Федор Лукьянов: Тщета великодержавного соперничества
Если кто-то еще сомневался, что происходящее в мире — не просто рост напряженности, а системный сдвиг, лето 2016 года должно было переубедить скептиков. Дело не столько в концентрации событий, хотя она впечатляет сама по себе, сколько в их содержании: происходит то, чего не должно было случиться и что вроде бы все хотели предотвратить.
Принятое на референдуме решение о выходе Великобритании из Евросоюза. Избрание Дональда Трампа официальным кандидатом в президенты США. Потрясшая Европу волна террористического насилия, в котором неразрывно сплелись факторы внешние (ближневосточная мясорубка) и внутренние (провал мультикультурной модели в ведущих странах). Попытка военного переворота в Турции с последовавшей кампанией чисток, поляризацией общественно-политической среды и очередным разворотом внешней политики Анкары, вплоть до угроз пересмотреть отношения с НАТО. Российско-турецкое примирение, столь же резкое и неожиданное, как и сам острый прошлогодний конфликт. Возвращение Сирии к полномасштабным боевым действиям и эскалация великодержавного соперничества внешних сил, которое никому не может принести выгоду — игра с ненулевой суммой, но такая, где проигрывают все. Сползание украинского кризиса обратно в военную фазу — по мере того как был исчерпан потенциал Минского процесса и у всех сторонних участников накопилась усталость от украинской тематики. Фактическое возвращение НАТО к миссии холодной войны — сдерживанию России. Скандалы вокруг Олимпиады с нескрываемым политическим привкусом…
Это только основные вехи, наиболее яркие симптомы происходящего. Всякие “мелочи”, наподобие сокрушительного для Китая вердикта Гаагского арбитража по спорным с Филиппинами островам или отмены второго тура президентских выборов в Австрии с перспективой, что при назначенном повторном голосовании победит ультраправый кандидат, можно даже не учитывать.
Практически ко всему перечисленному “пристегнута” Россия, что кому-то может и льстить: страна вернулась в центр мировой политики. Одно только небывалое со времени распада СССР присутствие в избирательной кампании в Соединенных Штатах чего стоит — даже там обнаружился “кандидат Кремля”. Однако тот факт, что Россия у всех на устах, не столько отражает ее мощь и возможности воздействия (хотя по ряду параметров возможности, конечно, расширились), сколько демонстрирует смятение и неуверенность, охватившие ведущие государства. Как верно заметил Иван Крастев, “обличения, извергаемые в направлении Москвы, препятствуют продуктивной дискуссии о тяжелых проблемах, с которыми мы сталкиваемся в наших обществах, и толкают к упрощенной картине, стремлению свести риски и неопределенности все более взаимозависимого мира к великодержавному соперничеству”.
В этой подмене, скорее подсознательной, чем осознанной, пожалуй, и кроется главная загвоздка, наличие которой объединяет сегодня страны с самым разным административным устройством и политической культурой. Глобализация ведет к стиранию границ — в прямом (между странами) и переносном (между внешним и внутренним, реальным и виртуальным) смысле; а это ставит главный вопрос — о природе власти…
