Тимофей Бордачев

| Профиль

ВЭФ доказал: России удалось выстроить конструктивные отношения со всеми странами Северо-Восточной Азии. И сподвигнуть Си Цзиньпина освоить новый формат выступлений

Но вместе с этим становится очевидно, что отношения России с наиболее важными партнерами в Азии вышли на некое плато, за которым должны последовать либо новые достижения, либо начнется стагнация, а затем и неизбежный при таком сценарии спад. Понятно, что в стагнации никто из региональных игроков, и в первую очередь сама Россия, не заинтересован. Но для того чтобы реализовался позитивный сценарий, для каждого из партнеров в Азии нужно подобрать оригинальные внешнеполитические и внешнеэкономические решения.

Стратегия и тактика государств на международной арене, как правило, определяются сочетанием эффектов внутренних и внешних переменных. Самой значительной внешней переменной для большинства государств мира сейчас служит политика США, окончательно увязших в перезагрузке своей политической системы. Таран этой перезагрузки – президент Дональд Трамп, доставляющий немало беспокойства как конкурентам, так и союзникам. Ее промежуточные результаты – сочетание предсказуемости намерений и непредсказуемости действий единственной (пока) сверхдержавы. Во многом поэтому Восточный форум оказался самым крупным международным мероприятием в Азии без участия США.

Предыдущие администрации, особенно представлявшие Демократическую партию, сделали очень много для того, чтобы Америка была представлена на всех международных площадках и могла влиять на их повестку. Сейчас результаты этой стратегии разрушаются. США остаются важнейшим фактором международной жизни. Но радикализация их внешней политики заставляет средние и малые государства настораживаться и искать способы подстраховать себя от ее деструктивных эффектов. Это создает новые дипломатические возможности для Москвы и Пекина, враждебные намерения в отношении которых со стороны Вашингтона более чем очевидны.

Сами Россия и Китай вплотную приблизились к союзническим отношениям. Их подходы к важнейшим сюжетам региональной и глобальной повестки являются гораздо более согласованными, чем это предполагает простое партнерство. Одновременно с форумом китайские подразделения приняли участие в масштабных военных учениях, проводившихся Россией. При этом формального военного союза двух ядерных держав, видимо, не последует. Он не нужен Москве и Пекину, поскольку они в состоянии сами обеспечить свою безопасность. Такой союз был бы вреден и для глобальной стабильности, поскольку сделал бы международную систему крайне негибкой. Фактическое противостояние военных союзов Запада с одной стороны и российско-китайского с другой поставило бы мир в ситуацию, почти аналогичную 1914 году.

Необходимо отметить, что для Си Цзиньпина само участие в пленарном заседании форума стало новым форматом донесения своей позиции до международной общественности. Традиции китайской дипломатии таковы: лидер обращается к аудитории с подготовленным заранее и тщательно выверенным текстом. Во Владивостоке председатель КНР после выступления с трибуны участвовал в достаточно динамичной дискуссии. Еще одно новшество: обычно Китай обсуждает важные вопросы в двустороннем режиме, но в прошлую среду все стали свидетелями готовности лидера КНР вести разговор на высшем уровне в многостороннем формате и с участием руководителей как дружественных России и Монголии, так и государств, с которыми у Пекина непростые отношения, – Японии и Южной Кореи. Складывается впечатление, что китайская внешняя политика начинает меняться и адаптироваться к требованиям внешнего мира и новому качеству самой КНР. Пока это происходит медленно и со скрипом. Но сочетание растущего могущества и дипломатической традиционности все более очевидно становится поводом обвинить Пекин в возрождении имперской внешней политики. И эту проблему китайцам надо как-то решать. Выходом может быть встраивание КНР в постоянно действующие многосторонние институты с участием сопоставимых по значению в глобальной и региональной системе игроков. В Евразии это Россия и Индия.

Следующим шагом в отношениях с Китаем, помимо всего уже намеченного, мог бы стать предметный разговор о масштабном экономическом соглашении с элементами ЗСТ. С учетом динамики курса основных валют ЕАЭС и китайского юаня, а также роста покупательной способности населения КНР угрозы от такого соглашения для рынка Евразийского союза невелики. А вот его последствия для расширения допуска товаров, производимых в ЕАЭС, особенно сельскохозяйственных, на пока почти недоступный им китайский рынок будут позитивными.

