Александр Грушко

Интерфакс

О перспективах отношений Москвы и Брюсселя после смены руководства ЕС

Москва. 16 июля. INTERFAX.RU — Замминистра иностранных дел России Александр Грушко в интервью корреспонденту «Интерфакса» Ксении Байгаровой рассказал о перспективах отношений Москвы и Брюсселя после смены руководства ЕС, спрогнозировал ответ России на возможную передислокацию тактического ядерного оружия из Германии в Польшу, сообщил о предстоящем визите президента Франции Эмманюэля Макрона в Москву и заверил, что, несмотря на разногласия, партнерство России и Турции остается крепким.

— Полгода назад сменилось руководство Евросоюза. Тогда многие в Москве выражали осторожный оптимизм и надежду на то, что отношения между Россией и ЕС станут лучше. Оправдались ли эти ожидания?

— Пока ничего не меняется. Как говорил классик, «в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань». Посмотрим, в каком направлении будет развиваться мыслительный процесс в Евросоюзе. Но пока эта европейская телега стоит на одном месте в силу того, что, очевидно сталкиваются интересы различных стран, в том числе и на российском направлении. Есть некоторые политики, в том числе в странах Балтии и Польше, которые буквально зубами держатся за геополитическую позицию, связанную с их пониманием выстраивания отношений с Россией как с противником. Они убеждены, что на Москву надо оказывать давление во всех сферах с использованием санкционных механизмов. Но есть и страны, представители которых откровенно признают, что, во-первых, санкции не дали необходимого эффекта, то есть, на языке ЕС, «не изменили поведения России», и, во-вторых, эти санкции противоречат глубинным интересам самого Евросоюза.

Брюссель сам загнал себя в ловушку, увязав эти санкции с выполнением Минских соглашений. В Киеве заявляют, что Минские соглашения выполнять не собираются, придумывают разные версии того, как их трактовать, в частности заявляют о том, что это некие «рекомендации», хотя Минский комплекс мер, как известно, был утвержден резолюцией Совета Безопасности ООН 2202 от 2015 года и стал частью международного права. Но апологетов санкций эти юридические детали абсолютно не интересуют.

— Понятно, что отмены санкций в ближайшее время ждать не приходится. Но с учетом заинтересованности бизнеса, возможны ли какие-то промежуточные меры до реализации Минских соглашений, какое-то частичное ослабление санкционного режима?

— В оценке перспектив мы остаемся на почве реальности. Но, думается, рано или поздно стратегические интересы европейцев должны возобладать. Для нас очевидно, что если Европа хочет развиваться в новом, полицентричном мире, быть одним из центров не только в экономическом, но и в политическом и военном смыслах, она должна быть заинтересована в нормальных, здоровых отношениях с Россией. Точно так же, как и Россия заинтересована в нормальных, здоровых отношениях с ЕС, которые основывались бы на уважении законных интересов друг друга и на равноправии.

Что же касается санкций, то они дали мультиплицирующий эффект для некоторых секторов нашей экономики. Создали более жесткую конкурентную среду, которая заставила бизнес и инвесторов быть более эффективными и конкурентоспособными, как в плане организации производства, так и в плане повышения качества продукции. Мы видим, что бизнес, несмотря на ограничения, продолжает делать свое дело. Если мы посмотрим на количество компаний, которые находятся на сегодняшний день в РФ (я имею в виду главных наших инвесторов – Италию, Францию и некоторые другие страны), – оно не уменьшается. Не произошло, скажем так, резкого провала. Да, какие-то флуктуации были, но, тем не менее, общее присутствие европейского бизнеса осталось примерно на том же уровне, что было и раньше.

Другое дело, что в связи с коронавирусом и общими негативными изменениями в сфере мировой торговли экономическая обстановка ухудшилась. Не секрет, что, по некоторым экспертным оценкам, на сегодняшний день только 30 процентов мировой экономики находится в «зеленой» зоне, то есть там, где действуют четкие нормы и правила, порядка 30 – в «красной» зоне, где так или иначе применяются какие-то ограничения, и 30 процентов в сфере неопределенности. И эта неопределенность, конечно, сковывает бизнес, поскольку предсказуемость и ясность правил – ключевые составляющие для полноценного экономического сотрудничества.

