Владимир Рубанов

| Огонек

Почему движение к инновационной экономике дается России с таким трудом.

В мартовском послании президента Федеральному собранию призыв к форсированному технологическому развитию России был сформулирован директивно жестко: стране, чтобы не оказаться на обочине в мировой инновационной гонке, нужен прорыв. Сомнений нет, действительно нужен. Но возникают логичные вопросы: возможен ли такой прорыв, и если да, то на каких направлениях; что мешает формированию рынка высоких технологий и наращиванию потенциала инновационных предприятий, которые должны обеспечить нашу конкурентоспособность? Ведь сама тема для государства не нова — разного рода «дорожные карты» и программы, призванные придать экономике «инновационный импульс», циркулируют в обороте официальных бумаг уже лет 10. За это время число созданных на бюджетные деньги структур — государственных, полугосударственных и околокорпоративных фондов — с трудом поддается счету. Но рынка технологий как не было, так и нет. «Огонек» попытался понять: почему?

Менеджеры широкого профиля со знанием английского, наполнившие так называемые институты развития, проводят красочные презентации и пишут «дорожные карты», но с реальной практикой знакомы мало. Российским клонам Силиконовой долины не откажешь в помпезности, но преуспели они прежде всего по части эффективности освоения бюджетных средств. Достаточно сравнить пропорции затрат на аппараты таких структур и масштабы финансовой помощи разработчикам и производственникам.

В результате многие создатели инновационных решений не доходят до финишной черты — коммерческой реализации идеи. Вот и создается впечатление, что денег на «технологический прорыв» государство тратит немало, а отдачи нет, значит, все инновации по-русски — очередной способ «распила бюджета».

Более того, чей-либо успех на этом поприще нередко вызывает раздражение, желание уничтожить конкурента и его репутацию, чтобы не выделялся на общем фоне «потемкинских деревень».

Наглядной иллюстрацией сказанному может служить «хайп» вокруг инцидента с беспилотным летательным аппаратом (БПЛА) в Улан-Удэ 2 апреля 2018 года во время демонстрации его возможностей по доставке груза Почты России. Дрон, как известно, разбился. В появившихся в СМИ сообщениях и комментариях правда была лишь в том, что это случилось. Начать с того, что демонстрация состоялась не по инициативе компании — разработчика дрона, а по приглашению главы Республики Бурятия Алексея Цыденова. Ни одной копейки бюджетных средств на создание аппарата не пошло. Предметом обсуждения в СМИ стала цена дрона в 1,2 млн рублей. Цена чего и для кого? Если оценить затраты на создание промышленных образцов дрона, включающие в себя конструкторские решения, аэродинамические продувки, создание собственного программного обеспечения и плат, разработку технологического процесса и конструирование для него специального оборудования, оплату экспертиз и т.д., то цена в 1,2 млн рублей покажется смехотворной.

Впрочем, продавать дроны компания-разработчик и не собиралась. Да и говорить о технических просчетах, которые привели к падению дрона, пока не приходится: результаты проводимого расследования указывают на то, что причиной отказа в управлении могли стать внешние факторы — поблизости от маршрута дрона расположены радиолокационные системы авиационного завода и воинской части. Точка старта была изменена заказчиками демонстрации за час до взлета, из-за чего разработчику пришлось «в спешке» перенастраивать программу полета, хотя за день до этого была тестирована другая площадка с успешным выполнением задания. Весь материальный ущерб от потери БПЛА понесла компания, не говоря уже об ущербе репутационном.

Поэтому вопрос в связи с произошедшим событием возникает не к компании «Магнетар» (разработчик дрона), а к тем, кто создает в обществе определенную атмосферу вокруг частных инициатив инженерно-производственных предприятий по пропагандистскому правилу: принцип выше факта, а ответ раньше вопроса. Даже представители «институтов развития» вставили свое «лыко в строку». В том смысле, что компания на инновационных тусовках не светилась и статусным инноваторам не известна. А значит, и солидным организациям с такими коллективами связываться нельзя.

Хорошо, однако, что производственные предприятия привыкли при принятии решений опираться на качество конструкторско-технологической документации разработчика, соответствие их образцов госстандартам, наличие необходимых экспертиз, сертификатов, протоколов испытаний и других рутинных бумаг и процедур, а не на советы спикеров из инновационных тусовок. Это обнадеживает.

