и затягивание процесса, возможно, с объявлениями об «исторических» решениях на саммитах, однако ни одно из них не будет окончательным.
Сейчас все уперлось в технический на первый взгляд вопрос — в какой форме и когда Великобритания объявит о начале официальной процедуры выхода. ЕС все более настойчиво призывает сделать это как можно быстрее, чтобы завершить переговоры в максимально сжатый срок (это все равно года два). Лондон упирается — когда захотим, тогда и объявим, наше дело, наше право.
Понятно, что интересы с момента обнародования итогов голосования разошлись — теперь каждая из сторон будет стремиться переложить на противоположную издержки от сложного и болезненного развода. Но атмосферу это, понятное дело, не озонирует.
Одна из причин замешательства — нежелание значительной части проевропейских элит поверить в необратимость принятого решения. Автору этих срок довелось через три дня после референдума присутствовать на крупном европейском форуме с весьма представительным составом участников. Лейтмотив дискуссии, к моему изумлению, заключался в том, что нельзя же вот так буквально воспринимать голосование, мало ли кто и почему глупо распорядился бюллетенем. Особенно трогательно звучали апелляции к онлайн-петиции с требованием провести повторный референдум по другим правилам, которую на тот момент подписали порядка четырех миллионов человек. Видите, говорили ораторы, это же означает, что люди не согласны, нельзя это игнорировать! Отсюда же и призывы к парламенту не подчиняться рекомендациям населения (плебисцит не имеет обязывающей силы) и остаться в Европейском союзе.
Этого, конечно, не будет — попытки такого рода манипуляций развалят и Великобританию, и Евросоюз. Но сама дискуссия очень примечательна. Демократическое волеизъявление просто ломает всю линию поведения правящего класса, поэтому его надо как-то обойти. Похоже, уже не получится.