Кстати, неоднозначность позиции Киева по Минским договоренностям сводится к желанию максимально продлить режим санкций в отношении России. Вот так видят там интересы своей страны. Страны Запада не только закрывают на это глаза, но и всячески поощряют киевский режим. Большинство стран ЕС являются членами НАТО, а недавно в альянсе было принято решение о повышении статуса Украины до уровня партнера с «расширенными возможностями». Это прямое поощрение националистических сил, партии войны в Киеве.

Поэтому мяч сейчас на стороне Евросоюза, но мне представляется, что в долговременной перспективе, если задумываться о реальных интересах европейцев, рано или поздно они должны будут отойти от этой провальной политики на российском направлении. Кстати, наметились уже определенные движения в эту сторону. Высокий представитель ЕС по иностранным делам и политики безопасности Жозеп Боррель объявил о начале стратегического обзора отношений с Россией. Посмотрим, чем это завершится.

— Еще в 2016 году Россия выдвинула инициативу об инвентаризации отношений с Евросоюзом, в ответ ЕС выдвинул пять принципов развития отношений с Россией, увязывая их с реализацией Минских соглашений. В Москве назвали такую позицию недальновидной. Будет ли Россия выдвигать какие-либо новые инициативы в отношениях с ЕС при новом руководстве?

— Те пять принципов как раз являлись частью санкционного пакета, стратегией их назвать нельзя. Там, например, написано, что ЕС будет разговаривать с Россией только по тем вопросам, которые интересуют Евросоюз. Мы приняли к сведению. Тоже разговариваем с Евросоюзом по тем вопросам, которые интересуют Россию.

Пока никаких новых инициатив нет. Тем не менее, несмотря на объявленные ограничения мы, так или иначе, ведем диалог по многим направлениям. Это, прежде всего, весь спектр вопросов, связанных с конфликтными ситуациями, в частности в Сирии, Ливии, а также на Украине, ведь ведущие страны ЕС – Франция и Германия – входят в нормандский формат, на регулярную основу поставлены консультации по балканской тематике. Взаимодействуем и по экономическим вопросам.

Кстати, у России и ЕС возникла новая сфера интересов – извлечение уроков из борьбы с коронавирусом, постпандемические меры. Ведь пандемия обнажила изъяны в схемах международного сотрудничества. Мы выступили с предложением о том, как нам объединять усилия в сфере здравоохранения. Речь идет и о создании вакцин, и об обмене опытом, и о поставках оборудования и медикаментов. Это важно. Если будут сделаны правильные выводы, что надо не отгораживаться, а, наоборот, объединять усилия, это будет способствовать общему оздоровлению климата отношений между Россией и ЕС. Из перспективных новых сфер для диалога и, возможно, даже взаимодействия выделю цифровизацию и «озеленение» экономики. В плане международного сотрудничества пока это непаханое поле, и лучше осваивать его вместе, а не по делянкам, не допуская здесь ненужных разделительных линий.

В то же время не могу не вспомнить, как были озадачены кампанией, развернутой на Западе, когда мы стали оказывать помощь в борьбе с коронавирусом Италии, Сербии, Боснии и Герцеговине и другим странам. Нас упрекали, что Москва, мол, пытается использовать сбои в сотрудничестве между странами Евросоюза и НАТО для извлечения каких-то геополитических преимуществ и разъединения Европы. Это была совершенно несправедливая и оголтелая кампания. На самом деле, мы не сильно рекламировали свои усилия и помогали тем, кто к нам сам обращался за помощью. Давали то, что реально могли дать, с учетом наших собственных, часто очень острых, потребностей – в тех же аппаратах ИВЛ, наборах для тестов, защитных масках, лекарствах.

Мне по долгу службы пришлось заниматься вопросами, связанными с гуманитарной миссией российских военных в Италии. Буквально волосы на голове шевелились от того, что приходилось читать в европейской прессе. Мол, это все тайная операция России, цель которой – добиться военного проникновения в Италию и последующего закрепления там. Чудовищно. Будто в Италию, одну из самых открытых стран мира, можно попасть только под личиной военного медика в халате химзащиты, маске и очках. И сами итальянцы, не секрет, подвергались остракизму в ЕС и НАТО за то, что приняли российскую помощь. А история очень простая: Премьер-министр Италии обратился к нашему Президенту за помощью. Она была оказана. Причем – в полном взаимодействии с принимающей стороной. И когда задачи были согласованно выполнены, в течение двух дней мы ушли.

