Виктор Лошак

| Журнал «Огонёк»

Что было за кулисами избрания Михаила Горбачева генеральным секретарем ЦК КПСС

35 лет назад к власти в СССР пришел Михаил Горбачев. 11 марта 1985 года пленум ЦК КПСС избрал его генеральным секретарем. С этого дня и следует отсчитывать поворот страны к рынку, свободе слова и совести, начало тяжелейшего для советских людей транзита в новое состояние умов и общества, не закончившиеся и по сей день.

Принято считать Горбачева везунчиком. Подняться в 54 на самую высокую ступень неимоверно длинной и крутой советской иерархической лестницы? Это было что-то из разряда фантастики. После избрания молодого генсека многие еще долго не могли в это поверить. Люди бы очень удивились, узнав, что занять высший пост Михаил Сергеевич должен был еще за год до 11 марта 1985-го. Известна даже дата — 13 февраля 1984-го. В документе, который принято считать политическим завещанием генсека Юрия Андропова, был отдельный абзац, где умирающий лидер рекомендовал соратникам назначить Горбачева и обосновывал почему. И этот абзац из оглашенного на пленуме документа пропал. Один из коллег Горбачева по ЦК рассказывал мне, что «пропажа» была делом рук всемогущего заведующего Общим отделом ЦК КПСС Клавдия Боголюбова, через которого проходили все документы. В одном из поздних своих интервью Михаил Сергеевич случившееся подтвердил: «В предсмертном докладе (Андропов) сообщал, что надолго ложится на лечение. Он предупреждал, что страна не может надолго остаться без руководителя, и предлагал меня. Этот абзац был из доклада убран. Его не опубликовали».

Хотя в этой главе жизни Горбачева удача в какой-то момент отвернулась от него, в целом важнее было и для страны, и для будущего лидера перестройки, что это был период, когда свою дружбу и покровительство ставропольскому партработнику подарил Юрий Андропов. Хотя, кажется, судьба к этому моменту уже подала Горбачеву знак: после юрфака он получил распределение в управление по надзору Генпрокуратуры СССР. Очень обрадовался, тем более Раиса Максимовна нашла место преподавателя в столичном пединституте. Однако в самый последний момент в генпрокуратуре появилось распоряжение не брать в надзор людей без опыта практической прокурорской работы. Горбачеву без большой охоты пришлось возвращаться в Ставрополь.

Край этот, со своими курортными жемчужинами Пятигорском, Кисловодском, Ессентуками, такой, что лишь успевай встречать и провожать высоких гостей. Горбачев был вторым секретарем обкома, когда пожаловал Андропов с женой. Начальнику Горбачева, первому секретарю, передали, что его встреча с Андроповым нежелательна. Это был сосланный на Ставрополье близкий соратник Хрущева, и по тонким номенклатурным законам Андропов понимал, что Брежневу были бы неприятны их встречи. Роль радушного хозяина пришлось не по чину взять на себя Михаилу Сергеевичу. Жарили шашлыки, слушали привезенные Андроповым записи Высоцкого и много говорили… Оказалось, что человек с не до конца проясненной биографией — Андропов — знает множество казачьих песен, в том числе и терских. С тех пор их встречи на Ставрополье стали регулярными, хотя и не длинными.

Горбачев и сейчас восхищается памятью Андропова. Вспоминает, что однажды в порыве откровенности сказал Юрию Владимировичу, мол, посмотрите на фотографию руководства партии, одни пожилые лица, а где же молодая поросль? Прошло много лет, и к этому разговору они никогда не возвращались, и вдруг Андропов в разговоре улыбнулся, вспомнив именно это слово — «поросль».

Если перечитывать написанное и сказанное Горбачевым, создается впечатление, что, несмотря на близость, Андропов все равно никому до конца не доверял. «Андропов попросил нас с Рыжковым,— вспоминает Горбачев,— все взвесить и обдумать (речь о планировавшемся повышении цен на хлеб с 1 декабря 1982 года.— В.Л.), а свои выводы доложить ему. Пытаясь понять существо дела, мы попросили дать нам возможность разобраться с состоянием бюджета. Но Андропов ответил: «Ишь чего захотели. В бюджет я вас не пущу»».

В отличие от ситуации передачи власти после Андропова все, что должно было произойти в марте 1985-го, Горбачев не пустил на самотек. Впрочем, к этому моменту уже ушли из жизни такие политические тяжеловесы, как Михаил Суслов и Дмитрий Устинов, а Андрей Громыко сам затеял кадровую интригу.

От его имени ее вел сын — директор одного из академических институтов. Переговорщиками от Горбачева были Александр Яковлев, на тот момент директор ИМЭМО АН СССР, и Евгений Примаков. Громыко, если упростить их разговор, предлагал свою поддержку Горбачеву при выдвижении, взамен просил пост формального руководителя страны — председателя Президиума Верховного Совета. В тот же день вечером Яковлев рассказал о разговоре Горбачеву. Михаил Сергеевич долго молча ходил по кабинету.

