Алексей Малашенко: Мира не предвидится
О сценариях развития ситуации в сирийском конфликте
Все прогнозы зыбки, но без них никак нельзя. Прогнозы бывают короткие и долгосрочные. Последние особенно важны. Политика – не канадский хоккей, где сначала вбрасывают шайбу в зону соперника, а уже потом смотрят, что получится, рассчитывая на счастливую случайность. Даже в хоккее такие надежды не часто оправдываются, что уж говорить о политике.
Так было с наступившей в 2011 г. «арабской весной», с приходом которой Запад ждал расцвета демократии и гражданского общества на Ближнем Востоке, а взамен получил суровый исламизм. Попала в ловушку Россия, которая переоценила силу асадовского режима в Сирии и вошла туда, не рассчитав сложности внутреннего конфликта (что, согласитесь, напоминает ошибку, совершенную в конце 1970-х советским Политбюро с вторжением в Афганистан).
В свою очередь, США и их союзники недооценили российские амбиции, так сказать, геополитическую нахрапистость России, которая, казалось, может проявляться только на постсоветском пространстве. В итоге на Ближнем Востоке произошло лобовое политическое столкновение, любая уступка в котором одной из участвующих в нем сторон рассматривается как ее слабость или даже поражение.
Многие политики и эксперты абсолютизируют внешний фактор, тогда как в сирийской драме существует своя самостоятельная остросюжетная линия, которая развивается и может и далее развиваться по нескольким сценариям.
Что это за сценарии?
Первый. Ход событий принципиально не меняется. Да, бесконечно так продолжаться, естественно, не может. Но тем не менее вероятность именно такого развития событий, правильнее сказать стагнации нынешней военно-политической ситуации, вероятна. Продлиться это может очень долго. Когда в сентябре 2015 г. Россия начала свою военно-космическую операцию, у многих возникло чувство, что наступил-де переломный момент и сирийский кризис, пусть и таким жестким путем, но все-таки будет разрешен – при российской поддержке Башар Асад одержит окончательную победу. Этого, однако, не произошло. Стало ясно: исход кризиса военным путем может быть решен только на земле, а к проведению наземной операции Россия не готова и, судя во всему, рисковать не собирается. Собственными же силами Асад выиграть не в состоянии.
Второй сценарий заключается в достижении перемирия с последующим формированием коалиции переходного периода, что-то вроде временного комитета национального единства, где будут представлены все без исключения группировки от асадовцев до «Джебхат ан-Нусры» (организация запрещена в России, в июле она переименована в «Джебхат фатх аш-Шам», однако здесь мы будет называть ее прежним, ставшим привычным именем), в которой найдутся прагматики, способные во имя достижения стабильности говорить с кем угодно, в том числе с «шайтанами Башара».
Цель коалиции – транзит власти, переход ее от нынешнего режима к правительству, способному превратить перемирие в устойчивый мир. Далее происходят выборы – парламентские, президентские, – и страна начинает приходить в нормальное «дореволюционное» состояние. Сразу напомним, что первые послереволюционные выборы в Египте и Тунисе выиграли исламисты, а в Сирии их шансы на успех еще более очевидны.
Второй сценарий выглядит почти сказочным. Трудно представить себе взаимодействие Асада с исламистами, да и вообще даже при самой богатой фантазии вообразить разноцветный букет группировок, которые в поисках согласия неизбежно и ежеминутно не будут сталкиваться друг с другом, бороться за влияние в рамках новой структуры. Особо яростно сразятся за влияние деятели из «Джебхат ан-Нусры», которые воевали отнюдь не ради того, чтобы играть в транзитной коалиции роль второй скрипки.
Вряд ли с охотой расстанется с властью и сам Асад, для которого ее утрата может обернуться трагедией, в том числе личной, поскольку неизвестно, как поступят с ним новые хозяева страны. Над нынешним президентом как дамоклов меч давно висит угроза наказания за преступления против гражданского населения.
И последнее: экстремисты из десятков религиозно-политических групп, а заодно отказавшиеся от сотрудничества джебхатисты-экстремисты ни на какие компромиссы не пойдут. Для них это будет означать завершение политической карьеры. Они продолжат сражаться. Гражданская война не прекратится. Более того, почувствовав, что остаются в одиночестве, экстремисты начнут прибегать к крайним методам борьбы, т. е. к террору.
Третий сценарий предполагает внезапный уход, «исчезновение» Асада. Предположим, что по тем или иным причинам он отказывается от президентства, передает власть в другие непонятно чьи руки, получает в некой стране статус политэмигранта и через какое-то время отбывает из Сирии (о таком исходе событий поговаривали в году этак 2012-м).