— Политики в Европе все чаще высказываются в пользу того, что ЕС нужна собственная армия, чтобы собственные войска, вне структур НАТО, укрепили бы европейскую самостоятельность и снизили зависимость Европы от США. Считаете ли вы такие планы реалистичными? В целом, усматривают ли в Москве антироссийскую направленность в военной составляющей деятельности ЕС?

— Мы понимаем потребность европейцев быть автономными и самостоятельными в сфере безопасности. Биполярная структура международных отношений осталась в прошлом. Когда Европа была частью трансатлантической половины биполярного противостояния, то это была одна ситуация. Теперь же, если ЕС хочет быть центром политического и экономического влияния, понятно, что он будет стремиться обладать соответствующим потенциалом в сфере военной безопасности. Мы неоднократно говорили о том, что понимаем объективные причины, которые стимулируют европейцев двигаться в сторону оборонной «идентичности» и самостоятельности в этой отрасли. Важно, чтобы это движение шло не по калькам «холодной войны», не создавало новые разделительные линии. А такой риск есть. НАТО пытается оседлать этот процесс, подчинить его целям защиты от «угрозы с Востока», то есть России.

— Россию многие западные политики упрекают в попытках «вбить клинья» в отношения между ЕС и США…

— Клинья в трансатлантическое единство вбивает администрация США, которая рассматривает Европу как свою колонию, предписывает, с кем ей торговать, с кем не торговать, какой газ покупать, какой не покупать, какие газопроводы строить, а какие нет. Не только грозит, но и вводит санкции против своих же союзников. Выходит или разрушает соглашения в области контроля над вооружением, имеющими фундаментальное значение для их ближайших партнеров. Европейцы публично жалуются, что администрация Трампа монетизировала статью пятую Вашингтонского договора, которая, по их определению, имеет «сакральное» значение. Не Россия заставляет европейские страны тратить 2% ВВП на военные нужды и закупать американское оружие. Поэтому те, кто рассуждают о том, что Россия пытается вбивать какие-то клинья, пусть посмотрятся в зеркало.

— Но геополитически противоречия между Европой и США на руку России?

— Что значит «на руку»? Россия по многим причинам заинтересована в том, чтобы иметь нормальные отношения и с США, и с европейцами. Напомню, что в лучшие времена объем торговли между Россией и ЕС составлял 417 миллиардов долларов, и это при том, что, конечно, наш экономический вес в глобальном ВВП был менее значителен. Скажем, с китайцами и США эта цифра достигала 500, 600 миллиардов долларов, но, тем менее, это близко. То есть, с точки зрения торгово-экономических связей, ресурс отношений с Россией для Евросоюза имел стратегическое значение, сопоставимое с тем, что они имеют с Китаем и США. Мы от этого не собираемся отказываться. Да, действительно, в последнее время мы вкладываемся в развитие ЕАЭС, ускоренно развиваем восточный вектор в наших внешних торгово-экономических связях. Но это объективная реальность и потребность, потому что драйверы экономического роста перемещаются на Восток, это общий тренд. Но это не значит, что мы отказываемся от традиционного европейского направления, не только с учетом того, что мы связаны железными дорогами, газопроводами, нефтепроводами, а главное – общей историей, культурой и, наконец, географией. В нашем представлении, реальный интерес Евросоюза не может состоять в том, чтобы культивировать враждебные отношения с Россией.

— Сегодня многие опасаются, что после внесения поправки в Конституцию РФ о приоритете национального права над международным Россия перестанет исполнять решения Европейского суда по правам человека в Страсбурге. Венецианская комиссия выразила озабоченность по этому вопросу.

— Речь не идет об исполнении или неисполнении решений. Конечно, ЕСПЧ будет продолжать работать, будет принимать иски от российских граждан. Но исполнять решения мы будем в той мере, насколько это соответствует Конституции РФ. В этом ничего особенного нет. Такие положения существуют в законодательствах многих стран, в частности Финляндии, Грузии, Албании, Сербии, Германии, Великобритании, Италии, Австрии.

