Дмитрий Ефременко, Анастасия Понамарева

| Россия в Глобальной Политике

По установившейся традиции слова и дела вновь пришедшего к власти политического лидера оценивают по первым ста дням его правления. До истечения ста дней 45-го президента США еще очень далеко. Но мы с коллегами из Института научной информации по общественным наукам РАН, готовившими ситуационый анализ, решили, что в случае Дональда Трампа о многом скажет уже первая десятидневка. И сразу вспомнили название книги, посвященной событиям столетней давности – «Десять дней, которые потрясли мир».

Так было в 1917-ом. А в 2017-ом? Да, масштаб событий все же не тот. Но потрясения налицо. Ими охвачена Америка. И круги расходятся по всему миру. В конце концов, все еще только начинается.

Радикализм действий команды Дональда Трампа близок к революционному. В этом, как и в карикатурности фигуры нового американского лидера есть несомненная новизна, но глубокий внутриполитический раскол в США никаким сюрпризом не является. Двухпартийный консенсус давно остался в прошлом, и по крайней мере с середины 1990-х годов, когда под водительством Ньюта Гингрича (кстати, большого друга Дональда Трампа) началось осуществление «Контракта с Америкой», поляризация американской политической элиты только усиливалась. Трамп выводит ее на новый уровень, испытывая на прочность теперь уже и республиканскую партию. Решительная отмена Obamacare, совсем не примирительная инаугурационная речь, углубляющийся конфликт со СМИ, серия исполнительных указов, отменяющих ряд экологических ограничений и свидетельствующих о переходе к протекционизму, наконец, скандальные ограничительные меры в области иммиграции – все говорит о том, что Трамп и трампизм – это очень серьезно. Призывая массы к сплочению под знаменем «America First!», Трамп обозначил общего для «простых американцев» внутреннего «врага», обвинив вашингтонскую политическую элиту в паразитизме на теле страны.

В результате за первые десять дней президентства Трампу не только удалось сплотить своих противников, но и консолидировать социальную базу собственной поддержки. Впрочем, знаменитые сдержки и противовесы американской политической системы и сейчас сыграют свою роль. «Грядут перемены!» – сообщает стране и миру команда Трампа, а далее вступают в силу процедуры длительного согласования документов, в ходе которых детали заявленных перемен, по всей видимости, окажутся предметом ожесточенного политического торга.

Лихорадочно избавляясь от наследия предшественника-демократа, Трамп перечеркивает нечто важное и из наследия более ранних республиканских администраций. Так, о желании присоединиться к Транстихоокеанскому партнерству (ТТП), от которого теперь решительно отказался Трамп, заявил еще Дж. Буш-младший, а основная работа по согласованию договора НАФТА, который Трамп хочет подвергнуть ревизии, была выполнена во времена Дж. Буша-старшего. Значение выхода Вашингтона из ТТП очень велико. В плане долгосрочных последствий его можно сопоставить с отказом Конгресса США в марте 1920 г. от ратификации Версальского договора. Отказываясь от мультилатерализма и делая ставку на двусторонние форматы межгосударственного взаимодействия, Трамп вполне может приумножить те преимущества, которые имеют США как экономическая и военная сверхдержава в рамках взаимодействия с большинством других стран. Разваливая Транстихоокеанское партнерство изнутри, Трамп не только защищает интересы национального промышленного капитала, но и перестраивает структуру взаимодействия с входившими в объединение странами Азиатско-Тихоокеанского региона под свои интересы. Так, в частности, выход из ТТП не наносит ущерба экономическому взаимодействию США с одним из «локомотивов» этого блока – Японией. Лидеры обеих стран подчеркивают заинтересованность в укреплении двусторонней торговли и расширении инвестиционных связей. Соответственно, пока еще рано говорить о том, что лидерство в форматах многостороннего торгового и инвестиционного взаимодействия автоматически переходит от Вашингтона к Пекину. Но несомненно, что, идя на этот шаг, Вашингтон утрачивает преимущества доминирования в масштабе многосторонних систем межгосударственного взаимодействия, которые стремился реализовать Обама в проектах ТТП и Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства (ТТИП). И если для администрации Обамы ТТП был одним из основных инструментов ограничения экономического и политического могущества Китая, то администрация Трампа, очевидно, в решении той же самой задачи будет делать ставку на военно-политические механизмы.

