Федор Лукьянов

| Российская Газета

Инцидент в Керченском проливе вызвал быстрое обострение ситуации между Россией и Украиной, а также попытку распространить возникшую напряженность за пределы двусторонних отношений. Последнее, кажется, не очень удалось.

Реакция старших партнеров Киева была предсказуемой (предостережения в адрес России), но вялой. Идея Петра Порошенко о введении военного положения и соответственно переносе весенних выборов настолько шита белыми нитками, что возбудить волну искренней поддержки даже по ту сторону Атлантики, где не склонны обычно вдаваться в детали, на сей раз затруднительно.

При всей политико-риторической остроте данного конфликта скорее всего он останется малоприятным, но рутинным эпизодом затяжного противостояния. Однако выводы из него сделать необходимо, потому что он в очередной раз напомнил о наличии тяжелых хронических проблем.

События 2014 года создали в акватории Черного и Азовского морей новую ситуацию, в которую заложено нерешаемое на данный момент противоречие. Юрисдикция России над Крымом не признана Украиной и большинством стран мира, в то время как для самой России принадлежность Крыма к Российской Федерации не подлежит ни сомнению, ни обсуждению. Так что никакого формального компромисса тут быть не может, и такое положение вещей сохранится на обозримый период. В нем, однако, заложена мина бессрочного действия, взрыватель от которой в руках Киева. В случае любой провокационной активности украинской стороны и ответа на нее России Украине обеспечена международная поддержка. И акватория в смысле всяких фортелей более благодатна, чем суша, потому что правовая база, по которой определяются территориальные и нейтральные воды, сложнее, чем та, что распространяется на собственно территорию. И дает много возможностей для популярной ныне гибридной войны.

Что может делать страна, юридическая трактовка которой не принимается контрагентами? В идеале, конечно, убеждать в собственной правоте и добиваться признания собственных аргументов. Однако надо быть реалистами — пока шансов на успех закрепить свое видение де-юре нет. Остается другой вариант — убедительно подтвердить то, что существует де-факто, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, что это самое де-факто всерьез и надолго. Так функционируют все зоны «замороженных конфликтов» — юридический статус не коррелирует с фактическим, а фактический подкреплен четким объяснением, что последует в случае его нарушения.

В этом смысле инцидент в Керченском проливе, скорее всего, сыграл свою роль. Залог стабильности в зоне любого противостояния — отсутствие сомнений обеих сторон в том, что попытка нарушения статус-кво повлечет за собой немедленные решительные меры. Это не всегда эстетично, но неизменно эффективно. Можно по-разному относиться к руководству Украины, но ни Порошенко, ни его соратники не камикадзе. Большая война им не нужна, как она совершенно не нужна и России. Это не значит, что существующее состояние дел кого-то удовлетворяет, но взрыв ситуации чреват и крайне болезненными последствиями, и очень тяжелыми дилеммами. В частности, переход конфликта из вялотекущей фазу в острую заставит Москву всерьез выбирать модель поведения — ограничиться ли просто жестким ответом, чтобы осадить противника, либо попытаться обезопасить себя от повторения инцидентов, не останавливаясь на полумерах. Второй сценарий чрезвычайно опасен с разных точек зрения и явно не относится к числу предпочтений, но противостояние диктует свою логику.

В общем, России, вероятно, следовало давно более четко заявить о том, что правила в спорных акваториях устанавливает она, и с этим фактом всем придется смириться. Это тот случай, когда гибкость не приводит к снижению напряженности, а провоцирует ее нагнетать.

Еще одно впечатление от случившейся коллизии — девальвация фундаментальных понятий достигла невиданных масштабов. Военное положение — вещь серьезная, настаивает на очень определенный лад и предполагает определенные последствия. В классические времена введение военного положения служило прелюдией войны, так оно и воспринималось как теми, кто его вводил, так и внешними собеседниками. В нынешнем случае все превратилось в разудалый балаган и от трагедии до фарса ситуация трансформировалась в течение нескольких часов заседания Верховной рады.

Нравы и обычаи украинской демократии были бы исключительно правом и делом украинцев, но, к сожалению, в данном случае усугубляется и без того безумная утрата границ и ориентиров, которая в целом все более свойственна современному миру. Международная политика превратилась в «большую игру», но только не в прежнем значении (хитрая партия умудренных гроссмейстеров), а в подростковом смысле, будто все понарошку, не совсем всерьез. Справедливости ради, касается это отнюдь не только Украины, куда более могучие и влиятельные игроки грешат тем же. Россия тут, увы, не исключение, у нас в публичном пространстве переизбыток «диванных стратегов», для которых война — что-то вроде забавного упражнения, а не реальность жертв и разрушений. Пора бы закончить игры.