Чем вызван антиевропейский жест ФРГ
Франко-германский тандем не может быть тянитолкаем
Недавнее решение Конституционного суда ФРГ, призванное поддержать претензии Немецкого федерального банка (Бундесбанка) к Европейскому центральному банку (ЕЦБ), произвело в Брюсселе эффект разорвавшейся бомбы. Немецкие финансисты уже два года выступают против мер ЕЦБ, направленных на спасение еврозоны путем покупки гособлигаций. Кристин Лагард как глава ЕЦБ была поставлена Конституционным судом ФРГ перед необходимостью предоставить в течение трех месяцев оценку законности покупок ЕЦБ госдолга стран, входящих в еврозону. В противном случае Бундесбанк может быть освобожден от обязанности покупки чужих гособлигаций. При этом Конституционный суд ФРГ указал, что его решение не распространяется на новую программу ЕЦБ по выходу из рецессии после пандемии.
Конфликт мог бы остаться примером профессиональной полемики между немецкими и европейскими финансистами о правильности монетарной политики ЕЦБ, которая один раз уже спасла еврозону от распада. Однако значение этих разногласий выходит за рамки профессионального спора. Дело в том, что Конституционный суд ФРГ впервые признал незаконным решение Европейского суда, разрешившее в 2018 году ЕЦБ покупать гособлигации членов еврозоны. В ответном заявлении ЕЦБ отметил, что принял к сведению постановление Конституционного суда ФРГ, но по-прежнему полностью привержен своему мандату, законность которого подтверждена Европейским судом.
В свою очередь, руководство Евросоюза указало на то, что Конституционный суд ФРГ ставит под сомнение не только ключевые усилия по стимулированию еврозоны, но и примат законодательства ЕС, подразумевающий, что решения Европейского суда являются обязательными для национальных судов. Отмечалось, что, подвергнув сомнению легитимность Европейского суда, Конституционный суд ФРГ подал пример другим странам.
Если бы подобный демарш был сделан Венгрией или Польшей, государствами–членами ЕС, прославившимися евроскептицизмом, вряд ли это вызвало бы такой шок. Но никто не мог ожидать подобного жеста от ФРГ, исторически одной из движущих сил европейской интеграции и самой сильной экономики ЕС. Именно последнее обстоятельство давно размывает приверженность Берлина европейскому федерализму.
Наверное, поворотным моментом в политике ФРГ все же является мировой экономический и финансовый кризис 2008 года, когда Ангела Меркель взяла бразды правления в ЕС в свои руки и стала решать проблемы посредством неофициальных мини-саммитов, состав которых определялся самой Меркель. Уже тогда она выступала против идеи выпуска единых еврооблигаций, принуждавших, по ее мнению, рядовых немцев платить за должников из Южной Европы. И уже тогда стали нарастать противоречия между ФРГ, полагающей, что нет иного выхода из кризиса, кроме «всеобщей строгой экономии», и ее оппонентами во главе с Францией, утверждающими, что бережливость сама по себе не вызовет экономического роста в еврозоне и не будет способствовать повышению доверия населения к политикам.
Традиционный тандем Франции и Германии, который остается в Евросоюзе мотором интеграции, на вербальном уровне объединен общей идеей более сильного и автономного ЕС. Однако по практическим вопросам реформирования Евросоюза в целях превращения его в полноценный центр силы на мировой арене между ними есть принципиальные разногласия. Создается впечатление, что Франция и Германия в отношении к развитию евроинтеграции поменялись местами.
Изначально голлистская Франция не стремилась к созданию наднациональных институтов, тогда как традиции немецкого федерализма были одной из основ идеологии европейского единства. Шарль де Голль очень подозрительно относился к Еврокомиссии, которая, по его мнению, должна была оставаться только техническим институтом под надзором национальных государств. Сегодня президент Франции Эмманюэль Макрон хочет, чтобы Еврокомиссия усилила политический контроль над управлением еврозоной, и выступает за более глубокую интеграцию в области миграции, налогообложения, внешней политики и обороны в целях повышения способности ЕС защищать свои интересы на мировой арене.
В отличие от Франции Германия, исторически сторонница федерализма, после пережитого мирового экономического и финансового кризиса стала гораздо больше привержена модели межправительственного сотрудничества, прежде всего в еврозоне, то есть, по сути, голлистским традициям. Сегодня ФРГ не решается наделить институты ЕС большей властью. Как отмечают некоторые политологи, в ФРГ, ключевой стране ЕС, именно федеральные земли находятся среди наиболее влиятельных противников углубления модели евроинтеграции. В дилемме о приоритетах в развитии интеграции – институты или законы − руководство ФРГ на стороне жесткого приоритета законов. Это является отражением того, что немецкий ученый Карл Хайнц Борер называет тенденцией Берлина фетишизировать закон до такой степени, что он превращается в «метафазу, основанную на абсолютной норме, независимой от реальности и стоящей над политикой».
На практике изменения в идеологических установках политической элиты Германии являются отражением борьбы сторонников либеральной идеи и неоконсерваторов, которая подогревается транзитным состоянием руководства страны. Кто одержит верх в этой борьбе идей, покажет время, а точнее, эффективность принципа коллективного суверенитета, без которого невозможен выход государств – членов ЕС из катастрофических последствий пандемии.
Парадоксальность ситуации внутри тандема состоит в том, что единство Франции и Германии относительно сильного и автономного Евросоюза на мировой арене, способного защищать европейские интересы, в том числе силовыми методами, требует беспрецедентной солидарности внутри ЕС, которой не хватает самим участникам тандема. Окончательный раскол ЕС на французскую и немецкую Европу сделает эту общую мечту безвозвратно утраченной.
