Алексей Малашенко

| Сноб

Ислам сегодня «на слуху» больше, чем остальные религии. И на виду тоже. Чаще всего он упоминается в связи с конфликтами, войнами, ну и, конечно, в связи с терроризмом. Появилось даже такое словосочетание — «исламский терроризм», на что мусульмане всерьез обижаются. Сами они говорят, что ислам — религия мира, уверяя, что радикализм и экстремизм ― это некие отклонения.

Из-за таких полярных интерпретаций может возникнуть ощущение, что речь идет о двух исламах, один из которых — «хороший», а другой — «плохой». Правильнее сказать, что ислам ― сложный феномен, он един в своем многообразии — этнокультурном, региональном, собственно религиозном и философском. Наконец, надо признать, что в исламе, в мусульманском мире сложилось два направления, между которыми существует диалектическое противоречие, что совершенно нормально.

В первом направлении преобладает акцент на религиозной, цивилизационной самобытности. Здесь обозначено стремление мусульман убедить самих себя, окружающий мир, что именно в исламе — ключ к решению всех человеческих проблем, что именно исламская доктрина предлагает оптимальное устройство государства и общества, идеальные нормативы общественного и личного поведения.

Откуда такая уверенность? От того, что ислам — последний и самый последовательный (так оно и есть на самом деле) монотеизм, квинтэссенция всех религиозных учений. К тому же ислам с момента своего возникновения в VII в. н. э. был обмирщенной религией, обращенной на решение социальных и (внимание!) политических проблем.

Приверженцы первого направления, а среди них немало радикально настроенных политиков, духовных авторитетов, полагают главной целью возврат на путь «истинного ислама», отторжение всех чуждых ему внешних заимствований. А заодно и ведут борьбу с теми, кто эти «инновации» навязывает.

Второе направление отражает взгляды тех сил мусульманского общества, которые, не отказываясь от самобытности ислама как религии и цивилизации, признают, что мусульманам необходимо более тесное взаимодействие с остальным миром. Они призывают учитывать опыт иных цивилизаций, стран, народов, выступают за межцивилизационный диалог.

Это направление начало формироваться в XIX веке, когда некоторые политики и религиозные деятели Ближнего и Среднего Востока стали осознавать, что мусульманский мир, который проигрывал экономическую, политическую и военную конкуренцию Европе, остро нуждался в глубоких реформах. Самыми известными сторонниками перемен в мусульманском мире были египтяне Джемаль ад-Дин аль-Афгани (1839–1897) и Мухаммад Абдо (1849–1905), ставшие основателями исламского реформаторства.

В Российской империи о «новых подходах» впервые заговорил уроженец Крыма Исмаил-бей Гаспринский (1851–1914), ставший основоположником российского исламского джадидизма (в буквальном переводе на русский — обновления).

Оставаясь верными исламской доктрине, реформаторы размышляли о новых толкованиях исламских постулатов, которые отражали бы происходящие в мире перемены.

Исламское реформаторство иногда именуют модернизацией ислама. Хотя эти понятия не тождественны, и в том и в другом заложена мысль о необходимости переосмысления накопленного собственного цивилизационного опыта и, более того, об аккуратном, осторожном синтезе своего и чужого. Под словом «чужое» подразумевается социальный и политический опыт еврохристианского мира, в том числе нормы гражданского общества, демократии, прав человека.

Реформаторская тенденция присутствует во всех религиях. Реформа религии, даже при условии, что она сопровождается немалыми издержками, в конечном счете способствует развитию общества, его позитивной эволюции. Это доказано историей.

И в исламской умме интерес к «осовремениванию» религии присутствует. Это обстоятельство нельзя преувеличивать, но также нельзя исходить из того, что все мусульманское сообщество состоит из консерваторов, «фанатов» религиозной идентичности, тем более религиозных фанатиков. Безусловно, сегодня активнее себя ведут поборники фундаментализма, которых также именуют исламистами, ваххабитами, салафитами и еще Аллах ведает как.

Реформаторы или «модернизаторы» не столь заметны. О них пишут меньше. Этим людям сегодня приходится нелегко. Оппоненты обвиняют их в искажении ислама, в измене ему, в подражании Западу, кое-кому из них даже угрожают. Реформаторов не так уж много. Для примера упомяну лишь несколько имен: египтянин Ахмад Сабхи Мансур, алжирец Мухаммад Аркун (1928–2010), суданец Абдуллах Ахмед Наим, написавший знаменитую книгу «На пути к исламской реформации», франкоязычный уроженец Египта Тарик Рамадан, который журналом «Тайм» был внесен в сотню выдающихся новаторов века. Назову и россиянина, татарского ученого Рафаэля Хакима, автора удивительной книги «Где наша Мекка?».

Эти люди — ученые, богословы ― предлагают свой проект эволюции, развития мусульманского мира, предлагают свое видение современного ислама.

Полуторамиллиардный мусульманский мир переживает непростые времена. Однако, вопреки усилившимся в нем радикальным настроениям, большинству правоверных чужда агрессивность. Выход из критических ситуаций видится им в достижении стабильности. Им не нужен воинственный джихад, на который их толкают экстремисты. Для простого мусульманина джихад есть созидательный труд, освященный исламом, труд во имя его собственного благополучия. Здесь правоверные не отличаются от приверженцев других религий. В этом контексте все мы по большому счету моджахеды.