Георгий Бовт: Цифровые-яровые
О самой главной дилемме российского интернета
Как будет выглядеть «цифровая экономика по-русски»? Ее, говорят, высочайше повелели создать. Хорошее дело. Правильное. У многих есть. Пусть и у нас будет. Догоним и перегоним.
Но ведь дьявол в деталях. Сейчас все говорят о «новом цифровом мире», но сколь прекрасен будет сей новый дивный мир, каждый представляет по-своему. В зависимости от политических пристрастий. Одни и те же технологии в руках разных политических режимов будут работать по-разному. Фантазии на эту тему можно посмотреть в многочисленных фильмах. Но футуристические мечтания кинематографистов, согласимся, мрачноваты. Мало света в их будущем. В отличие от бизнеса, который, по природе своей — глобален, конкурентен, системно успешен тогда, когда понятны правила игры и эти правила одинаковы для всех.
Может, нам удастся предложить свою «цифровую мечту», как некогда мечту о всеобщей справедливости и коммунизме? С коммунизмом не задалось, правда, но вдруг тут преуспеем?
В этой связи случайно ли совпадение: почти одновременно со временем представления российскому президенту программы «Цифровая экономика Российской Федерации», доработанной в соответствии с его же поручением, появился законопроект о переносе срока вступления известного «пакета Яровой» с июля 2018 года на 2023 год. И говорят, в правительстве вовсе не против переноса. Вот только ФСБ боятся. А ФСБ медлить не хочет.
А ведь дилемма проста, как палка. Либо вы накрываете страну «пакетом Яровой», предусматривающим, напомним, хранение всех цифровых данных о всех пользователях — всего мобильного и интернет-контента — по полгода, либо у вас почти 100-процентный охват интернетом и прочие чудеса футуризма. Либо у вас тотальная слежка за всем и вся, либо «цифровая экономика».
Программа «цифровой экономики» предусматривает, что к 2024 году доступ к широкополосному интернету со скоростью не менее 100 Мбит/с будут иметь до 97% домохозяйств, а все города-миллионники будут покрыты мобильными сетями связи 5G. Но на какие деньги бизнес будет строить эти 5G, если, по разным прикидкам, на дословное выполнение «пакета Яровой» потребуются триллионы рублей? Сам же министр связи Никифоров подсчитывал, что это может обойтись российским пользователям мобильных и интернет-услуг в рост тарифов раза в три-четыре.
Притом что пока непонятно, как технически осуществить задумку номинальных авторов «пакета» — депутата Яровой и сенатора Озерова. Вроде говорили, что хранить весь видеоконтент, а это 80% трафика, не имеет смысла. А вдруг охранители скажут в ответ, что теперь террористы начнут общаться именно с помощью видеоконтента? Как быть? Охранителей ведь у нас не принято одергивать, сколь бы мракобесными ни были их призывы.
В мире нет прецедентов создания системы тотальной слежки подобного масштаба.
Даже в Америке, страшными рассказами о которой так напугал в свое время наше руководство Эдвард Сноуден (уж не засланный ли он казачок, чтобы заставить нас потратиться и оставить без «цифровых штанов»?), ни о чем подобном речи пока не идет. Также еще никто в мире не доказал на практике, что хранение по полгода всего цифрового трафика хоть как-то увеличивает эффективность борьбы с терроризмом, во имя которого у нас почти всегда над здравым смыслом и экономическим расчетом торжествует политическая целесообразность. За которую, согласно русской исторической традиции, сколько ни плати — не переплатишь.
И теперь наверняка найдутся люди, которые постараются убедить президента Путина в том, что «пакет Яровой» — это и есть «цифровая экономика по-русски».
Программы «цифровой экономики» есть в других странах. Например, в Америке ее курирует министерство торговли. В чем-то можно увидеть пересечения с российской программой. Основных целей американской программы всего четыре: способствовать распространению свободного и открытого интернета по всему миру; повышать «уровень доверия онлайн»; обеспечить максимальный доступ работников, семей и компаний к цифровым технологиям и, наконец, «продвижение инноваций». И, в принципе, это вся «государственная программа» в стране, где цифровая экономика уже дает более 5% ВВП. Притом что США являются на сегодня крупнейшим экспортером цифровых сервисов — объемом около 700 млрд долларов в год.
В нашей стране на 2017 год предусмотрено через федеральные и региональные органы власти потратить «на информационные технологии» почти 200 млрд рублей.