Наиболее неопределенным образом складывается диалог России с Японией и Южной Кореей. И если во втором случае политические отношения прекрасны, а экономика развивается слабо, то в случае Японии именно политическая проблема тормозит сотрудничество в других областях. Токио очевидно не может принять предложение Владимира Путина подписать мирный договор без предварительных условий (читай: урегулирования курильского вопроса, остающегося одним из центральных в японской внешней политике). Россия, со своей стороны, не готова пойти на совместное развитие островов и вообще изменение их нынешнего статуса до решения фундаментального вопроса американского военного присутствия в регионе.

Говоря о готовности подписать мирный договор до конца этого года, Владимир Путин четко дал понять: Россия намерена всегда удерживать свой суверенитет над островами. Это серьезный вызов для основ всей политики Синдзо Абэ на российском направлении. Неспособность Японии ответить на озабоченности Москвы в области безопасности и военная зависимость от США заставляют наблюдателей думать, что в случае решения территориального вопроса в пользу Страны восходящего солнца говорить станет просто не о чем. А Москве совершенно не хочется со временем получить у своих восточных границ «Великобританию на Тихом океане».

Политические отношения между Москвой и Сеулом практически безоблачны. Особенно при нынешней корейской администрации. Развитию этих отношений не мешает присутствие на территории Республики Корея американского воинского контингента. Россия – важный потенциальный партнер в случае дальнейшей стабилизации отношений между Севером и Югом полуострова. Несмотря на то, что американская и японская позиция остается бессмысленно деструктивной – от Пхеньяна требуют ядерного разоружения без каких-либо гарантий безопасности, – президент Мун намерен добиться того, чтобы процесс примирения стал к концу его срока необратимым. Россия здесь – важный поставщик ресурсов для развития экономики северной части полуострова.

Но экономические отношения между Россией и Южной Кореей развиваются вяло. Корейский бизнес мало инвестирует в России, в том числе и на Дальнем Востоке. Корея хочет заключить соглашение о зоне свободной торговли (ЗСТ) с Евразийским экономическим союзом, но пока не готова идти на что-либо большее, чем традиционный формат, регулирующий только тарифные ограничения. А простое соглашение о ЗСТ России и ее партнерам по ЕАЭС совершенно не нужно. В современном мире продвинутые формы ЗСТ – это еще и снятие нетарифных барьеров, которыми хорошо защищены почти все азиатские экономики, а также стимулирование инвестиций. Последнее для России особенно важно в контексте развития Дальнего Востока и его интеграции в рынки АТР.

Монголия, которую на форуме представлял президент Халтмаагийн Баттулга, зажата между могущественными соседями, и это остается важнейшим фактором ее внешней политики. Более того, достаточно долгое пребывание в составе китайской империи и наличие в КНР провинции Внутренняя Монголия также служат источником озабоченности Улан-Батора. После распада социалистического блока Монголия стремилась компенсировать слабость России как гаранта ее независимости привлечением США. В результате этой политики Монголия не представлена в самой важной региональной структуре Евразии – Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), хотя по географическому положению ей там самое место. Сейчас Россия вернула себе значительную часть утерянного в 1990‑е могущества. И это, как было очевидно по выступлениям на форуме президента Баттулга и монгольского министра иностранных дел Дамдина Цогтбаатара во время сессии клуба «Валдай», придало стране уверенности. Видимо, стоило бы обсуждать вопрос интеграции Монголии в многосторонние евразийские структуры – ШОС и ЕАЭС.

В целом дискуссии на форуме и серия двусторонних переговоров подтвердили известный факт: Россия в Азии занимает уникальное положение – в регионе у нее нет враждебных отношений ни с одним государством. Более того, в северо-восточной части Азии отношения всех значимых держав с Россией по-своему лучше, чем друг с другом. На фоне глобальной тряски преимуществом этой части международной системы служит отсутствие военных и политических блоков, объединяющих группы государств. Любые аналогии с Европой, которая сначала выступала притягательным ориентиром и ментором для России, а затем превратилась в сплоченную угрозу, совершенно неуместны. Другое дело, что работа в Азии требует не очень свойственных России терпения и последовательности. Во время форума и по его завершении приходилось слышать от российских коллег, что ВЭФ прошел в четвертый раз, а громких результатов мало. Ответ: масштабы, уровень и качество дискуссий на форуме – это уже результат. И не только для развития Владивостока, который активно строится и улучшает свою инфраструктуру. Для всей России. Но эти результаты могут оказаться растраченными, если стране не удастся преодолеть проблему отсутствия экономического роста в национальном масштабе.

Метки: валюта, внешняя политика России, ВЭФ, ЕАЭС, Евразия, Международные отношения, Монголия, Си, США, Трамп, ШОС, экономика, Южная Корея, Япония