Сегодня в мире нет проблем с производственными возможностями — их хоть отбавляй. Дефицит — инновационные технические решения и технологии. За них и идет борьба. И санкции Запада в первую очередь включили в себя ограничения по продажам России именно технологий. Но этот удар можно смягчить, если учесть, что активно генерируют разного рода новые технологии как раз малые предприятия. Такие как тот же «Магнетар», по поводу малого размера уставного капитала которого прозвучали уничижительные намеки в СМИ. А зачем большой «уставник», если компания занимается не производством, а готовит комплекты документации для серийного производства разработанных ею образцов продукции? Один из возможных покупателей — Производственное приборостроительное объединение (Улан-Удэ). Его интересует лицензия на производство дронов для решения широкого круга задач: мониторинга, разведки местности и перевозки грузов в различных климатических зонах и атмосферных условиях. Это целая линейка БПЛА с различными конструктивными схемами, габаритно-весовыми характеристиками и функциональными возможностями. Максимальный из них рассчитан на перевозку контейнеров с 200 килограммами груза для крупной логистической компании. Дополнительным бонусом является и то, что это полностью отечественные разработки, не зависящие от внешних поставок, и даже с собственным технологическим оборудованием.

В современном мире все чаще продаются не готовые изделия, а услуги с комплексом технологий по использованию изделия. Вряд ли кто назовет сегодня мирового лидера по производству дронов, зато у многих на слуху глобальный лидер интернет-торговли Amazon как драйвер формирования и развития рынка перевозок с помощью БПЛА.

Без платежеспособного спроса конечного потребителя даже самая совершенная техника не имеет сегодня экономического смысла. В России нет компаний, подобных Amazon. Однако есть крупные логистические компании, которые готовы покупать услуги по грузовым перевозкам, если они будут конкурентоспособны по отношению к автомобильным и авиационным, а также будут совместимы с мультимодальными транспортными системами. Поэтому споры о том, какой или чей дрон лучше, пока преждевременны. Речь может идти лишь о технических решениях, технологиях и компетенциях разработчиков. А лучше всего из разработчиков сегодня тот, кто имеет в своем арсенале их полный набор с возможностями быстрого и гибкого реагирования на требования конечного пользователя и потребителя услуг. И все это без участия государства. Но полностью обойтись без него не получится: государство создает нормативно-правовую базу эксплуатации БПЛА, без которой никаких полетов дронов «в промышленных масштабах» не будет.

Почему я уделил такое внимание случаю с дроном? Потому что структуры, подобные упомянутой «Магнетар», ценны еще и тем, что осуществляют коммуникации перспективных творческих идей с миром финансов, готовым в такие идеи инвестировать. Именно такие структуры и могут стать эффективно действующими акторами рынка технологий. Ведь технологическое предпринимательство — это сетевая структура, деятельность которой вряд ли можно оценивать по меркам традиционного промышленного или торгового предприятия. Конечный продукт такой компании — инновационные проекты «под ключ». Для их создания требуются особые умения и навыки, а также технологии и компетенции. Об успешности таких компаний на ранних стадиях можно судить по составу и числу патентов и других нематериальных активов, подготовленных к коммерческому обороту.

Ведь цифровая экономика, о которой сегодня столько говорят, это алгоритмизация бизнес-процессов и их перемещение в мир цифровой реальности. Иными словами, как раз создание цифровой платформы взаимодействия между разработчиками, производственниками, экспертами и продавцами готового продукта и услуг может способствовать формированию рынка технологий в России. И это не просто информационное взаимодействие, а своего рода осуществляемая в цифровом формате кооперация участников с собственной системой учета, проведения транзакций и взаиморасчетов с использованием электронных денег, обеспеченных оцененными цифровыми активами и материальными ресурсами участников цифровой платформы. Это должна быть открытая «экосистема», в которой работают по единым правилам, а лишние посредники и транзакции исключаются.

Представляется, что самим инновационным компаниям, фондам и лицам, заинтересованным в создании рынка технологий, пора создавать общими усилиями такие «экосистемы» вместо ожидания чудес от институтов якобы развития.