— Передай Андрею Андреевичу,— наконец сказал он,— что мне всегда было приятно с ним работать. С удовольствием буду делать это и дальше, независимо от того, в каком качестве оба окажемся. Добавь также, что я умею выполнять свои обещания.

У Черненко были слабые, больные легкие. Кто-то неразумно посоветовал ему отдых в Кисловодске. Тамошний климат только-только избранному генсеку был категорически не показан. Из болезни он уже не выкарабкался.

В 19:20 10 марта 1985 года Горбачеву позвонил начальник четвертого управления Минздрава Евгений Чазов: Черненко скончался. Вторым адресатом звонка был председатель КГБ Чебриков. Было воскресенье, но на десять вечера Горбачев, второй человек в партии, назначил заседание политбюро. Скорее, этот вечер, а не пленум ЦК на следующий день, оказался решающим.

Расклад был хотя и очевидный, но не простой. Претендентами себя чувствовали руководители московской и ленинградской парторганизаций Гришин и Романов, а по традиции старшинства пост мог перейти к 80-летнему Николаю Тихонову — председателю Совмина СССР. На историческое заседание политбюро не успели те, кто находился в отъезде: украинский первый секретарь Щербицкий был в Лос-Анджелесе, председатель Совмина РСФСР Воротников — в Югославии, Кунаев из Казахстана прилетел лишь 11-го. Больше всего повезло со Щербицким, который традиционно рассматривался как претендент на руководство Совмином.

Можно сказать, что у избрания Горбачева была лишь одна запинка. Заседание политбюро началось с того, что Михаил Сергеевич не стал занимать место председательствующего, хотя все давно к нему на этом месте привыкли — он вел секретариаты и заседания политбюро еще в отсутствие Андропова. Предстояло первым делом избрать председателя похоронной комиссии, по кремлевской традиции этот человек и становился наследником верховной власти. И тут вышла заминка, повисло тяжелое молчание. А разрядил его человек, которого команда Горбачева опасалась как соперника,— Виктор Гришин. В протоколе приведены такие его слова: «А почему медлим с председателем? Все же ясно. Давайте Михаила Сергеевича». Дальше на Горбачева полился мед, все спешили засвидетельствовать почтение, перебивая друг друга.

В четыре утра Михаил Сергеевич вернулся домой в загородную резиденцию. Раиса Максимовна не спала. По традиции они перед сном прогулялись по саду, и он ей все рассказал. Они говорили о том, как стремительно все случилось, ведь они лишь семь лет назад вернулись в Москву из Ставрополя. Жена сказала, что даже не знает, хорошо случившееся или плохо…

Этой ночью Рыжков, Лигачев и министр обороны маршал Сергей Соколов работали с приезжающими делегациями. Рыжков — с хозяйственниками; Лигачев — с партийными начальниками с мест; Соколов — с военными. Пленум 11-го прошел гладко. Его открыл Горбачев, но главную речь неожиданно прочувствованно и очень лично сказал Андрей Громыко. Многие никогда и не видели его выступление не по бумажке. «Мы наверняка не ошибемся, если изберем его генеральным секретарем»,— закончил свое выступление 76-летний министр иностранных дел. «Мне никогда раньше не приходилось слышать о себе таких слов, такой высокой оценки»,— вспоминал о своих впечатлениях позже Горбачев.

Как писал в мемуарах помощник Горбачева Анатолий Черняев, в ответ на итоги голосования «зал взорвался овацией, сравнимой с той, которая была при избрании Андропова».

Тем, кто сегодня утверждает, будто Горбачев пришел к власти, не имея программы и не понимая, зачем ему эта власть, хочу напомнить: уже в первой речи нового генсека 11 марта 1985 года были слова «демократизация» и «гласность», хотя в значительной степени он конечно же еще выглядел продолжателем дела своих предшественников — Брежнева и Андропова.

Михаил Сергеевич искренне считал, а возможно, и сейчас считает, будто советский социализм еще можно было реформировать, спасти.

В картине мира Михаил Сергеевич остался одинокой фигурой между двумя полюсами крайних о себе мнений: автор крупнейшей геополитической катастрофы / лучшее, что было в русской политической истории.

«Те, кого вынесла наверх горбачевская перестройка, не могли простить ему его размаха и того, что он осмелился совершить,— написала политолог Лилия Шевцова.— В российской политической жизни, которая уничтожает авторитеты и моральные стандарты, Горбачев остался, может быть, единственным, к кому прислушивается мир. А то, что мы пытаемся его игнорировать, говорит не о нем, а о нас… Ему не повезло с нами. Но нам повезло с ним. Правда, нам еще предстоит это осознать».

…Нам, интеллигенции, казалось в конце 1980-х, что он слишком медленно реформирует страну, а он чувствовал ее распад. Месяц назад мы долго говорили с Михаилом Сергеевичем. «Знаешь,— сказал он,— я до сих пор отвечаю за все, что в стране происходило». Кто-то точно сказал о нем: Человек и История в одном лице.

Метки: бывший СССР, история