Вот один из последних примеров: 20 мая федеральный конституционный суд Германии заявил о невозможности исполнения решения суда ЕС, которое касалось законности деятельности программы закупок государственного сектора Европейского Центрального Банка, указав на «значительное превышение полномочий», предоставленных суду ЕС. Эта ситуация не связана с ЕСПЧ, но иллюстративна с точки зрения проблемы соотношения внутреннего и международного законодательств.

Не надо забывать, что в последние годы четко обозначилась проблема, когда страны Запада, пользуясь своим большинством, пытаются наделить те или иные международные организации функциями, которые выходят за рамки уставных требований этих организаций. В частности, в Техническом секретариате ОЗХО (Организация по запрещению химического оружия – ИФ) был создан некий атрибутивный механизм. Такой механизм, если идти по правовому пути, может быть создан, но только через внесение поправок в КЗХО и через соответствующую ратификацию всеми государствами-участниками, если они согласны. Но в данном случае это создается путем простого голосования. И появляются ничем не предусмотренные атрибутивные механизмы, противоречащие самой природе этих международных инструментов, которые замещают национальные компетенции в сфере оценок соблюдения или несоблюдения конвенций или договоров; замещают прерогативы резолюций ООН. То есть какие-то созданные неправовыми средствами структуры, какие-то эксперты могут указывать пальцем на страны и говорить, что они что-то не соблюдают, а параллельно в рамках западных объединений формируются соответствующие неправовые санкционные инструменты, которые могут сразу задействоваться по отмашке этих самых механизмов, Западом и управляемых. Как с этим можно согласиться?

— Но если вернуться к ЕСПЧ. Допустим, российский гражданин после нахождения в местах лишения свободы отсудил через ЕСПЧ компенсацию у России. После внесения поправок в Конституцию РФ это по-прежнему будет работать?

— Поскольку мы ратифицировали европейскую Конвенцию по защите прав человека и основных свобод (ЕКПЧ), ее положения являются частью нашего внутреннего законодательства.

— То есть ничего не изменится?

— Изменится в том плане, что в правоприменении коллизии между вердиктами ЕСПЧ и нормами Конституции РФ будут исключены. Есть огромное количество дел, где государства-участники заявляют о том, что они не могут исполнить, полностью или частично, решения Суда, потому что они противоречат тем или иным конституционным положениям.

Кстати, если говорить о действии ЕКПЧ, то наиболее существенный пробел – неучастие в Конвенции Евросоюза как наднационального объединения. Переговоры ведутся уже несколько лет, но воз и ныне там. При этом, присоединяясь к другим конвенциям в рамках Совета Европы, ЕС настаивает на так называемых «разъединяющих оговорках», предусматривающих выполнение норм конвенций, только когда они соответствуют законодательству ЕС, включая его возможные изменения. По сути, это приводит к фрагментации конвенционного массива Совета Европы, а структуры Евросоюза остаются вне правового поля ЕКПЧ.

— Недавно Нидерланды подали в ЕСПЧ иск против России в связи с крушением «Боинга» MH17. В то же время выразили готовность к переговорам с Россией на этот счет. Как вы можете это прокомментировать? Ведутся ли в Москве консультации по этим вопросам с Нидерландами, Австралией, Бельгией? Готова ли Россия выплатить компенсации пострадавшим? И в целом, как оцениваете ход судебного разбирательства по этому делу?

— Мы наблюдаем за судом, и, к сожалению, его ход, а теперь и объявленное намерение обратиться в ЕСПЧ показывает, что Гаага продолжает придерживаться изначально выбранной версии, когда до сбора «доказательств» Россия была назначена виновной.

Что касается консультаций с Нидерландами и Австралией, то у нас такие были по правовым аспектам, но это не имеет отношения к непосредственной работе суда.

— Относительно недавно были возобновлены дискуссии между начальниками генштабов России и НАТО. Есть ли вероятность возобновления политических контактов на других уровнях по линии Совета Россия-НАТО (СРН)?

