Тимофей Бордачев: Больше не «средняя»
| Профиль
С чем Россия возвращается в Центральную Азию
На протяжении почти полутора десятилетий из-за международного унижения, внутренних преобразований и внешнеполитических поисков, Москва уделяла незаслуженно мало внимания Центральной Азии (ЦА). Только к середине 2000-х официальные государственные органы и неправительственные институты России начали проявлять интерес к странам этого региона. Это и плохо, и хорошо. Плохо, потому что за прошедшее время ключевые позиции в организации интеллектуального пространства центральноазиатских государств плотно заняли наши партнеры из Америки и Европы. Для которых проблемы на обширных пространствах между Россией и Китаем – это не потенциальный вызов собственной безопасности, а просто поле для дипломатической игры против Москвы и Пекина. Хорошо – потому что сейчас, когда Россия возвращается в регион, у нее есть необходимые для этого ресурсы и решимость, а страны ЦА накопили опыт суверенного развития и способны рационально рассуждать о своем будущем.
В первую очередь, это касается самого крупного и мощного по своему потенциалу центральноазиатского государства – Узбекистана, власти которого проводят последние пару лет политику открытости. 10-11 ноября в Самарканде состоялась 10-я азиатская конференция Валдайского клуба. Два важнейших вопроса, обсуждавшиеся во время сессий и в кулуарах – адекватность в современных условиях восприятия Центральной Азии, как региона конкуренции великих держав и будущее отношений Узбекистана с Евразийским экономическим союзом (ЕАЭС). Обе темы, конечно, в широком макрорегиональном контексте, обеспеченном участием экспертов из «главной Азии» — Китая, Японии, Филиппин. Их выступления очень помогли российским и местным участникам понять, что рассуждать о ЦА в категориях старого, «европейского» мира уже несколько неактуально.
Однако привычные сюжеты, знакомые уже больше 100 лет, никуда пока не делись и тема «Большой игры» остается неизбежной, хотя и бессмысленной, частью дискуссии. Это понятие возникло в конце XIX века, когда Российская и Британская империи боролись за власть и влияние в центре Евразии. Китай в ту пору лежал в руинах и был объектом колониальной эксплуатации великих европейских держав. Сами народы Центральной Азии были лишь пешками в партии, разыгрываемой Россией и Великобританией.
Сегодня все иначе. Китай – одна из важнейших в экономическом и военном отношении держав. Центральноазиатские государства уже 28 лет обладают суверенитетом и могут делать свободный выбор во внешних связях.
Но за неимением ничего другого, старый тезис о «большой игре» сохраняет свою актуальность, если не на уровне принятия решений, там люди все рациональные, то в формате академической дискуссии. Тем более, что Америке и Европе предложить пока больше нечего. Хотя обсуждение этого вопроса мало что дает для понимания того, какая стратегия развития оптимальна для, например, Узбекистана. Новую «большую игру» никто вести не собирается. Россия – сейчас совсем другая страна. Она хоть и способна подкрепить свои внешнеполитические интересы военной мощью, но целеполагание у Москвы принципиально иное. Парадигма «Ивана Третьего» — обеспечение собственной безопасности через прямой контроль над периферией, сменилась более прагматичным подходом. В центре этого подхода – развитие международного сотрудничества, которое оставляет всем право выбора и создает условия для реализации задач национального развития. Тот же Евразийский экономический союз в силу своего устройства – это, в первую очередь, инструмент укрепления суверенитета входящих в него стран.
Европа уже совсем не та, что была еще 100 лет назад. Для государств Центральной Азии европейские партнеры – это источник инвестиций и технологий, не менее значимый, чем Россия, Китай или Япония. Тем более, что этот источник географически находится далеко и, стало быть, связи с ним накладывают меньше обязательств. Это определенно выгодно и взаимодействие стран ЦА с Европой не должно провоцировать ворчание с китайской или российской стороны. Но политически Европа уже не может оказывать существенного влияния на стабилизацию региона и его периферии, где находится Афганистан, превратившийся усилиями внешних держав в незаживающую рану Евразии. Здесь возможности европейцев и помочь, и навредить минимальны.
Другое дело – Соединенные Штаты. В силу своего совокупного могущества и влияния на мировую политику и экономику американцы заставляют относиться к себе с настороженностью. Однако ближайшие годы Америка будет поглощена сложным процессом внутренней перестройки и трансформации понимания своего места в мире. Поэтому мало вероятно, что активно вмешиваться в дела столь отдаленного региона, как ЦА, захочет кто-то, помимо настоящих фанатов «игры», которых в США не так уж много.
Китай, вроде бы, готов рассматривать Центральную Азию как важную часть своей программы «мироустройства» на более справедливых, хотя и иерархических принципах. Но и в Пекине прекрасно понимают, что имеют дело с состоявшимися государствами, обладающими собственными культурой и экономикой. И, что особенно важно, обладающими правом и возможностями выбора. Поэтому в ближайшие годы КНР сможет стать, в лучшем случае, инвестором в стабильность и развитие Центральной Азии, а в худшем – будет и дальше предоставлять кредиты, вызывая все большее раздражение у боящихся закабаления населения и элит. России, кстати, это совершенно не выгодно, поскольку она в заинтересована в том, чтобы китайские ресурсы создавали в регионе рабочие места, а не только политические новости.
Альтернатива устаревшей «большой игре» — совместное развитие вне зависимости от того, какие форматы оно примет. Для участия в новых проектах Центральной Азии есть что предложить – колоссальные человеческие ресурсы и уникальное географическое положение на пересечении континентальных торговых путей. Предмет переговоров – как увязать собственные интересы стран региона с задачами их партнеров. Один из инструментов для такого согласования интересов – евразийская экономическая интеграция, ставшая за последние годы реальностью международной жизни на континенте. Большую роль в этом сыграло соглашение о торговле и сотрудничестве, подписанное ЕАЭС и Китаем в мае 2018-го. Участие в союзе не накладывает на отдельные государства ограничителей в части взаимодействия с третьими странами, но дает неограниченный доступ на рынки труда и товаров друг друга.
Узбекистан – это одно из постсоветских государств, не связанных с Россией особыми отношениями в сфере безопасности. У двух стран нет общей границы — нет и связанных с этим тревог, которые испытывают многие, например, в Казахстане. Доминирует прагматичный интерес. В случае вступления в ЕАЭС Узбекистан автоматически становится лидером «юга» и главным партнером Москвы в рамках этого многостороннего объединения. Окончательное решение о том, как интегрироваться в макрорегиональные и, на этой основе, глобальные связи, будет делаться, конечно, самим Ташкентом. На основе рационального соотношения приобретений и обязательств, в результате сложных переговоров, цель которых для Узбекистана – сохранить свои преимущества, получить доступ на новый рынок и более качественное представительство в международных делах.
Некоторые участники конференции клуба «Валдай», яркие центральноазиатские эксперты, обращали внимание на то, что даже ее общая тематика сформулирована для них по-новому. Так, сам регион теперь называется «Центральной Азией», а не по-советски и несколько пренебрежительно — «средней». А проблемы обсуждаются в понятиях глобальной экономики и политики XXI века. Россия показывает стремление и способность адаптировать свою внешнюю политику и дискуссию к новым условиям внутри и вовне. Эта адаптация должна идти без значительных срывов, хотя есть кому их провоцировать. Оптимальный ее результат – постепенное строительство в Евразии нового пространства международного сотрудничества, а не оставшихся в XIX – XX веках разнообразных «игр».