Сейчас с большим интересом приходится ожидать момента, когда под решения о строительстве стены на границы с Мексикой, ревизии НАФТА, отказе от ТТП и др. будет подведена доктринальная основа. Пока же на поверхности – неприкрытая ставка на протекционизм и твердая защита интересов социальных групп и штатов, являющихся опорой трампизма. Фондовые индексы реагируют на это с огромным энтузиазмом, но долгосрочные перспективы все не кажутся столь радужными. В конце концов, в своем стремлении «восстановить производство внутри США» и тем самым резко снизить безработицу новоиспеченный президент неизбежно столкнется с вызовами т.н. Индустрии 4.0. Появление роботизированных решений множества производственных задач ведет к снижению ценности низко- и среднеквалифицированного труда, что в свою очередь подорвет благосостояние наиболее активно поддерживающих Трампа групп населения. В конечном счете Трамп может столкнуться с необходимостью выбора между социальной защитой своих избирателей и потребностью в комплексной технологической модернизации американской промышленности.

Напор Трампа сопровождается и внешними «побочными эффектами». Широчайший общественный резонанс как внутри страны, так и за ее пределами вызвал указ Трампа о строительстве стены с Мексикой. Данный шаг вкупе с другими намеками, обещаниями и твитами Трампа серьезно пошатнули мексиканскую экономику. После сообщения о строительстве защитной стены, а также в преддверии пересмотра НАФТА упал курс мексиканского песо и изменилась ситуация на фондовом рынке. В среднесрочной перспективе неспособность действующего главы государства – Энрике Пенья Ньето – договориться о взаимовыгодном сотрудничестве с США может привести к смещению баланса сил во внутриполитическом раскладе Мексики. Весьма вероятно, что «правый» Дональд Трамп мостит сегодня дорогу в президентский дворец в Мехико «левому» Андресу Мануэлю Лопесу Обрадору. И, кстати, совсем не обязательно, что они будут обречены на противостояние.

Контуры европейской политики Трампа еще только обозначаются. Растерянные чиновники в Брюсселе пока не услышали ничего ободряющего. Скорее, наоборот: очевидная поддержка Brexit’а и – полностью в духе трамповского билатерализма – ставка на эксклюзивные отношения с Лондоном. При этом НАТО со счетов не списывается; США лишь заявляют о намерении разделить с партнерами основное бремя расходов на коллективную оборону, настаивая на соблюдении правила, по которому расходы на оборону каждой страны должна составлять не менее 2% ВВП.

Для России складывающаяся ситуация представляется перспективной, хотя и не безусловно выигрышной. В частности, в числе обстоятельств, благоприятствующих новому старту отношений между Москвой и Вашингтоном, — исчезновение (очень может быть, что временное) такого отягощающего фактора как несовпадение ценностей. По крайней мере, Трамп и его окружение свели риторику о ценностях в американской политике на международной арене к исторически беспрецедентному минимуму, создав тем самым условия для диалога на языке интересов, а не идеалов и принципов, которыми нельзя поступаться.

Сдержанно-благожелательное отношение к первым шагам 45-го президента США – оптимальная позиция для Москвы перед началом предметного диалога в координатах политического реализма. Те действия, которые Трамп предпринял или вот-вот предпримет, уже существенно меняют динамику международных процессов. Нельзя сказать, что все эти изменения – на благо России, но они, во-первых, делают невозможной ту весьма неблагоприятную для Кремля конфигурацию, которая должна была сложиться при ином исходе выборов в США, и, во-вторых, при общем возрастании уровня неопределенности в международных отношениях для России расширяется диапазон возможностей. А как показали события последних лет, в условиях неопределенности и турбулентности российское руководство умеет прекрасно ориентироваться и находить нестандартные решения сложных проблем. Впрочем, все больше указаний на то, что хаотизация прежде рутинных политических процессов и отношений вполне приемлема (а до определенной степени — даже желанна) и для администрации Трампа.