— Мы никаких решений о разрыве отношений с НАТО не принимали. Политический диалог как велся, так и продолжается, пусть и вне формальных заседаний СРН. Существуют, например, контакты между Начальником Генерального штаба Вооруженных Сил РФ и Председателем Военного комитета НАТО. Недавно между ними состоялся телефонный разговор. Периодически, примерно раз в полгода, проходят встречи между Начальником Генштаба ВС России и главнокомандующим Объединенными вооруженными силами НАТО, он же командующий силами США в Европе. Собирался СРН. Но дело в том, что пока особых тем для разговоров нет. СРН создавался для обзора горизонта безопасности, упреждающего выявления общих угроз и вызовов. Рассматривал варианты и способы сотрудничества в деле нейтрализации этих угроз, принимая во внимание деятельность других организаций, чтобы их не дублировать. То есть искал те ниши, где у всех членов СРН было общее видение того, что надо делать.

— Сейчас нет такого общего видения?

— Видения нет, но современные общие угрозы никуда не делись, только обострились. Вот, например, Афганистан. Мы неплохо сотрудничали в деле стабилизации в этой стране. Были реализованы очень значимые проекты. Один из крупнейших – по борьбе с наркотиками. Под эгидой СРН было подготовлено больше трех тысяч офицеров для антинаркотических служб Афганистана, Пакистана и стран Центральной Азии. Но сейчас все сотрудничество свернуто: борьба с пиратством, борьба с терроризмом. Последнее, чем мы занимались по линии СРН, – запуск первой в истории Совета Россия-НАТО совместной операции по обеспечению безопасности процесса уничтожения химического оружия, вывезенного из Сирии. Однако НАТО решила, что надо Россию «наказать», и отказалась от всякого сотрудничества. Выстрелила себе в ногу.

— Но у НАТО и России есть друг к другу масса вопросов, вызывающих озабоченность. Эти вопросы не обсуждаются по линии СРН?

— Сегодня главный вызов в отношениях России и НАТО в практическом смысле – это предотвращение опасных инцидентов, избежание неправильного прочтения намерений друг друга, то есть деэскалация. Руководители стран НАТО об этом постоянно говорят. Кто бы спорил. Мы готовы к предметному диалогу, но вести его невозможно без участия военных. НАТО же решила оборвать все связи по военной линии, кроме канала на уровне начальников генштабов. При всем уважении к послам, не им обсуждать, какой должна быть безопасная дистанция между кораблем и самолетом, или на каких частотах должны выходить на связь пилоты при сближении.

Кроме того, натовцы все время настаивают на обязательном обсуждении украинского вопроса, что лишено смысла с учетом роли ОБСЕ и с учетом того, что существует нормандский формат, в котором участвуют две натовские страны. Так что мы готовы к предметной работе, но…

Кстати, у нас в прошлом году было два заседания СРН, где мы обсуждали состояние военной безопасности и очень серьезную проблему – судьбу ДРСМД, потому что затронута безопасность всех членов СРН. Исходим из того, что такие обсуждения должны нас продвигать в правильную сторону, иначе диалог будет обесценен.

— Считаете ли вы реальной вероятность передислокации ядерного оружия из Германии в Польшу? Каковы были бы действия российской стороны в случае осуществления такого плана, с учетом того, что это стало бы нарушением основополагающего акта Россия-НАТО?

— Мы за этим очень внимательно следим. В основополагающем акте Россия-НАТО зафиксировано жесткое обязательство стран альянса не изменять построение и географию размещения ядерного оружия и соответствующей инфраструктуры. Конечно, хотелось бы надеяться на то, что это обязательство будет выполнено. Но действия администрации США, мягко говоря, несколько расширяют представления о границах возможного. Так что уверенности нет.

Если мы увидим движение в сторону формирования конкретных планов или соответствующую подготовку, с нашей стороны будут приняты все необходимые меры предосторожности, в том числе военные, чтобы обеспечить безопасность.

— То есть Россия выйдет из основополагающего акта?

— Я думаю, что это будет просто приговор этому документу.

— Получается, что разрушен Договор об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ), нет больше договора о ракетах средней и меньшей дальности (ДРСМД), США вышли из договора по открытому небу (ДОН), на ладан, судя по всему, дышит СНВ, а теперь еще и основополагающий акт Россия-НАТО? В сфере контроля над вооружениями хаос? Как его преодолевать?

— Да, это хаос. И в сторону этого хаоса движутся США. Если говорить о столпах, на которые опиралась система военной безопасности в Европе, то посмотрите на американскую политику последних лет. Началось с того, что США сорвали ратификацию Соглашения об адаптации ДОВСЕ – «краеугольного камня» европейской безопасности, как зафиксировано в его преамбуле. Потом вышли из ДРСМД – а ведь казалось, что никто не мог поднять руку на этот договор. Сейчас – ни с того ни с сего выход из ДОН. И если произойдет то, о чем вы говорите, то есть передислокация тактического ядерного оружия, – тогда это может стать «контрольным выстрелом».