А вот в Америке никакого государственного финансирования IT- технологий нет (если только это не заказы, скажем, Пентагона или других ведомств частным компаниям). Зато капитализация «оцифрованных компаний» типа Uber или Airbnb составляет более 62 млрд и 25 млрд долларов соответственно. Просто потому, что им не мешают. Касательно той же Airbnb заметим, что наша «шеринговая экономика» пока развивается вообще, по сути, в тени, никак не соответствуя многим еще сохраняющимся устарелым законам и правилам. И, как говорится, слава богу. Иначе как возьмутся «регулировать» — удушат все.
Только представим себе регулирование, дай им волю, бухгалтерами советской школы такого явления, как краудфандинг.
Или, скажем, если бы закон о запрете хостелов в многоквартирных домах работал, он бы убил систему таких гостиничных услуг, притом что ни одна государственная программа «поощрения туризма» ни в одном городе страны толком не заработала так, как хотели чиновники. Все происходит либо вопреки им, либо по факту их невмешательства.
По оценкам отечественных экспертов отрасли, отставание России от стран – лидеров цифровизации (США, Германия, Нидерланды, Великобритания, Южная Корея, Швеция) составляет пять-восемь лет. Кажется, немного, но для информационных технологий — это десятилетия, если по меркам индустриального века.
По оценке Российской ассоциации электронных коммуникаций (РАЭК), вклад цифровой экономики в ВВП России составляет 2,8%. «Кадры рунета» насчитывают 2,5 млн человек, инфраструктура и ПО оцениваются в 2 трлн рублей, маркетинг и реклама — 171 млрд рублей, цифровой контент — 63 млрд рублей, электронная коммерция — 1,23 млрд рублей.
Количество пользователей рунета — более 85 млн человек, что по доле ко всему населению соответствует показателям вполне «цифровизированных стран».
Одним из несомненных достижений в общении с чиновниками является то, что уже более 50% россиян предпочитают получать госуслуги именно в электронном виде. В Москве этот показатель намного выше, она вообще продвинутый город. Однако нельзя не заметить, что после резкого всплеска в развитии портал госуслуг уже некоторое время пребывает в полузастойном состоянии: число новых услуг в электронном виде не растет стремительными темпами. А некоторые ведомства и вовсе предпочитают «отдельную делянку».
К примеру, ФНС, чтобы с ней общаться в электронном виде, недостаточно вашей авторизации на госуслугах. Надо заводить отдельный «личный кабинет», для чего ножками притопать в налоговую для получения отдельного пароля и логина (притом что качество электронных услуг ФНС неплохое по сравнению с другими ведомствами). Налоговики сохраняют неистребимое предпочтение к «бумажным носителям», что противоречит логике «цифровой экономики». Как впрочем, и вообще многие регуляции в экономической сфере, некоторые из которых достались в наследство чуть ли от «совка».
Или другое достижение — МФЦ. Отличная идея, но у чиновников все равно периодически возникает желание погонять вас самих за бумажками, вместо того чтобы самим удовлетворить ваши запросы через заветное «одно окно».
Российская программа «цифровой экономики», что настораживает, на первый план ставит все то же «импортозамещение».
Нужно больше отечественного компьютерного и телекоммуникационного оборудования, планируется устанавливать отечественные антивирусные программы на все ввозимые в страну компьютеры, вытеснять «иностранцев» из госорганов. Ну и еще создать к 2024 году «минимум 10 IT-лидеров» (высокотехнологичных предприятий в сфере высоких технологий) и к тому же году готовить 120 тысяч IT-специалистов в год.
Все это замечательно. Но есть нюансы. В этой программе нет слова «открытость». А оно — ключевое. Современная «цифровая экономика» — это не осажденная цифровая крепость, а отрасль, являющаяся частью тотальной глобализации. И конкуренции.
«Цифровая экономика», обращенная вовнутрь, а не вовне, на экспорт и конкуренцию с внешними игроками, — это культивирование производства «Жигулей» и «Запорожцев». Которые, как известно, если других машин не видел, прекрасны в своем инженерном совершенстве.
Это же относится к вопросам кибербезопасности. Россия сейчас находится в верхней части рейтинга стран по этому параметру. Но не объясняется ли это во многом тем, что «цифровизация» нашей экономики находится на низком уровне — и потому она малоуязвима. Выступая на словах за международное сотрудничество в сфере кибербезопасности, наша страна до сих пор не ратифицировала, к примеру, Конвенцию о компьютерных преступлениях Совета Европы 2001 года. Сегодня кибертеррористы и хакеры являют гораздо более высокий уровень трансграничного сотрудничества, чем суверенные государства, разделенные взаимным подозрением.
Искусственное ограничение конкуренции — это запрограммированное отставание. И если «10 национальных лидеров» поручат создавать какой-нибудь очередной госкорпорации — ничего не получится. А если отечественное ПО будут закупать по таким же правилам (не де-юре, а де-факто) на тендерах, то мы тоже заранее знаем результат. А где и кто будут готовить 120 тысяч отечественных компьютерных гениев? Доценты со ставками 25 тысяч рублей? В «компьютерных ротах» им. Шойгу? В «шарашках» при органах, работникам которых уже запрещено выезжать во внешний мир?