Но ни один сирийский политик не обладает достаточным политическим авторитетом, чтобы стать во главе государства. Его легитимность будет весьма и весьма зыбкой. Власть окажется в руках разношерстной оппозиции, среди которой наиболее сильны исламисты из «Джебхат ан-Нусры» и «Ахрар аш-Шама». Это неизбежно приведет к исламизации Сирии, попыткам создания в ней местного варианта исламского государства.
Опять-таки возобновится гражданская война, причем вестись она будет не с меньшим, если не с большим ожесточением, чем сегодня.
Иными словами, все возвращается на круги своя.
Оценивая вероятности (не)реализации каждого из сценариев, следует учитывать общий ландшафт, на котором они будут воплощаться. Речь идет даже не о плачевном состоянии сирийской экономики, восстановление которой станет первостепенной задачей для всех и каждого, кто возьмет на себя ответственность за нормализацию обстановки в стране. Сирия находится в состоянии «политической разрухи», в ней отсутствуют какие бы то ни было институты, способные нормализовать ситуацию, регулировать политический процесс.
Страна оказалась разделенной на несколько анклавов, находящихся под контролем самых разных сил – от асадовской администрации до исламистов. Фактически из целостного государства она превратилась в конгломерат самоуправляемых территорий, на каждой из которых функционирует своя администрация и собственное вооруженное ополчение.
Углубился раскол общества по религиозному принципу. Он существовал всегда. После государственного переворота 1971 г. при ставшем в 1972-м президентом Хафезе Асаде у власти утвердились алавиты (ветвь шиизма), которые составляют примерны 10–12% населения. Большая же часть (70%) сирийцев – сунниты. До начала гражданской войны суннито-алавитские отношения в целом были достаточно благополучными (да и сам Асад женат на суннитке), однако в последние годы они крайне ухудшились. Неизбежным следствием перемен во власти станет переход ее в руки суннитов, что может сопровождаться вспышками религиозного насилия.
Не ясно, каким образом будет решаться курдская проблема. Сегодня она представляется безысходной. Кто бы ни оказался у власти, он во всяком случае в ближайшем будущем пойти на принципиальные уступки курдам не согласится.
В постасадовский период ключевым вопросом останется вопрос о целостности Сирии как государства, причем целостности не формальной, а реальной. Думается, на географической карте пунктир границ останется таким же, а вот что будет на самом деле – большой вопрос.
В этом тексте мы сознательно абстрагировались от внешнего фактора, от вовлеченности в сирийский конфликт ансамбля зарубежных акторов, само перечисление которых займет целый абзац. Убежденность большинства политиков и экспертов, что решающее слово остается за внешними силами, здесь не оспаривается. Лишь вскользь заметим, что «арабская весна» отнюдь не была следствием внешних происков, но результатом внутренних процессов в арабском мире. Америка, Россия, Европа, арабские соседи Сирии жестко привязаны к определенным силам внутри страны. Россия спасает Асада, вместе с тем оставаясь в каком-то смысле зависимой от него самого. США не могут безраздельно диктовать свои условия поддерживаемой ими оппозиции. Я бы не рискнул назвать саудовскими или чьими бы то ни было еще марионетками сирийских исламистов.
Взаимозависимость внешнего и внутреннего факторов исключительно велика. Безысходность сирийского кризиса усиливается одновременно как непримиримостью собственно сирийских группировок, так и отсутствием консенсуса между внешними участниками конфликта. В эпоху биполярного мира такие интернационализированные конфликты решались проще – на основе согласия между двумя ключевыми державами. Но эти времена остались в далеком прошлом.
Но вот в США президентом становится Дональд Трамп. Он пообщался с Владимиром Путиным. И вновь в …дцатый раз возникли надежды, что российско-американский диалог по Сирии восстановится. Хотелось бы верить, но сумеют ли Москва и Вашингтон договориться? Представим (а мы уже и до этого много фантазировали), что Трампу «надоела» Сирия, что он устал от мусульманских проблем, Ближний Восток отвлекает его от собственно американских дел. Что он пойдет со своим российским коллегой на некий, пока неясный, компромисс: Вашингтон, так сказать, слегка отстранится, переложив чуть большую долю ответственности на Москву. Кто-то скажет: ура, Россию все-таки признали великой державой. А кто-то и задумается: как все это расхлебывать и во что это обойдется? Там ведь еще и «Исламское государство» (запрещено в России) ох как шевелится.
Сирийская драма по своей напряженности, продолжительности и вовлеченности в нее внешних игроков постепенно начинает напоминать старый ближневосточный конфликт между Израилем и арабами. Как и «Исламское государство», гражданская война в Сирии оказывает воздействие на Ближний Восток, мусульманский мир, следовательно, на геополитику, на стабильность во всем мире.
И подобно ближневосточному конфликту свет в конце сирийского тупика не виден. Вот таков прогноз.