Пока, кроме намеков на такие сценарии, никто не заявлял о каких-то конкретных договоренностях на этот счет. Но принимая во внимание, каким беззастенчивым образом, не учитывая ничьи интересы, действуют США, такую вероятность полностью исключать нельзя.

— Может ли в этом случае Россия также передислоцировать тактическое ядерное оружие к границам НАТО?

— Будут приняты все необходимые меры. Мы уже заявили о том, что если в Европе не будет американских ракет средней и меньшей дальности, то и мы не будем ставить. Как только ракеты появятся – разместим и мы. И те страны, которые сегодня буквально борются за американское военное присутствие в каком-либо виде, за статус «прифронтовых» государств, – я имею в виду Польшу и страны Балтии, – должны понимать все издержки такого выбора с точки зрения собственной безопасности и своих союзников.

— Ведет ли Россия какие-либо дискуссии с НАТО, запрашивает ли объяснений в связи с усилением компонента ПРО в Польше?

— Раньше обсуждали, даже были инициативы по созданию совместной системы ПРО. Но сегодня что здесь обсуждать? Планы реализуются, и в 2021 году должно быть закончено создание ракетной базы – на территории Польши с пусковыми установками МК-41. Это еще больше нарушит баланс, создаст прямую угрозу интересам Российской Федерации, особенно с учетом того, что не прошло и две недели после выхода из ДРСМД, как американцы провели испытания крылатых ракет наземного базирования.

Проблема только обостряется. В Румынии система уже готова, там уже стоят пусковые установки МК-41, которые являются универсальными, из которых можно пускать ракеты различного предназначения. Этими же пусковыми установками МК-41 оборудованы американские корабли с системой ПРО «Иджис Эшор». Туда же загружаются и «Томагавки», то есть ракеты средней дальности. Все это, разумеется, учитывается в процессе планирования в области обороны.

— Как вы оцениваете реализацию инициативы об обоюдном использовании транспондеров при полетах боевой авиации на Балтике?

— В сумраке, который характеризует отношения Россия-НАТО, был один просвет. Он появился, когда под эгидой Совета Россия-НАТО была создана Проектная группа по авиабезопасности на Балтике с участием России, представителей НАТО, Финляндии и Швеции, стран Балтии. В результате был согласован международный внетрассовый маршрут, соединяющий Санкт-Петербург и Калининград, который был сертифицирован всеми странами, в зоне ответственности которых он пролегает. Он стал официальным маршрутом, признанным Евроконтролем. Использование этого маршрута российской государственной авиацией, прежде всего военной, позволяет направлять полетные планы заранее и использовать транспондеры. Гражданские диспетчеры наблюдают на своих радарах самолеты, которые летают по этому маршруту. Это серьезное улучшение ситуации в сфере управления гражданской авиацией в плане устранения рисков для коммерческой авиации, ведь в этом регионе очень высокая плотность воздушного движения. Хороший пример того, что, когда привлекаются эксперты, а стороны придерживаются деполитизированного подхода, можно добиться пусть скромных, но конкретных результатов.

В то же время, у нас есть претензии к странам НАТО. Даже когда наши самолеты следуют по этому маршруту с включенными транспондерами, их продолжают перехватывать натовские истребители.

— Сохраняет ли актуальность идея отправки миссии ООН для обеспечения безопасности сотрудников миссии ОБСЕ на Украине? Как в целом вы оцениваете деятельность миссии?

— Нет, эта идея больше актуальности не сохраняет. Была предложена в свое время президентом Украины Петром Порошенко. Мы согласились, потому что у ОБСЕ, в отличие от ООН, нет «вооруженной руки». Все ее миссии невооруженные. Это миссии наблюдения, содействия. В какой-то момент Порошенко заявил о том, что необходимо обеспечить безопасность сотрудников миссий. Но сегодня им никто не угрожает. Мы поддерживаем деятельность миссии, считаем, что она выполняет очень важную функцию. Но если говорить о существе проблемы, вопрос не в миссии и не в том, как она действует, а вопрос в неготовности Киева двинуться по пути урегулирования и выполнения Минских договоренностей в политической сфере и сфере безопасности.