Или, может, в отрасль будут завлекать тем, что в обмен на получение красного диплома тоже объявлять невыездными во имя интересов Родины (такое предложение насчет выпускников вузов уже прозвучало)?
«Цифровая экономика» — это не просто больше отечественного ПО и «железа». Это другая атмосфера во всей экономике и обществе.
Нельзя одной рукой продолжать «огосударствлять», а другой — «оцифровывать». Либо одно, либо другое.
И «цифровая экономика» не может быть создана вне общего контекста экономического и общественного развития.
Нельзя создавать «цифровую экономику», продолжая держать на голодном пайке всю систему образования — от школы до университетов. Невозможно привлечь в отрасль креативные интеллектуальные кадры, когда в сфере управления сплошь и рядом торжествует среднеобразованный хам или самодур, а антиинтеллектуализм, кажется, становится главным лозунгом правящей, с позволения сказать, элиты. И он же, кстати, слишком часто побеждает на выборах.
Нельзя создать полноценную «цифровую экономику» в условиях существования такого множества бюрократических регуляций во всей остальной экономике — начиная от банковской сферы и кончая по-прежнему убогой почтой. Нельзя создать и «умный город» с комфортной средой для жителей, если в вопросах проектирования, строительства и эксплуатации городских объектов глубоко встроены коррупционные интересы. Если обратная связь с горожанами подменяется манипулированием общественным мнением и подтасовками, а решения принимаются волюнтаристски и некомпетентно.
К тому же не может комфортно сосуществовать в одной стране «умный город» и отсутствие теплых современных сортиров минимум у четверти домохозяйств.
Или вот медицина. Уже вот-вот появятся «электронные больничные». Еще не заболевших соблазняют, а заболевших — обнадеживают расцветом телемедицины. И то и другое прекрасно. Но будет ли врач теперь выписывать, скажем, электронный рецепт на обезболивающие для онкобольных так, чтобы родственники пациента или он сам не ходили при этом по кругам ада бюрократии, как сейчас? Чтоб прямо в конкретную аптеку выписал — и там забронировали, а потом он же автоматически продлял рецепт. Или как будет сочетаться телемедицина с оптимизацией лечебных учреждений и узких специалистов, к которым, чтобы попасть, надо предвосхитить собственное заболевание недельки за три-четыре, чтобы вовремя записаться? Или на этих специалистов можно будет теперь посмотреть только по телевизору, а чиновники отчитаются об успехах внедрения «эффективных цифровых технологий»?
Наконец, главное: чтобы создать полноценную и конкурентоспособную в мире «цифровую экономику, нужно прекратить «регулирование интернета» в принципе как государственную политику.
А перейти совсем к иной парадигме — стимулированию инноваций. Невозможно одной рукой «закручивать гайки» и блокировать сайты по расплодившимся основаниям и на основе решений провинциальных судов, а другой — строить эту самую «цифровую экономику». Нельзя ее строить и одновременно грозить блокировкой очередному мессенджеру, а то и целым «Гуглу» с «Твиттером».
Надо для начала определиться: нам важнее осуществить в принципе неосуществимое — обрабатывать на территории России все персональные данные россиян, гробя на это все более масштабные ресурсы, или поощрять инновации? К примеру, к 2020 году в мире будет 21 млрд гаджетов, встроенных в так называемый «интернет вещей». Пара миллиардов придется и на Россию. Запереть весь этот цифровой поток в национальных границах, конечно, можно попытаться, но это будет даже не «подготовкой к прошлой войне», а полной неадекватностью.
В общем, лучший способ создать в России «цифровую экономику» — это оградить ее от излишней заботы государства. А еще — отменить «пакет Яровой».
Материалы по теме
One Comment »
Leave a comment!
Я давно слежу за публикациями и комментариями Георгия Бовта, мне нравится его анализ ситуации и подача информации, однако…
Георгий Бовт всё больше стал уподобляться Григорию Явлинскому, который просто и доступно объяснял текущий момент и всегда был со всеми шагами действующей власти не согласен, но ничего не мог предложить в качестве действующей реализуемой альтернативы.
Начиная читать любую статью или комментарий Бовта последнего времени я заранее знаю его вывод: всё у нас плохо; всё не так; у них все лучше и мы никогда ничего такого не сделаем, и вообще всё власти всегда делают не так.
Жаль. Хотелось бы для разнообразия хоть какого-нибудь позитива от анализа Бовта хоть какого нибудь аспекта нашей жизни.