Но эйфории быть не должно. Сейчас, в преддверии вероятной встречи Владимира Путина и Дональда Трампа, складывается ситуация, соответствующая по своим параметрам «повторяющейся дилемме заключенного». Согласно американскому политологу Роберту Аксельроду, в соответствующих обстоятельствах участники раз за разом делают выбор, но, в отличие от условий классической «дилеммы заключенного», помнят свои предыдущие результаты. При таких параметрах выигрышная стратегия для игрока состоит в следующем: 1) быть добрым – не предавать первым; 2) быть мстительным – отвечать ударом на удар; 3) уметь прощать – сохранить готовность к сотрудничеству, если оппонент прекратит предавать; 4) оставаться умеренным и независтливым – не пытаться набрать больше очков, чем оппонент. Такого рода стратегия позволяет выбраться из замкнутого круга бесконечной взаимной мести и максимизировать выигрыш.

При этом уже сейчас нужно как можно быстрее заканчивать с «трампоманией». Чрезмерное увлечение риторикой потенциальной российско-американской разрядки может переместить Россию в поле игр с нулевым определителем (zero-determinant strategies) – пространство, где комбинация Аксельрода не работает, так как один из акторов может заставить другого довольствоваться меньшей долей. В частности, в данный момент надежды на некую глобальную российско-американскую сделку (big deal) не только преждевременны, но и опасны. Чрезмерные ожидания могут привести к глубоким разочарованиям, а последние – к возрождению враждебности.

Далеко не факт, что сама Россия готова к череде крупных разменов в рамках «большой сделки». Надо сразу определиться с тем, что для России предметом размена быть не может. Из сферы возможного торга однозначно следует исключить отношения России с Китаем. Они имеют фундаментальное значение, и даже сама гипотетическая возможность их обсуждения и пересмотра в формате «большой сделки» приведет к ослаблению позиций России как в дальнейшем взаимодействии с КНР, так и с США. В то же время сохранение российско-китайского стратегического партнерства в качестве константы международных отношений резко обесценит значимость «большой сделки» в глазах администрации Трампа.

Поэтому наиболее перспективный путь видится в обоюдной готовности к налаживанию полноценного сотрудничества по крайней мере на одном, важном для Москвы и Вашингтона направлении при одновременном согласии проявить сдержанность в тех областях, где противоречия очень сильны.

Самое очевидное направление – борьба с международным терроризмом и разгром запрещенной в России группировки ИГ, по крайней мере – освобождение от ее контроля части территорий Сирии и Ирака. Условия для этого создает подчеркнуто деидеологизированный подход администрации Трампа, который в отличие от Барака Обамы, делает упор не на демократизации Ближнего Востока и устранении сохраняющихся там нелояльных Вашингтону авторитарных режимов, а на максимально быстром разгроме радикальных исламистских группировок.

Фактически старт этой работе уже дан. Но помимо достижения эффективного уровня разделения труда и координации в военно-технической области, США и России необходимо достичь понимания того, каким они видят Большой Ближний Восток после военного разгрома т.н. Исламского государства и вероятной трансформации остатков этой группировки в сетевую террористическую структуру. Если такого взаимопонимания достичь не удастся, то возможный совместный успех в борьбе с ИГ может обернуться новым обострением российско-американских противоречий. Вместе с тем контуры новой конфигурации разделения ответственности и влияния на Большом Ближнем Востоке начинают прорисовываться. Помимо США и России, свое место в ней могут занять эрдогановская Турция, Израиль (несомненный бенефециар прихода в Белый дом Дональда Трампа), Иордания, Египет и даже Ливия в случае обеспечения там господствующих позиций сил фельдмаршала Халифы Хафтара. Кстати, стабилизация Ливии под руководством Хафтара могла бы стать и отдельным направлением нового российско-американского партнерства. Наиболее проблематичной в этой новой конфигурации является роль Ирана, с одной стороны, и Саудовской Аравии – с другой. Даже будущее режима Башара Асада во многом оказывается производным от того, будет ли включен Иран в эту конфигурацию в качестве партнера или же администрация Трампа будет настаивать на изоляции ключевого регионального игрока, каковым является Тегеран. Для России эта дилемма будет особенно сложной, поскольку еще до ситуативного союзничества в рамках сирийского конфликта зона близости интересов Москвы и Тегерана была довольно значительной; Иран имеет для России самостоятельное значение, он очень важен и как прикаспийское государство, и как страна, способная сыграть большую роль в формировании панъевразийской сети транспортных коммуникаций. Кроме того, пока неясны последствия включенного в указ президента США о сокращении приема беженцев и иммигрантов распоряжения Пентагону и Государственному департаменту о разработке плана по созданию «зон безопасности» в Сирии и в соседних регионах.