— Можете ли вы подтвердить, что готовится визит в Россию президента Франции Эмманюэля Макрона? Когда он может состояться?

— Действительно, есть принципиальная договоренность о визите Эмманюэля Макрона в Россию. Сроки еще не определены. Можно предположить, что из международной проблематики будет обсуждаться весь спектр проблем, связанных со стратегической стабильностью, с ситуацией в сфере контроля над вооружениями в самом широком смысле этого слова, европейская безопасность и, конечно, ситуация во всех «горячих точках» – это и Ливия, и Сирия. Актуальность указанных тем только возрастает в связи с последними событиями. Все эти темы прочно вошли в ткань российско-французского диалога на высшем и других уровнях.

— Складывается ощущение, что, несмотря на весь позитив, отношения между Россией и Турцией не могут считаться стратегическим партнерством, а скорее ситуативным союзом, прежде всего с учетом разногласий по Ближнему Востоку. Допускаете ли вы ситуацию, когда, к примеру, действия Анкары в Ливии или Сирии приведут к тому, что в российско-турецких отношениях пробежит «черная кошка»?

— Я бы не вычленял отношения России и Турции из общего контекста международных отношений, которые находятся не в очень хорошем состоянии. По мере ослабления коллективных начал политика начинает уходить и в ситуативные альянсы.

Конечно, у России и Турции есть история своих отношений, она общеизвестна. И «черных кошек» было немало. С другой стороны, благодаря усилиям президентов Путина и Эрдогана удалось далеко продвинуться в сфере выстраивания стратегического партнерства. Если вы посмотрите на содержание двусторонних отношений, – а это и сфера экономики, энергетики, контактов между людьми, – то трудно не увидеть, что они опираются на прочную основу. Здесь очевидно присутствуют элементы позитивной взаимозависимости. Такие проекты, как, например, «Турецкий поток», строительство атомной станции «Аккую», оказывают влияние на саму природу отношений.

Да, мы признаём, что у России и Турции могут быть разные интересы, в том числе на Ближнем Востоке. Но не забывайте, что именно Россия и Турция с участием Ирана сумели создать астанинский формат, который на сегодняшний день формулирует основные принципы урегулирования в Сирии. И при всех нюансах наших национальных позиций, трудностях и различных оценках, у нас есть стратегическое единство в том, что касается будущего Сирии, что это должно быть единое неделимое государство в рамках его нынешних границ и что сами сирийцы должны определять свою судьбу. Это очень важно. При всех разногласиях нам удается договариваться. И если коснуться ткани политического диалога, то мне трудно сказать, с какими еще странами у нас такие плотные контакты, фактически в ежедневном режиме. Это не только беспрецедентные по интенсивности контакты между лидерами, но это и контакты «на земле»: наши военнослужащие осуществляют совместное патрулирование в Идлибе и в районе сирийско-турецкой границы. Мы проделали огромный путь и добились больших результатов. При том что у нас есть сфера разногласий, и мы абсолютно открыты для их обсуждения.

— Какие действия предпримет в Россия в случае, если США перекупят у Турции системы С-400, поставленные РФ?

— Это невозможно. Любой стандартный контракт содержит положение о конечном пользователе. Никогда такие системы не поставляются при понимании, что они могут быть перепроданы.

— Как вы можете прокомментировать решение турецких властей изменить статус храма Святой Софии в Стамбуле?

— Сожалеем. На Земле сохранилось не так много символов современного мира с историей, уходящей вглубь веков, и влиянием, которое они оказали на эволюцию человечества. Все они требуют самого бережного и уважительного отношения

Храм находится на территории Турции, но, без преувеличения, является всеобщим достоянием. Именно в силу исторического, духовного, межконфессионального и культурного значения Святая София была признана в 1985 году объектом всемирного наследия под охраной ЮНЕСКО.

Надеемся, что все обязательства, связанные с этим статусом храма, управления им, сохранностью и доступностью, будут выполнены в полном объеме.

Метки: безопасность, ДОВСЕ, Евросоюз, ЕС, ЕСПЧ, конституция, Минские соглашения, НАТО, нормандский формат, Совет Россия-НАТО