Виктор Лошак: «Важнее не точка отсчета, а точка, к которой стремишься»
О 30-летии саммита на Мальте
На саммите НАТО Россию назвали одной из главных угроз. Агрессивные действия Москвы ставят под вопрос безопасность в Евро-Атлантическом регионе, говорится в заявлении альянса. При этом генсек организации Йенс Столтенберг выразил надежду на нормализацию отношений. По его словам, диалог возможен. На фоне этих событий в России не заметили 30-летия окончания Холодной войны. Журналист Виктор Лошак — о том, почему круглую дату декабрьского саммита 1989 года на Мальте отмечают на Западе и без интереса относятся к ней на Востоке — в России.
Об этой встрече Горбачев и Буш быстро договориться не смогли. Консультации начались задолго до падения Берлинской стены, а прошел саммит лишь через месяц после ее крушения. Буш предпочитал провести встречу в Америке или Италии, Горбачев же не желал третий раз подряд лететь в США и вообще не хотел встречаться в стране НАТО. Подсказанная братом американского президента идея Мальты устроила Горбачева нейтральностью страны и возможностью дистанцироваться на корабле от огромного отряда аккредитованных журналистов. Буша же подкупило то, что такой саммит напомнит публике знаменитые переговоры 1941 года между Черчиллем и Рузвельтом у берегов Ньюфаундленда, результатом которых стала знаменитая Атлантическая хартия. Встреча на кораблях не прошла без технических сложностей: из-за шторма пришлось менять само место переговоров — их перенесли с советского крейсера «Слава» на пассажирский теплоход «Максим Горький», где жила советская делегация.
Пишут, что оба лидера очень волновались, боясь попасть в расставленные для них партнерами по переговорам ловушки. Кроме того, среди приближенных Буша были влиятельные противники этой встречи — советник по нацбезопасности Скоукрофт и министр обороны Чейни. Последний откровенно считал: «Зачем же прекращать игру, когда шансы на успех становятся все больше?» Именно вопреки такому мнению «ястребов», Буш заявил в итоге переговоров: «Мир станет лучше, если перестройка увенчается успехом». Горбачева волновала та пауза, которую после сложившихся у советского лидера и президента Рейгана отношений держал Буш, не желавший поначалу поддерживать генсека, которому уже предсказывали падение.
Саммит на Мальте не выработал каких-то исторически важных итоговых документов, но его главным итогом стало общее понимание американского и советского лидеров конца Холодной войны и необходимости новой мирной политики. «Советский Союз ни при каких обстоятельствах не начнет войну против США»,— заявил Михаил Горбачев. Мальта, кстати, стала первым местом, где руководители СССР и Соединенных Штатов провели совместную пресс-конференцию. Буш пообещал инициировать отмену существовавших санкций, среди которых самым болезненным был запрет на кредиты Москве.
Если сегодня вернуться к сказанным тогда словам Горбачева о том, что теперь «угроза насильственных действий, недоверие, психологическая и идеологическая борьба — все это должно кануть в вечность», можно подумать, будто на Мальте 30 лет назад встречались два идеалиста. Но не только им, но и сотням миллионов других людей казалось, будто мир навсегда меняется. Что говорить, если в эти дни папа римский молился за успех перестройки. Лишь много позже, когда Горбачев ушел, политики, дипломаты и военные стали предъявлять претензии к мальтийским переговорам, например, о том, что нужно было на бумаге одобрить объединение Германии в обмен на реформу НАТО и Варшавского договора из военных в политические организации.
Сейчас мы и Америка настолько увлеклись конфронтацией, санкциями, разрушением начатых в перестройку мирных договоренностей, что не верится, будто возможна иная политическая философия и, как результат, новое потепление — новая Мальта. Видимо, кто-то думает: раз невозможна, то нечего о ней и говорить. Но стоит вспомнить, что изначально у Горбачева ситуация была куда хуже сегодняшней: экономика, подавленная бессмысленным ВПК, диктовавшие политику маршалы, проникший во все поры общественной жизни КГБ… Внешняя политика Горбачева доказала миру: важнее не точка отсчета, а точка, к которой стремишься.