Риторика Дональда Трампа, увязывающая возможный пересмотр режима санкций в отношении России с ее позицией относительно проблем ядерных вооружений вполне обоснованно воспринимается в Москве с настороженностью. Сама логика такой увязки хотя и является новой по сравнению с позицией администрации Барака Обамы, но, очевидно, не может быть поддержана Кремлем. В день инаугурации 45-го президента США асимметричная структура стратегического равновесия между Россией и силами Североатлантического альянса никуда не исчезла. Дальнейшее понижение количественных лимитов СНВ в сколь-нибудь значительных масштабах едва ли приемлемо для России, если за рамками переговорного процесса останутся конвенциональные вооруженные силы и постоянно растущий потенциал американской глобальной системы ПРО. К тому же Дональд Трамп декларировал необходимость всеобъемлющей поддержки развития национальных сил ядерного сдерживания за счет их качественной модернизации (уже заявлено о поддержке проектов создания нового стратегического бомбардировщика и крылатых ракет для него, нового подводного ракетного крейсера стратегического назначения на замену лодкам класса «Огайо», глубокой модернизации межконтинентальных баллистических ракет «Минитмен-III»). Для России в этом контексте жизненно важно не начать работать по «чужой» повестке дня, допускающей уступки в вопросах стратегической стабильности в обмен на экономические преференции.

Нет никаких сомнений, что действительно устойчивыми и конструктивными российско-американские отношения станут только тогда, когда под них будет подведен солидный базис торгово-экономического и инвестиционного сотрудничества. Президент Дональд Трамп и новый госсекретарь Рекс Тиллерсон, очевидно, лучше, чем кто-либо еще в Америке подготовлены обсуждать именно этот аспект двустороннего партнерства. Но здесь все неизбежно упирается в антироссийские санкции. Принципиально, что в отношении западных санкций российская позиция не является «запросной»: мы не инициируем переговоры об их отмене, и соответственно, не идем на предварительные уступки, дающие основания для их снятия. В целом нельзя считать благоприятной ситуацию, когда сокращение санкционного бремени становится предметом политического «размена». Скорее, предпочтительным является вариант эрозии режима санкций, условия для которой могут быть созданы в результате прогресса на других треках российско-американских отношений и попыток Европейского Союза адаптироваться к быстро изменяющейся обстановке.

Администрация Трампа пока стремится избегать глубокой вовлеченности в украинские дела. Обсуждение перспектив разрешения украинского кризиса между Кремлем и Белым домом с использованием неформальных и непубличных каналов коммуникации было бы в настоящий момент весьма уместным. Это прекрасно понимают и в Киеве. Всплеск напряженности в прифронтовой зоне в районе Авдеевки, по всей видимости, связан с судорожными попытками Петра Порошенко предотвратить российско-американский диалог в формате, к которому официальный Киев не будет иметь отношения. Плодотворность этого диалога не стоит переоценивать: проще всего «согласиться не соглашаться», т.е. стабилизировать ситуацию на уровне, когда противоречия вокруг Украины не будут препятствовать налаживанию сотрудничества в других областях. Но нельзя исключать и того, что «синдром усталости» от украинской проблематики трансформируется в Вашингтоне в «синдром забывчивости».

В целом, масштаб происходящих в США изменений очень серьезен. Неизвестно, насколько далеко готов пойти Трамп в своей «консервативной революции». Вероятно, не знает этого даже Стив Бэннон – идеолог и едва ли не alter ego нового хозяина Белого дома, искренне восхищающийся революционным гением Владимира Ленина. Но ставки уже очень высоки, и едва ли они быстро пойдут на понижение. Основным полем противостояния остается внутренняя политика США, однако его последствия тем или иным образом затронут всех глобальных игроков. Подождем «ста дней».

Метки: Ближний Восток, Буш, власть, вооружение, Евросоюз, ЕС, ИГИЛ, Иран, Исламское государство, Мексика, Обама, президент, Россия, Сирия, СНВ, США, США-Россия, терроризм, торговля, Трамп, ТТИП, ТТП, Украинский кризис, экономика, элита, Япония